Разворачиваюсь и не прощаясь иду в казарму, чувствуя чужой взгляд промеж лопаток.

На самом деле все не так страшно, как Адиссил описывал. Да, мужская казарма не приспособлена для проживания женщин, но уборные и душевые имеют кабины. Мне достаточно просто договориться с сослуживцами, чтобы не испытывать серьезного дискомфорта. Понятно, что сразу этого сделать не удастся, но со временем – вполне.

В казарме не проживают в одном зале по сто человек на двухъярусных кроватях. Учебки обычно не отличаются комфортом, но в Убое на удивление все иначе. Кадеты живут в небольших кубриках по два бойца, а мне, как бракованной единице, выдали ключ на отдельные аппартаменты.

Жаль, что без своей душевой.

Разобрав сумку с вещами, я кладу на тумбочку модрумер. Перед сном нужно передать сигнал матери, что я в порядке. Жаль, не смогу рассказать ей всего, потому что модрумер способен передавать лишь моносигналы с кратким импульсом. Это как каждый день присылать текстовое сообщение на магфон с точкой. “Все нормально, я еще жива”.

Ровно в шесть дневальный в коридоре зычным голосом сообщает о вечернем построении. Я не хочу выходить, но с академии знаю, что в учебке за это наказывают внеочередным дежурством. Влететь в первый же день на в наряд? Да ни за что!

Поправляю на себе новенькую черную форму, искренне жалея, что снабженец со склада все же умудрился найти мой размер. Нет, она удобная, но несколько тесновата в груди. Выхожу на построение и пройдя через шеренгу десятка огромных волков, становлюсь в конце.

– Шияро! – тут же орет старшина. – Первое и последнее предупреждение! Если и дальше будешь так сиськи мять на поверке, задолбаешься очко драить!

Я сжимаю зубы и прищуриваюсь, внимательно разглядывая лицо оборотня. Его взгляд ненавистью пылает, а между бровями хмурые складки.

Надо же. Не будь я лисой в стае диких псов, хрен бы он мою фамилию запомнил.

– Есть, не мять сиськи, – на серьезных щах отвечаю я.

Волки в строю затряслись. Надеюсь, не от злости.

И, вроде бы, по уставу ответила, но лицо старшины таким охреневшим сделалось. Для завершения образа ему не хватало только жеманно повести плечами и ладонь к груди прижать, как делают это оскорбленные дамы высшего света.

Сдерживаю улыбку, когда мозг достраивает красивую картинку с неописуемым выражением лица и вручает брутальному самцу веер.

– Шияро! – рявкает он.

– Я! – отзываюсь, собственно, я.

– Думаешь, умная?!

Не думаю, конечно. Я знаю это наверняка, но нарываться пока не буду. Говорю же, что в наряд не хочу.

– Никак нет! – Рявкаю с готовностью.

Старшина сверлит меня долгим взглядом, словно оценивает мою прочность, но я и не такое выдерживала. Подумаешь. Это он никогда не испытывал взгляда моей матери. Вот где сердце мгновенный склероз демонстрирует, а мочевой пузырь признаки недержания.

– Взвод, смирно! – поступает новая команда и все дружно поворачивают головы на входящего офицера.

Я невольно сглатываю, когда вижу сухое поджарое тело в одной расстегнутой настежь гимнастерке и обтягивающих тренировочных штанах. Ни один волчара в роте никогда не сможет и рядом встать, хотя я бы сказала, что все они груды сплошного тестостерона, но вот этот… Этот просто затмил всех. Если я любому оборотню здесь ростом максимум по грудь, то этот вдвое больше меня и смотрит, как на букашку вполне оправданно.

Его черные волосы растрепаны, а кожа на груди и кубиках пресса блестит после тренировки.

Ухмылка самца растекается по губам, когда он замечает мой ошалевший взгляд.

Вот альфа. Определенно.

– Разрешите доложить! – орет старшина, пронзая мои несчастные перепонки своим басом.

– Отставить, – морщится офицер, явно разделяя мою боль. – Вольно.

Он окидывает взглядом наш взвод и останавливается на мне, оценивая внешние данные. Особенно верхние. Особенно те, которым тесно в форме.

В общем, смотрит прямо в “глаза”. Через несколько затянувшихся секунд вздыхает и нехотя переводит свое внимание на остальных.

