Но все это, по мнению Вассы, было глупым романтизированием, красивым, но совершенно чуждым явлением там, где до красоты никому не было никакого дела, ведь пробраться на самый верх одними танцами – идея абсолютно дикая.
Глава 13
Лана всё также казалась безоговорочно потрясающей, даже не смотря на то, что Шин не виделся с ней несколько дней, и понятия не имел, чем она занималась всё это время, но был уверен, что та явно не проводила его впустую, по крайней мере, он думал, что такой человек, как Лана, точно был способен распределять своё время правильно. И при этом оставаться максимально успешным. Шин уже не скрывал, что завидовал её таланту, но всё также не понимал, почему, при всём этом, Лана проводит с ним так много времени.
Сегодня она снова задалась идеей вытащить Шина на свежий воздух из его отчаянного одиночества, и, хотя он не слишком хотел соглашаться, бесцельные попытки что-то придумать сводили его с ума. Выйдя из здания общежития, они направились в неопределенном направлении и набрели на большой парк с фонтанами, лавочками, красивыми скульптурами и, возможно, прогуливающимися здесь местными жителями, но, учитывая наличие в Ситте Битвы, Шин очень сомневался, что вблизи стадиона можно встретить местных. Парк выглядел не слишком большим, компактно умещался в виде узкого треугольника между двумя лучами-улицами, упираясь вершиной в стены стадиона, огороженный по всему периметру метровой зеленой стеной, создавая атмосферу уединения.
Лана любила раннее утро, которое Шин никогда не жаловал, при том, что был вынужден каждый будний день вставать в определенное время, иногда сон банально являлся лучшей частью его жизни за неимением ничего важного в происходящей вокруг реальности, ведь сколько хорошего могло произойти внутри снов. Лана с этим, вероятно, могла бы и поспорить, хотя Шин не сопротивлялся её желаниям начинать прогулки в такую рань, молча слушая истории и не слишком заметно зевая. Лана все же предпочитала быть активной, деятельной, заниматься вещами, которые в её представлении не могли сравниться со скучным и бесполезным сном. Шину не приходило в голову заводить с ней подобный спор. Он бы всё равно его проиграл.
Однако возмущаться, что права будить его ни свет, ни заря у Ланы не было ни малейшего, он мог, хотя последние дни только и делал, что спал в ожидании, когда же эта идиотская адаптация закончится, так что сна в этот сложный период его жизни хватило с головой на всю жизнь грядущую. Правда, сколько её там осталось в нынешних условиях, Шин мог только предполагать.
В конце концов, именно так они и оказались в почти что безлюдном парке ранним утром, где помимо них были только подобные Лане слишком деятельные и активные. У фонтана в центре аллеи, на лавочках которой они и расположились, сидела девушка, прямо на самом бортике, и игралась с водой внутри большой каменной чаши. Вероятно, она тоже была претенденткой, но Шину ещё не доводилось видеть кого-то из ветки воды, как, впрочем, и из его ветки. но не то чтобы он как-то активно старался их искать. Пока ему повезло, что Лана и Фима не стали его потенциальными противниками. Несоизмеримо повезло. Что было к лучшему, ведь, при всем желании, вряд ли у Шина был бы хотя бы минимальный, незначительный шанс против них.
Никаких серьезных планов у Шина не было, дни тянулись один за другим, постепенно приближая их всех к отборочному этапу, и кто-то среди ожидающих уже наверняка нашел тысячу вариантов того, что покажет на радость толпы и под хорошую оценку судей. Кто-то такой, как Лана, например.
Наверняка, у неё уже был стоящий план того, как поразить всех и каждого в отдельности, завладеть вниманием, заставить каждого смотреть в её сторону, не отрываясь, наблюдая за малейшими действиями. Лана как раз и была тем, кто мог легко завоевать внимание, вероятно, не прилагая большого количества усилий. Почему-то у Шина складывалось впечатление, что эта часть – представление и перфоманс – тоже важна для Ланы, хотя он ни разу и не спрашивал, что просто были его мысли, которые озвучивать он не осмеливался. Лана постоянно рассказывала о себе, слова лились из нее бесконечным потоком, потому Шин ощущал себя непривычно, думая, как задать вопрос, так что часто решал просто не задавать.
