Выйдя из комнаты и закрыв дверь на ключ, я прошёл по длинному общему балкону с железными перилами, спустился по бетонной лестнице, пересёк внутренний дворик с уже неработающим фонтаном и двумя ухоженными клумбами и вышел к постройке, являющейся витриной придорожной гостиницы. Это строение, из современных сэндвич-панелей, стекла и пластика, выглядело как пирожное, на фоне галеты. В защиту флигеля, построенного ещё в Союзе, можно предположить, что таких "времянок" вокруг себя он пережил уже не один десяток.
Для постояльцев была отдельная дверь. Короткий коридор выводил в зал кафе, за стеклянными стенами которого открывался вид на заправку, шоссе и домики пригорода, на той стороне. Посетителей ещё не было, только пара шофёров — такие же постояльцы, как и я — пили чай за одним из столиков. Хозяин гостиницы завсегдатайствовал за барной стойкой.
— Салам, Мустафа!
— Салам, Илья! Завтрак надо?
— Очень надо. И кофе тоже, только ты сам свари, другой теперь пить не могу.
Я изобразил укоризненный взгляд, мол, как теперь, отведав твоей амброзии, жить в мире растворимых сублиматов? Губы и усы-подкова расплылись в улыбке национальной гордости. Его семья покинула Турцию, когда Мустафа был ещё подростком, но доля кофе в крови передалась от родителей, вместе с уникальным семейным рецептом. Хозяин гостиницы варил «кахве» шедеврально, знал об этом, но, всё равно, радовался похвале каждый раз, как ребёнок. Он что-то крикнул в окошко, ведущее на кухню, а сам принялся колдовать над миниатюрной горелкой и серебряной туркой — явно ручной работы и очень старинной.
Дверь на кухню открылась, послышался цокот каблучков и по залу поплыла дочь хозяина. Вместе с ней, в заплыве участвовал умопомрачительный аромат моего завтрака. — Менемен — яичницы по-турецки, с помидорами, сладкими перцами и специями. Ням. К запаху еды добавился приторный флёр духов...
«Немного переборщила».
Изящные ручки поставили передо мной деревянный поднос со шкварчащей на нём сковородой. Туго обтянутая блузкой девичья грудь, как бы невзначай, коснулась моего плеча. Большие серо-зелёные глаза украдкой "стрельнули" из под густых ресниц.
«Ох, дюрум-бюдюрум...».
С первого дня моего проживания в гостинице «Дурмак», я подвергаюсь вот таким нехитрым инсинуациям, которые, однако, каждый раз застают меня врасплох. Но сегодня, я подготовился.
— Тешекю́р эде́рим, кызым. Окулда́ ишла́ нэ́сыл? — улыбаясь, я поблагодарил, годящуюся мне в дочери пигалицу и поинтересовался её делами в школе.
Краем глаза наблюдавший за нами Мустафа, прыснул от смеха.
— Пф-ф-ф..., — растерявшись и не найдя лучшего ответа, дочь бывшего турецкоподданного гордо, как ей казалось, вскинула голову, слишком резко развернулась, отчего чуть не поехал каблук, и походкой неумелой манекенщицы, отчаянно виляя бёдрами, продефилировала к одному из столиков, где были разложены учебник и тетрадь.
А в моей голове играла нетленка Цоя про восьмиклассницу и играла она, почему-то, из томика УК.
— Вой, вой, Лале́! — давясь смехом, бросил ей вдогонку отец. — Поменьше амплитуда, пожалей мебель.
Ответом ему стал сердитый взгляд яростно сверкающих глаз, которые тут же скрылись за раскрытой книгой. Продолжая улыбаться, Мустафа поставил передо мной чашку. А я уже во всю уплетал яичницу, макая в неё нашу национальную лепёшку, ещё горячую. На Лале́ старался не смотреть, ибо от любви до ненависти один шаг, а мне здесь ещё жить и... есть.
— Невеста растёт, — в пол голоса ответил я на одобрительное похлопывание Мустафы по моему плечу.
— Вой!!! — хозяин гостиницы, наоборот, говорил нарочи́то громко. — Два года потерпи и забирай!
