– Спасибо, – смущенно ответила Васса, изо всех сил понижая голос до практически шепота. Дух ей только улыбнулся и больше ничего говорить не стал, вероятно, полагая диалог завершенным. Направление их движения было неизвестно, и, скорее всего, Вассе было уже пора сворачивать с этой траектории в сторону, ведь никто не звал ее, но она продолжала идти следом. Через пару минут, миновав одни белые коридоры, они добрались до другого белого коридора с чуть более темного оттенка дверьми, естественно тоже белыми. Дизайнер этого комплекса очень уж любил минимализм, а по мнению Вассы, даже перебарщивал с этой любовью – слишком много белого вообще и белого на фоне другого белого в частности. Оттеняли весь этот минималистичный кошмар стеклянная крыша, через которую сверху падал дневной свет и просвечивалось приятное голубое небо, а также цветы, коих тут было в достатке у каждой двери, у каждой лестницы, да и у каждой колонны. У одной из дверей практически на полу, прислонившись к стене, расположилась сгорбленная фигура, стоящая из темных, так сильно выделяющихся здесь цветов. Васса всмотрелась в фигуру получше – та показалась ей отдаленно знакомой. Дух рядом с ней едва слышно что-то недовольно шепнул сам себе, Васса перевела взгляд на него и увидела словно бы совершенно другого человека – ни тени первоначальной улыбки, которая так захватила Вассу, прищуренные глаза, напряжение во взгляде.

– Думаю, – произнес Дух очень тихо, в его голосе словно бы скрывалось… что-то нехорошее, опасное… – тебе стоит вернуться домой, Васса Кэрос.

– Эм, да, наверное, – встрепенулась она, бросая очередной взгляд на непонятную фигуру. Та не двигалась, даже не реагировала на их голоса, продолжала сидеть на полу, не обращая ни на что внимание. Быть может, подумала Васса, фигура имела какое-то значение, если Дух попросил уйти, а, может, не имела значения вовсе, но Дух не хотел, чтобы Васса это видела, потому что планировал что-то… что сквозило в его голосе опасными нотками. В любом случае, Васса не знала причины, и на этот раз решила проявить чуть больше уважения, моментально скрывшись из коридора как можно дальше.

Вот только одна вещь никак не давала ей покоя: тот человек казался ей знакомым, и она никак не могла вспомнить, где же могла его видеть, пока внезапное озарение догнало на полпути к дому – мальчик с фотографии. Новая волна ревности и неприятного ощущения, что жизнь опять крутилась где-то вне жизни Вассы, охватили её с головы до ног, вынудив резко развернуться, чтобы… что? Непонимание заставило остановиться, Васса подумала: а что она хотела сделать и что вообще могла сделать? Задумалась на пару секунд, затем тяжело выдохнула и обреченно побрела в сторону дома. Она могла сделать ровно ничего, в конце концов, это не её история.

Шин проснулся с мыслью: “Найти источник”.

Едва открыв глаза, он понял, что находится там же, где засыпал. Ничего не изменилось, кроме небольшого беспорядка, но это было поправимо. Мысль в голове не успокаивалась, хотя он и не понимал, что именно она изначала. Это была даже не оформленная идея, а что-то вроде ощущения, некоего чувства притяжения к чему-то. Чувства, словно он должен быть не здесь, а где-то в другом месте. Вблизи от источника. И Шин понятия не имел, о каком источнике шла речь. Но мысль, едва сформировавшись, уже требовала от него действий, разве что он не понимал, каких именно, она требовала куда-то идти, но Шин не представлял, куда ей нужно. Стрелок направления в голове не складывалось, магические карты с точной прорисовкой объектов не разворачивались, и ничего нигде не подсвечивалось. Существовала только мысль и идея движения, следуя ей, Шин попытался подняться, но даже обыденные действия давались ему с трудом. Казалось, вчерашний ураган мелочь, сегодня стало только хуже – чуть успокоившийся озноб вернулся, голова словно бы превратилась в большой воздушный шар и ощущалась одновременно очень легкой и до невозможного пустой.

Кроме одной единственной мысли её ничего не занимало.

