При упоминании укуса, Веша непроизвольно потерла шею, благо, следа там уже не оставалось, спасибо местным целительницам.

А вот упоминание о мачехе неприятно кольнуло. До сих пор Весенья старалась не задумываться, как именно началась вся эта история. Ведь выходит, от нее и правда решили вот так вот безжалостно избавиться. А Вешка ведь никогда мачехе зла не желала, даже благодарна ей была, что пришла в их семью, да отцу помогла.

— Спасибо, все в порядке. Как скажете… матушка, — девушка слегка качнулась.

Так вот и познакомились. Коротко и ясно. Хотя что тут ясного, когда все, что Вешке понятно — она просто попала в чью-то игру и стала чем-то вроде разменной монетки… Или племенной кобылки. Да хотя какая из нее племенная… Так, что было то и подобрали. Даже снова обидно стало.

Но грустить долго не пришлось. Ворох цветных тканей, щебечущие кругом швейки-мастерицы быстро отогнали от девушки меланхолию.

Никогда прежде не приходилось ей выбирать наряды. Сперва Веша просто робко соглашалась с тем, что ей предлагают, но после, когда даже царевич, кажется, задремал, главная из мастериц аккуратно подметила, что царевной то ей быть, а не швейкам, и выбирать наряды надобно все же самой…

Тогда Веша стала чуть смелее и даже отказалась от некоторых слишком уж откровенных платьев, чем вызвала одобрительную улыбку главной портнихи.

Дальше дело пошло споро. Признаться, Веша уже порядком устала, но на украшениях у нее будто второе дыхание открылось. Такая красота, столь тонкая и искусная работа, что голова закружилась.

День пролетел незаметно. Суматошно, тяжело и столь непривычно… Когда они вышли от ювелира, Весенья чувствовала себя ничуть не лучше Злата.

Когда супружник заговорил о еде, Веша едва удержалась, чтоб не закивать вовсю. В желудке давно посасывало, но сказать кому об этом девушка стеснялась. Все же другим делом заняты были, немаловажным.

— Да, было бы славно, — вздохнула девушка. Да видно глубоковато вздохнула.

Голова закружилась, в ушах зашумело. Бывало с Вешкой такое прежде, когда маменька в назидание на хлеб и воду сажала, да работать пуще прежнего заставляла, потому поспешно заискала, за чтоб ухватиться, пока мушки серые совсем взор не застили…

Называть…как? Только выйдя из покоев матери, Полоз повторно будто по голове пыльным мешком получил: «матушкой» называть — это сильно.

Из сего складывалось впечатление, что мать возьмется за его брак всерьез. Не грубо и прямо, конечно, а хитростью. К примеру, перед полнолунием им романтичные ситуации с молодой женой устраивать. Кровь у змеев при полной луне кипит и облик свой невозможно человеческий удерживать, за неделю с ума сходить начинают, все им ласки да тепла подавай.

Некоторые вообще из кроватей с любовниками не вылазят, едят и пьют прямо там же. Кстати, когда там его накрывать начнет в следующий раз? Где-то недели через три, недавно совсем крыло, прямо перед змеиными свадьбами.

Интересно, сколько змеиных пар, когда их отпустило, поняли, что с браком поспешили, и что только Луна в смене статуса виновата? Ну и веселье его ждет через месяц от матушки. Впрочем, может хотя бы месяца три она даст молодоженам покоя?

Впрочем, будет он так молодую жену гонять, и покой только его нарушаться будет. Судя по белому цвета лица девушки, та была в шаге от того, чтобы не отполировать новым нарядом и так натертые до блеска половицы дворца. Полоз вздохнул, прикинул прилетит ли ему по лицу, пожал плечами (ну прилетит, так значит прилетит) и подхватил девушку на руки. Встречаемые по пути слуги только головой крутили, пытаясь рассмотреть с кем это Государь в палатах своих уединиться решил. Завтра же или на край послезавтра придется оглашение и показ супруги делать.

Можно ему на месте прямо сейчас застрелиться или пульсаром себя поджарить? Нельзя? Почему? Очень же хочется. И это, к слову, жена еще без корсета.

Впрочем, зачем ей корсет, если беднягу и кормили-то, скорее всего только теми крохами, которые ей позволяли поддерживать жизнь, чтоб работать могла. Ладно, тогда не стоит, наверное, что-то жирное на ужин заказывать от греха.