– Для облегчения адаптации ваш первый день в учебке практически вольный. С вас никто особенно не требовал сегодня жить по уставу, за исключением построений. Поэтому сегодня на опрятность и внешний вид, – синие глаза снова упираются в мои верхние девяносто. – …мы не обращаем должного внимания.

А по мне, так обратили и уже не раз.

– На утренней поверке мы проведем смотр личного состава, как в академии.

Поджимаю губы. Долбанные псины. Нет в аналитике такого задротства! Максимум, что у нас бывало, это строевые несколько раз в неделю. Неужели они думают, что такая мышечная память им хоть как-то пригодится в полях?

– Сейчас вы все разойдетесь по кубрикам, а мы со старшиной проведем смотр личных вещей. Ничего лишнего у вас здесь быть не должно. Мобильные аппараты связи запрещены, еда в жилых помещениях запрещена, лекарства несогласованные с нашим врачом запрещены. Личные вещи должны соответствовать разрешенному списку. С ним вы должны были ознакомится еще утром. Для тех, кто не успел, я выделю личное время после поверки. Вопросы есть? Вопросов нет. Разойтись!

Мне нужно спрятать модрумер. Не думаю, что он может нарушать правила Учебки, но лучше не рисковать лишний раз. Что касается списка разрешенного, то его я утром изучила и все лишнее сдала на хранение, как и рекомендуется в листовке.

Передатчик я на всякий случай засовываю в бюстгальтер. Мало ли как они обыскивать будут.

Когда альфа-офицер входит в кубрик, он вонзает в меня нечитаемый взгляд и подпирает плечом свободную стену, видимо та от одного его присутствия может рухнуть. Я встаю по стойке смирно у изножья кровати и смотрю строго перед собой и фокусируюсь на боковом зрении, когда двое старшин принимаются обыскивать мою тумбочку, матрас и шкаф.

Нет, они не переворачивают все вверх дном, а очень аккуратно обращаются с моими вещами. Полку с нижним бельем в шкафу вообще не трогают, что удивляет. А вот и тайничок для модрумера.

– Кадет, Шияро, – вдруг зовет меня низкий голос, на который я едва не оборачиваюсь с искренним удивлением.

– Я! – Хорошо хоть вовремя вспоминаю уставную форму общения со старшими.

– Вы когда знамя снимали, вам не приходило в голову, что большие серые волки в Убое вас сожрут? – совершенно не по уставу спрашивает альфа.

Я на секунду зависаю.

Это он сейчас про себя или в целом?

Осторожно скосив взгляд на альфу, ещё несколько секунд трачу на то, чтобы подобрать правильный для данной ситуации ответ. Мне хочется сдерзить и посмотреть, что он будет делать, но этот волк неспроста задает провокационные вопросы. Следовательно, не стоит вестись.

– Никак нет, – отвечаю совершенно равнодушно.

– Очень зря, – хмыкает он, а я отмечаю боковым зрением, как он расслабляется.

Хоть я и изучала язык тела в академии, никогда особо не углубляясь в детали, сейчас мне было очевидно, что оборотень сделал для себя какие-то выводы. Судя по всему, те выводы, где Лиссана Шияро не то, что угрозы не несет, а и вовсе в скором времени сбежит из учебки.

Сдерживаю ухмылку, ожидая завершения проверки. Лисы в своей среде очень предсказуемы, о чем осведомлен каждый в нашей стране. Но мало кто знает, что ум и смекалка - это не только про выполнение поставленных задач, но и про продвижение. Я прекрасно знаю о чем говорю, ведь моя мать одна из тех, кто прогрызает себе дорогу по карьерной лестнице зубами.

Когда оборотни заканчивают и отчитываются перед альфой, они спокойно покидают мой кубрик, а сам альфа одаривает меня долгим взглядом, на который я никак не реагирую, хоть звериный интерес мне и понятен.

Выдыхаю, оставшись одна, достаю из своего стесненного третьего модрумер и отправляю единственный доступный сигнал матери, на который не последует ответа.

Нет, это не дело. Нужно что-то придумать по поводу связи. И чем скорее, тем лучше, потому что уже завтра, чую, мне понадобится её помощь, несмотря на то, что я в принципе давно подготовлена к самостоятельной жизни. Подготовлена, но не готова, буду честна. Хоть и знаю, что делать, а все равно страшно.