Я поперхнулся лепёшкой. Сзади раздался душераздирающий скрежет пластика по напольной плитке, стук каблучков и перезвон китайских колокольчиков над входной дверью. Пожалуй, пару дней лучше самому себе готовить.
***
Водитель вызванного такси, к счастью, не был любителем обсудить бизнес и политику, поэтому, по дороге, я смог подумать о том, как я докатился до жизни такой.
Одиннадцать дней назад я закрыл пробоину, возникшую на месте Врат между нашим миром и... видимо, одним из соседних. За время моего "дежурства" я многое понял. Или мне показалось, что я понял. Например то, как Дыхание выбирает — кому быть Гранителями, сиречь первыми Знающими в обновляющемся Мире. Про себя — я решил, что дар Силы был мной получен за моё одиночество и отсутствие амбиций. Человеку, у которого никого нет, легче начинать путь в неизвестность. Человек, который ни к чему не стремится, легко примет суть такого пути, как процесса, а не маршрута к некой конечной цели. Потому Наставник и велел мне отправляться за наследством одному — чтобы я, наконец, встал на свой Путь.
За остальных не скажу, но, думаю, они получили свои грани Силы по такому же принципу.
Понял я и то, как Суэн "угадал" — где именно оставлять свое послание тому, кто родится только через семнадцать веков. Будущее не дано видеть даже богам, но моему учителю помогли интуиция и логика. Из тех Врат, когда-то, пришли его предки — нам они известны как шумеры. Случилось это за два летних Цикла до того, в котором жил Суэн. Став знатным искусником, он нашёл место, где соединяются два мира и в тех же краях приметил пещеру. Может даже жил в ней, исследуя Врата. В похожем месте, только в Малой Азии, он нашёл наследие своего учителя — Одиссея, если я правильно понял. Вот такая легендарная цепочка, звеном которой теперь являюсь и я. Наверное, знал Суэн и имя того, кто был предшественником Одиссея. Но важно то, что он правильно расшифровал подсказки, которые ему дало Дыхание — о регионе, где появится его приемник, то есть я.
Во время прошлого летнего Цикла тайну пещеры охраняли защитные Вязи, оставленные великим Идущим. А во время Зимы, об этом позаботился Хозяин гор. — Ещё при жизни, Суэн основал небольшое поселение, жители которого всячески чтили и заваливали подношениями местного горного Духа- хранителя. Именно почитание и искренние просьбы о помощи — являются залогом возникновения и усиления божественных и полубожественных сущностей, не путать с бесчисленными культами поклонения Творцу. "Откормленный " людской верой, сей Дух смог избежать полного развоплощения Зимой и даже позаботиться о тайнике, предназначенном мне. Этот Дух-хранитель, кстати, тоже часть моего наследства. В смысле, обязанность — соблюдать договор, заключённый моим учителем.
Знал ли Суэн о том, что там я встречусь с одной из его далёких правнучек? — Думаю, нет. Скорее всего, потомки Суэна ушли в мир его предков, во второй половине прошлого летнего Цикла. Я почти уверен, что "мои" Врата ведут в один из тех полумифических миров, которые Дыхание никогда не покидает до конца. Не знаю, что произошло с родом Суэна, но одна девушка, из его потомков, попала в руки не самых добрых людей... и не только людей. Каким-то образом они узнали об оставленном Суэном "кладе", сумели создать временный переход и встретили здесь меня.
Ну вот, опять перед глазами её лицо...
Да уж, не так я себе представлял путешествие за "сокровищем". И совсем не ожидал, что встречу людей из другого мира. От той встречи мне досталось несколько артефактов и регулярно повторяющийся сон, где совсем юная девчонка, с зелёными глазами, умирает у меня на руках. Безымянная иномирянка, чью смерть я никак не могу забыть и... простить себе. Н-да.
В любом случае, эта история уже закончена. Пробоину я запечатал, а сами Врата откроются не раньше, чем через три-четыре столетия.
Сто пятьдесят четыре дня — столько я пробыл на страже родного Мира, но сей подвиг останется безвестным, хех. — Ведь тогда придётся рассказывать и про всё остальное.