Шин последовал за идеей, ноги несли его вдоль улиц в неопределенном направлении, двигался он исключительно по наитию куда-то, где воображаемая цель могла находиться, существовать, присутствовать. Он не понимал ни одно из своих действий, просто двигался в каком-то направлении. В солнечном сплетении что-то давило, сжималось и словно бы распускало острые коготки, впиваясь в мягкие внутренности. Идея, которая хотела выбраться наружу. В какой момент, который Шин не особо заметил, светлая жаркая улица сменилась прохладным помещением – всё, что он мог понимать в окружающей реальности, цвета и формы. А первоначальная мысль окончательно заполнила собой всё и ничего больше, кроме идеи “найти источник” не существовало. Вся жизнь и смысл этой жизни сузились до одной простой идеи, практически первобытной мысли. Постепенно в ушах нарастал звон, что-то словно бы сжимало мышцы, но одновременно давило и распирало их изнутри. Шин запнулся на пустом месте, потому что ничего не видел, ноги ощущались словно бы мягкими, желеобразными и едва двигались, что он покачнулся в сторону, благо под рукой удачно оказалась стена. В последнее время ему везло. Стена ощущалась гладкой и холодной, к ней хотелось прислониться, что он и сделал, закрывая глаза. Но состоянию это не помогло – мир вокруг продолжил кружиться и шататься, словно пол под Шином был максимально неустойчив и колыхался от малейшего движения воздуха. Всё, что оставалось, сползти вниз и попытаться переждать этот приступ головокружения.

Неподалеку раздавались голоса, незнакомые или, может, смутно знакомые – из-за непонимания своего местоположения Шин мог только гадать. Громкие или тихие они существовали на фоне нарушенного восприятия окружающего мира, приближались, но смотреть не хотелось, ведь пытаться что-то разглядеть казалось Шину ещё глупее и абсурднее, чем сама по себе ситуация в целом. Голоса звучали близко, совсем рядом, но из-за непрекращающегося звона Шин не мог разобрать, о чем они говорят.

– Да, наверное, – донеслось до него высоким женским голосом, которого он никогда не слышал прежде.

За закрытыми веками плавали разноцветные пятна, не хотелось видеть их на фоне существующих в реальности пятен, потому Шин не пытался открыть глаза, пока состояние не станет хотя бы пародией на норму. Уже этого было слишком много для и без того помутненного сознания, для измученного, страдающего от постоянных проблем сознания. Хотелось, чтобы этот кошмар, наконец, прекратился. Чтобы всё стало как раньше – просто, понятно, хорошо. Стабильно. Ощущения напоминали карусель, которая никак не хотела останавливаться. Только в отличии от карусели, Шина не тянуло ни в какую сторону, чтобы предположить, где выход. И он не мог с неё сойти.

Шаги раздались совсем рядом. Осторожно Шин попытался поднять голову, но движение отзывалось только большей тошнотой, воображаемая карусель крутилась всё быстрее, словно не имела никакого запаса энергии, который мог был однажды остановить её бесконечный цикл нескончаемых страданий. Затем Шин ощутил прикосновение к плечу, медленно его потянули вверх, но встать с первой попытки не вышло, покачнувшись, он привалился к стене, едва не скатившись по ней обратно на пол, но что-то подхватило его с другой стороны. Что-то очень мало напоминающее прикосновения реальных людей. Воспоминание промелькнуло в голове, но тут же оказалось смыто очередным отвратительным ощущением кружащейся вокруг одной точки реальности. Шин даже не пытался открывать глаза, потому что под ними цветных кругов и пятен стало даже больше, словно бы они поселились внутри его головы навсегда. Что-то снова потянуло его, на этот раз вперед, он сделал шаг, затем услышал звук открывающейся двери и споткнулся о небольшой порожек. Стоило бы начать смотреть, куда ставить ноги, подумалось Шину без какого-либо желания эту мысль воплощать в реальность, но всё те же нечеловеческие прикосновения удержали его от падения. Это напоминало. паутину – сплетение из огромного количества тонких нитей, оплетающих каждый миллиметр его организма, словно кокон. По какой-то причине страха от этого сравнения у Шина совершенно не прибавилось, паутина даже показалась ему уютной. Затем дверь тихо зашуршала за его спиной, а помещение за ней оказалось светлее чем коридор, что легко различалось даже с закрытыми глазами – это было уже другое место, в которое вело его сознание, увлеченное одной-единственной идеей.