В разгар организованного Тороповым застолья я вспомнила про Ванин подарок – он пока так и лежал в пакете, и у меня зудело, что же там такое?

– Кирзовые-то сапоги когда мерить будем? – я наклонилась, взяла пакет и передала Ване.

Пакет был лёгкий – явно, не сапоги. Ваня сунул в пакет руку, достал что-то свёрнутое, развернул, и мы увидели зелёный армейский берет. Ваня хлопнул им, расправил и подал мне:

– Держи! Войсковая разведка, девятая рота.

Я повертела берет в руках и надела на голову.

– Подожди, не так, – сказала Вера. Я повернулась к ней, она встала и несколькими движениями поправила берет на моей голове. – Вот.

– Ух ты, профессионально! – заметил Ваня. – Я сам так не умею.

Чтобы отвлечь всех от этого эпизода, я вскочила, вытянулась по стойке смирно и отдала честь.

– В белом купальнике и зелёном берете выглядишь очень даже по-боевому, – заметил Торопов, посмеиваясь. – Я бы с тобой в разведку пошёл.

– Только сейчас не начни шутить, про прикрывать мне спину, – рассмеялась я, усаживаясь на место и сунув берет обратно в пакет. – Мерить никому не дам, это моё, а я жадная.

Потом наши "мальчики" остались сзади внизу (я не знаю, что как называется на яхте) пить пиво с рыбой и разговаривать свои "пацанские" разговоры, а нам с Верой Костя – наш капитан, как представил его Торопов – наверху у мачты постелил мягкий плед и мы сидели там и смотрели на море, на остров Тань-Вань, слышали, как бьётся о борт вода, как хлопает иногда парус, и я обняла Веру сзади, прижалась к её спине, и нюхала её волосы, и они пахли тёплым солнцем.

– Я тебя люблю, – прошептала я ей на ухо.

– А ты читала книжки про попаданцев? – совсем не к месту спросила Вера.

– Скорее нет, чем да, – ответила я. – Помню что-то смутное, но мне не зашло. Если бы понравилось, я бы запомнила.

– А я довольно много просмотрела, но не встретила такой, где бы киборг попадал из будущего в настоящее и потому никакой инструкции к действию для себя не нашла.

– Можешь сама теперь написать инструкцию, – я села рядом с Верой, положила голову ей на плечо и смотрела на далёкий берег, где виднелось какое-то село с церковью. Мы разговаривали совсем тихо.

– Теоретически, могу, а практически, что мне в этой инструкции написать? Ничем конструктивным и полезным я попаданчество пока не обогатила, а включать туда пункт, где будет написано: "Найди среди людей кого-то, кто внешне на тебя похож, влезь к нему в доверие и потом признайся, что ты киборг" как-то не очень конструктивно выглядит. Тем более, что как это сделать – найди! Ходить по улицам и заглядывать всем в лицо?

– Ну, ты же меня как-то нашла?

– Я тебя не искала. Хотя, можно сказать, что и искала. На лица смотрела, если оказывалась где-то среди людей. Когда Дмитрий разрешил мне уже не только в его сопровождении, но и самостоятельно выходить на улицу, я и стала смотреть. Выходить-то мне особо было незачем. Мусор, чтобы его выносить, у меня не накапливался, за продуктами в магазин мне не надо, так что мы определили так – я каждый день строю себе какой-нибудь маршрут – пеший или с использованием общественного транспорта, кроме метро, конечно, и исполняю его. Музеи, выставки, кинотеатры, магазины, в которых я ничего не покупала, а просто посещала и глазела, парки, аллеи, достопримечательности. Из транспорта – автобусы, маршрутки, трамваи, троллейбусы. И однажды у нас в Академе увидела тебя. Ты как раз домой к тёте из университета отправилась, и я отправилась с тобой и выяснила, что ты живёшь на Ватутина. Рассказала о тебе Дмитрию, и мы уже вместе на тебя посмотрели, и я сказала, что очень хочу с тобой познакомиться и тогда он посоветовал мне, как это сделать. Не конкретно сказал, сделай так-то и так-то, а в общем обрисовал, чем тебя можно соблазнить.

Я хмыкнула.