– Гляди, – внезапно обернулась в его сторону Лана, что-то пряча в ладошке. Шин заинтересованно всматривался, а сама Лана гордо улыбалась и крепко сжимала пальцы в кулак. Судя по выражению, некий секрет, спрятанный в ладошке, очень веселил её.
– Что там? – спросил Шин, решив, что так просто она не покажет. Ей нужен был повод для очередного представления, и в этом он не ошибся.
– Маленький секретик, – озорно улыбнулась Лана, медленно разжимая большой палец, поглядывая в сторону Шина заинтересованными глазами с целью определить его реакцию. Под тонкими длинными пальцами пряталось теплое оранжевое свечение, оно постепенно росло, словно бы выбиралось из домика, освещая руки. Затем Лана зажала указательный и средний палец большим, и начала разжимать руку, выскальзывающее свечение тянулось вслед за движением пальцев, и в одно мгновение раскрылось пылающими крыльями бабочки на кончике среднего пальца. От крыльев в сторону тянулись небольшие всполохи при каждом малейшем шевелении бабочки. Лана улыбалась, поднеся руку близко-близко к лицу, словно смотря на мир сквозь размывающий очертания жар полупрозрачных крыльев. Шин смотрел на ту же бабочку, не отрываясь, на то, как она шевелился перед лицом Ланы и не создает никаких проблем – ни сложностей в её создании, ни боли от соприкосновения огня с голой кожей. Часть его ощутила зависть от того, что ему самому не удавалось так просто материализовать что-то, что могло прийти в голову, отчего он снова и снова возвращался к мысли о невозможной избранности Ланы. Быть может, это и не была избранность в полноценном её смысле, но в плане формы гениальности вполне могла быть. Лана с такой легкостью освоилась и была уверена в своей будущей победе – это ли не необходимые качества, которые легко могли бы привести её к цели? Другая часть Шина считала огонь слишком опасной стихией, чтобы с ним пытался справиться кто-то, вроде него.
Бабочка шевелила крыльями, и ее свечение отливало бликами в глазах Ланы, что невероятно завораживало. Шин не знал, что именно ему казалось волшебным больше: пылающие крылья или отражение их свечения в почти что алых глазах Ланы. Она была способна создавать произведения искусства, не прилагая к этому видимых усилий, что приводило Шина к третьей мысли, что на фоне Ланы он совершенно заурядный неудачник, который не понимает, почему всё ещё не бросил то, что у него совершенно не выходит. И на самом деле, ему бы так хотелось просто сдаться, но он не мог.
– Красиво, – протянул Шин, стараясь скрыть свое поникшее настроение за натянутой улыбкой, хотя чем больше он смотрел на горящую бабочку, тем больше ощущал наступающие умиротворение. Его безнадежные мысли никуда деваться не собирались, но словно бы отходили на второй план, намекая, что он мог не думать о плохом некоторое время. Всполохи пламени на концах крыльев создавали ощущение тепла и спокойствия, словно от настоящего большого костра, к которому воображение дорисовывало треск поленьев и запахи углей.
Затем бабочка сорвалась с пальцев Ланы и по неровной, дерганной траектории полетела в сторону фонтана, покружилась некоторое время вокруг сидящей там девушки, пытаясь несколько раз сесть ей на голову, устраиваясь между ровными линиями кос, и благополучно закончила свой жизненный путь, утонув в поднявшейся из фонтана капле, когда незнакомку такой аксессуар не устроил.
Шину стало несколько грустно, хотя это был всего лишь маленький сгусток огня в форме чего-то живого.
– Какие твои планы? – спросила Лана, оторвав взгляд от фонтана, как только бабочка окончательно пропала.
Та девушка, что сидела на бортике, смотрела в их сторону некоторое время несколько недовольно, Шин размышлял, решится ли она подойти и высказать претензию, но затем она вернулась к своим делам, ведь для неё они были такими же случайными незнакомцами на фоне толпы, как и она для них. Шин смотрел в её сторону ещё некоторое время после того, как она вернулась к играм с фонтанной водой, потому что отвечать на вопросы Ланы не хотелось. Он и не знал, что ответить – с планами у него так и не сложилось. Всё время, отведенное на адаптацию, он провел, занятый другими мыслями и вопросами. По большему счету, самобичеванием и сожалениями. И время на то, чтобы подумать о чем-то важном, у него… было, но Шин им не воспользовался рационально.
