Течь вроде стало не так сильно, можно надеяться, что завтра — послезавтра все заживет. Не такой и глубокий порез, чтобы переживать. Перевернув платок чистой стороной, Злат постарался не хлюпать носом, узрев поодаль хрупкую фигурку. Вот мало того, что так глупо сам себе сорвал атаку, так еще и перед женой опозорился. Его мужская гордость явно пойдет сейчас рыдать где — нибудь в укромном уголке.

— Есенья? Что — то случилось? — накинув на плечи рубашку, Злат таки хлюпнул чертовым носом, зажал пострадавший орган платком и посмотрел на молодую. Интересные у них встречи: то она в крови, то он.

Так вот чем царевич днем занимается? Бои такие ведет, что будто не на жизнь, а насмерть. Она даже рот зажала ладонями, глядючи, как они бьются. И хорошо, что зажала, а то точно бы вскрикнула, когда муж ее удар получил. Кровища так и хлынула. Еся хотела было к нему подойти тут же, да остановилась. Где это видано, что бы баба на поле брани выбегала, да нос, хоть и в крови, мужу вытирала.

Так и застыла поодаль, губы кусая, да перетаптываясь. А он ее и не видел до последнего… Есе даже страшно уже стало, сколько крови то еще течь будет?

Наконец, он оглянулся, приметил ее… А Есенья только и могла видеть, что платок окровавленный в его руке.

— Н — нет, — помотала головой. В несколько шагов все же приблизилась к нему… Обнаженная кожа уже не столь притягивали взгляд. Она во все глаза разглядывала его лицо. Как себя чувствует хоть? Вроде стоит ровно…

На ходу достала из рукава свой платочек. Не задумываясь, потянулась к его руке, отнимая от лица и не в силах сдержать порыв проверить, что там. Нахмурилась, рассмотрев масштаб бедствия. А после перевела сердитый взгляд с раны в глаза.

Огляделась, но в тренировочном зале кроме них двоих никого не осталось. Ну и где взять волшебной водицы? Она прижала к его ране свой платочек, оть пальцы и дрожали слегка, но его тряпица уже насквозь пропиталась.

— Должен выжить — улыбнулся Полоз, накрывая своей рукой тонкие женские пальчики. Где — то была в турнирном зале аптечка на случай травм и порезов, но он впал на несколько секунд в ступор, вглядываясь в необыкновенные глаза, ставшие темными, неспокойными, будто небо после дождя. Левая рука сама собой медленно поднялась вверх, пальцы коснулись женской щеки, то ли приласкать решил, то ли солнце таким образом прикрыл, чтобы эти глаза от него не закрывали. В горле пересохло даже на время, пока по голове не прилетел весь комизм ситуации: если он сейчас мертвой водой не отольется, то в буквальном смысле к ее ногам упадет.

Злат улыбнулся, ласково погладил жену по щеке и вручил той небольшую бутылочку, которую обнаружил в запрятанной за доспехами нишей.

— Польешь? — черт бы с порезом, но кровило сильно и не хотелось с синяком на лице перед балом ходить. Умывшись, змей осторожно подергал носом, вытерся предоставленным платком, за неимением своего в чистом виде

— Чего, тебя там замучали? — заговорщески подмигнул царевич, и задумчиво окинул взглядом стройную фигурку, спрашивая сам себя ну ладно ей, а ему — то зачем это надо, что он сейчас хочет предложить?

— Хочешь в город? Варианта два: одеться служанкой или одеться гвардейцем. Выбирай если решишься. Я бунтую и объявляю себе выходной. — матушке о бунте он, пожалуй, ближе к городу скажет…

Если у Злата во рту пересохло, то у Есеньи язык буквально к небу прирос, стоило царевичьим пальцам до ее щеки дотянуться. Что творят, спрашивается? он вед ее домой отправить собирался, от женитьбы открещивался. И она сама…

Да только все это не имело никакого смысла сейчас, когда он вот так напротив стоит. И вроде едва весомо пальцами касается, а будто всю ее целиком в силках держит.

Наваждение, впрочем, недолго продлилось. Он быстро напомнил, зачем она подошла. Закончив помогать с раной на его лице, Есенья на всякий случай на шажок назад отступила.

— Не замучили, — отозвалась, не сдержав улыбку. Матушка твоя послала. Велела передать… — пришлось задуматься на миг, — что запонки готовы.