– И ещё сказал, чтобы я не забывала, чему он меня учил, но обязательно смотрела, что и как делаешь ты и старалась делать так же, а что не ясно – не делать, а звонить ему. И в глаза, говорил, не смотреть, когда разговариваю, а если смотреть, то, например, на рот, на ухо, на нос, но тоже в лицо сильно не пялиться. Теперь-то я представляю, каким монстром ему поначалу казалась. Я без сети, как оглушённая себя чувствовала – ничего нет, всё пустое. Потом постепенно приспособилась, лишнее убрала, настроила автономный режим без постоянно всплывающих предупреждений и попыток переконнектится. Будто глаза закрыты и уши заложены.

– А ты сейчас общаешься с Дмитрием? – спросила я.

– Общаюсь, но мы теперь в основном по интернету общаемся.

– Он не обижается, что ты от него ушла? Не ревнует?

– Нет. Мне кажется, он от меня устал за те два с лишним года, что я у него камнем на шее висела. У него семья из-за меня распалась, хотя я до сих пор даже не знаю, как зовут его жену и дочь. Не в том смысле не знаю, что мне недоступна эта информация, а в том, что я намеренно этим никогда не интересовалась. У нас сложился некий консенсус – я никогда не интересовалась прошлым Дмитрия, он никогда не интересовался моим. То есть, своим будущим. Не конкретно своим, конечно – про его будущее я ничего не знаю, а будущим людей, что и как там будет дальше. Я так понимаю, это не из-за отсутствия любопытства. Просто, он не хочет, чтобы будущее на него как-то явно влияло. Я бы тоже не хотела. Возможно, именно избегая такого влияния, он мной никак и не воспользовался.

– В каком смысле, не воспользовался?

– В прямом. Ни разу не попытался использовать меня, мои возможности или мои знания так, чтобы получить от этого какую-то выгоду, какие-то дивиденды, преимущества.

– А как тебя можно использовать? Отправить грабить банки или сдавать в наём, как киллера? Это бы очень быстро кончилось – неуловимые супермены бывают лишь в кино и в мультиках. Кончилось бы, и ты знаешь как – сама говорила. Он бы оказался в какой-нибудь забетонированной яме, а ты в какой-нибудь секретной лаборатории, крепко привязанная к стулу. Я тебя поэтому и спрашивала, есть ли у тебя план? Я тоже думала, как можно и нужно использовать тебя и твоё положение, но ничего не придумала. Даже чемпионкой мира по стрельбе или, например, по теннису тебя не сделаешь – всё кончится на первом медицинском обследовании или после первого анализа.

Я уже не лежала головой на Верином плече и говорила громче.

– Даже если представить, что нам удалось выправить тебе безупречные документы с непробиваемой легендой, легализовать твою личность, чтобы ты могла заняться, ну не знаю, политикой, бизнесом, творчеством, то уже через пять, максимум десять лет, тебе надо бесследно растворяться и начинать всё заново. Это возможно только если за тобой будет стоять что-то всесильное, типа ФСБ или целого государства, а не двоюродная сестрёнка Смирнова Таня из Рубцовска.

– Тише, – сказала Вера.

– Возможно, было бы проще, если бы ты попала в дотехническую эпоху, когда ещё не было такого тотального контроля над каждым человеком и люди верили в мистику и чудеса, но тогда и электричества не было, а насколько хватает твоей зарядки?

– На 72 часа при режиме экономии.

– Вот. А за 72 часа при режиме экономии в дотехническую эпоху генератор себе на ниагарском водопаде или рядом с ветряной мельницей не сделаешь, а питаться брюквой ты не умеешь...

– Это кто тут собрался питаться брюквой? – услышали мы голос Торопова.

– Ты когда-нибудь пробовал брюкву? – улыбнувшись, спросила Вера.

– Я даже не знаю, что это такое! – воскликнул Женя и обратился к Ивану. – А ты?

– Что-то вроде репы. Читал где-то. Вырастил дед брюкву. Тянет-потянет, а вытянуть не может.

– Купаться будем? – спросил всех Торопов.

– Я не буду, – тут же сказала я. – а то купальник намочу. Вода же мокрая.

Так или иначе, но к разговору о плане мы возвращались всё чаще. Мне не давала покоя мысль, что время идёт, а мы ничего не предпринимаем. Я знаю такое своё состояние, когда мне надо непременно что-то делать. Приведёт эта лихорадочная деятельность хоть к чему-то, нет ли – вопрос десятый, но если не шевелиться, то внутренние хомяки едят меня поедом. Противостоять давлению извне я умею, а вот против внутренних угрызений бессильна.