Зачарованные двери сами собой открылись перед хозяином, который прошел в комнату и уложил девушку на кровать. Подошел к столу, писал что-то аккуратным почерком, после чего подкинул листочек вверх. Бумага подернулась языками пламени, вспыхнула и исчезла.

Ждать пришлось недолго: уже минут через пятнадцать гости внесли две тарелки с омлетом, чайник с заваркой, сосуд кипятка, который напоминал собой скорее жилище джинна, чем славянский самовар, нарезанный хлеб, творог, топленое масло, мармелад, мед и различные пирожки и булочки. Как говориться, все, что душеньке угодно. Девушки поклонились, прикрыли за собой дверь и были таковы.

— Еду принесли. Ты как там? — поинтересовался Полоз, намазывая на хлеб топленое масло и поливая сверху данное «пирожное» медом.

Темновато уже становилось, так что ужин при свечах они сами себе устроили в этот рад без участия целеустремленной Ламии.

Найти опору вовремя не сумела, потому как опора сама себя сыскала. Сильные руки лихо подхватили. У Вешки аж снова дыхание перехватило. И от дурноты и от необычности происходящего. В жизни ее на руках никто не носил, младенчиком разве что.

Она бы воспротивилась, попросила бы поставить, да язык словно к небу присох, ворочаться вовсе не желал. Ноги и руки и вовсе словно ватные сделались.

А голове так легко стало на чужом теплом плече, что глаза просто сами собой и прикрылись. Нет, она не уснула вовсе и даже еще сделала попытку трепыхнуться, но царевич то вряд ли вовсе заметил. Вот уж подкосило так подкосило.

Да и мудрено ли? Умерла, женой стала, со свекровушкой познакомилась, гардероб целый подобрала, да все это за один единственный день. Да все это без толковой еды, да отдыху.

Ее, кажется, положили на что-то мягкое, да дурнота все не проходила. РАзлеживаться, впрочем, тоже не хотелось, неудобственно это было как-то. Решит еще, что малохольная. Неприятно.

О том, что побывала в мужских руках и вовсе думать не хотела, в груди сразу тесно становилось, странно так, словно под воду нырнула.

Голос Злата выманил ее из волны дурноты, да еще запахи съестного дошли до чуть вздернутого носика. Глаза, наконец, соизволили открыться. Она подняла сперва голову, осоловело поглядела на него, а после и сесть сумела.

— Уже лучше, спасибо, — она проморгалась и, наконец, посмотрела на него более осознанно. — И что упасть не дал, спасибо… Сморило меня что-то, день непростой выдался, прости пожалуйста. Похоже, я одни неудобства создаю.

Ей и правда было неловко, взгляд вот отвела, не в силах глядеть на него. Необыкновенного такого, особенно теперь — в отсвете свечей. Интересно, сам то он знает, как выглядит? Как на девушек действует такая вот картинка? Волосы золотые, по плечам расползшиеся, глаза того же драгоценного оттенка, да еще и всполохи свечные во всем этом отражаются, добавляя.

Нет, Вешка, это он просто тебя на руках потаскал, вот ты и поплыла с непривычки. Ему-то царевичу так и должно было поступить, некрасиво бы вышло, коли его жена бы посреди коридора кулем валялась бы..

— Ну так ты не была в нашем мире. Для только вчера ночью сюда попавшей еще замечательно держишься — отозвался змей, ковыряясь вилкой в омлете.

Больше всего хотелось спать, чем есть, но девушке нужно хотя бы по первым временам составить компанию.

В дальнейшем пусть она, если желает, найдет себе фаворита, только не прямо сразу — Ламия же голову отгрызет. Нужно будет, пожалуй, ее предупредить про полнолуния, но чуть позже. Как-то вряд ли ей понравится разговор от едва знакомого человека по типу «Дорогая, ты знаешь, что недельки через три я начну постепенно превращаться в того, кто будет желать возлечь со всем, что движется и более менее симпатично? Нет? Ну, теперь знаешь».

Ей завтра еще знакомиться хотя бы с некоторыми придворными и тем же верховным магом. С

последним, так стопроцентно — может друг детства сообразит как этот чертов браслет снять. Тогда глаза матери не будут так хитро мерцать при взгляде на его жену.