И выражение такое на лице приобрела, мол, сама понимаю, как странно все это звучит, но что уж тут поделать. Ей велели, она сделала…

А что до бунта, так Есенья даже не сразу поверила. Ее, конечно, уже выводили в город, но все это так официально проходило. Только из окна кареты и удалось поглядеть немножко.

Глаза прямо загорились, она даже на носочки привстала.

— А так можно? — почему — то шепотом переспросила у царевича. И сама себе мысленно по лбу треснула, ну конечно, можно, он же царевич! Ему вообще все можно! Наверное…

— Я… Я быстренько! — она шагунула к выходу, потом обратно к нему и снова назад. — А что мы там будем делать? — и уже в сторону, — хотя какая разница, — я служанкой… У Гретты спрошу. Она не говорит ничего… — Снова к выходу шаг и снова обернулась обратно, — а где мы встретимся? А как выйдем, охраняют же?

Так засуетилась, заметалась, будто не в город собрались, а как минимум революцию учудить.

Венценосная особа едва не застонала в голос: терпеть не может эти запонки, теряет их все время, но как бал так приходится нацеплять на себя, что конь сбрую.

— Нельзя, конечно: где же видано, чтобы царевич с челядью веселился, но мы вряд ли будем про это распространяться. Слугам спокойно входить и выходить можно, а сегодня как раз новых девушек в горничные и на кухню прислали. Тебя гвардейцы еще не знают в лицо, но глаза на всякий случай не поднимай. А, да, еще: я пареньком с кухни буду, темноволосым и зеленоглазым таким. Меня, к сожалению, хорошо знают в лицо. Ну, беги. Встретимся во внутреннем дворе, возле елки. — Злат махнул рукой супружнице, а сам пошел отрывать глупостями от работы верховного мага.

— Вот все вроде умеешь, а чары маскирующие не осилишь никак — ворчал Свет, колдуя над лицом друга. Достал из сундука одеяние простого народа, вручил Злату, как и перевязь на пояс с метательными кинжалами.

— Лучше в морду бей. На сколько знаю, в камень обращать только ты можешь. — не нравилась ему эта вылазка друга, но проще алмаз заставить корни дать, чем Полоза переубедить.

— Не учи ученого. Да я не драться иду, а отдохнуть. Прикупить может чего, на ярмарку посмотреть. Спасибо. Развеется все в полночь, как всегда? — Злат потрогал свой ставшим остреньким нос.

— Да. Особо долго во дворе не отсвечивай. Ну, ты сам все знаешь. Удачной вылазки — маг махнул другу рукой и снова склонился над своими колбами.

Щурясь на солнце, щуплый чернявый парень вяло болтал со стражниками на посту, вызнавая новые сплетни: он де недавно на кухню заступил, а правда что хозяин росту под три метра, у него глаза и зубы золотые и он ядом плюется, если его разозлить?

Еся слушала и ушам своим не верила. Кажется, царевич решил её удивить. Только она страдала от всего этого официоза и скучала по простой жизни, как он будто услышал её мысли. Идея побывать в городе простым человеком Есенью не просто обрадовала, а даже воодушевила. Будто что — то в ней только того и ждало.

Внимательно дослушав наставления, Есенья торопливо закивала.

— Я мигом! — ответила царевичу и пропустила к покоям. И вовсе не ровным шагом, как положено, а едва не вприрыжку.

На ходу обдумывала, как бы добыть форму горничной… была у неё мысль. Одна из её прислужниц, немая Гретта, относилась к ней с особой теплотой, то носочки шерстяные подложит, то книжку нужную достанет, хотя в библиотеке той не было. К обеду всегда что — то вкусное ей принесёт, особое.

Просьба, конечно, странная, но больше обратиться было не кому.

И не ошиблась Есенья. Правда пришлось убеждать горничную, что сбегать царевна не собирается. И что вообще решила она таким образом в покои к царевичу попасть.

В общем часом позже в простом серовато — коричневом платье и повязке на волосах, она спустилась во двор, выискивая взглядом кого — то похожего на описанного Златом.

Идиота из себя строить было, честно говоря, не особенно приятно. Зато Злат узнал, что «полюбовницы у него красивущие, но стервозные, спасу нет», и «жинка тоже могет быть ничего, но только кто ж ее видел. Вроде говорят, что худющая». И, к слову, слава богам, что никто не видел: хорош бы он сейчас был в виде поваренка, нагло удаляющегося с супругой Полоза.