Главное никогда не сдаваться.

В машину Иван садился уставшим, но не взвинченным. Знал, что еще немного и он будет дома, там, где тишина и спокойствие. Но обычно короткая, тридцатиминутная дорога заняла больше часа. Медленное движение по заторенным улицам снова разозлило. Только в машине уже можно было не держать себя в руках.

Вот и сейчас, простояв у перекрестка почти двадцать пять минут, Иван не устоял — ударил ладонью по рулю, выругался и, в очередной раз потянувшись к шее, дернул сжимающий горло, словно удавка, воротник. Пуговица сорвалась, отлетела и с громкий звуком в тишине машины ударилась сначала о стекло, а затем упала на пол. Иван чертыхнулся, а потом еще раз, когда нетерпеливый водитель, нацеленный повернуть налево, но не нашедший в себе силы ждать, перегородил дорогу, чем снова образовал затор.

Иван был предельно зол, когда подъехал к дому. Вышел, хлопнув дверью, дернул петлю галстука и, распустив, небрежно перебросил его вокруг шеи. По парковке шел размашисто, раз за разом проводил рукой по волосам. Это тоже взбесило — привычка, давно умершая в детстве, снова вернулась, внося в размеренную жизнь нотки бесконтрольности.

А все она — безымянный воробышек. Со своими вечно спрятанными под капюшоном волосами. И редкими прядками, выглядывающими из-под него. Отчего-то такими манящими…

Сегодня девушка сидела у подъезда. В привычной уже куртке и джинсах. Смотрела на небо — темное, с первыми, проступившими сквозь облака звездами.

— Вы снова здесь? Не надоело? Ошиваться у чужого дома?

Иван неожиданно сорвался на нее, вздрогнувшую, повернувшую в сторону голоса голову и непроизвольно вжавшую ее в плечи. Глянувшую на него своими огромными глазами. Отчего снова захотелось постучать по груди кулаком.

— И вам добрый вечер, Иван, — девушка ответила тихо, не разозлившись, не выпустив наружу иголки, хотя могла бы. Он бы точно не сдержался. И не смог в итоге…

— Черт, — выругался, окинул взглядом зажатые между ногами ладони, низко опущенную голову… Сорвал галстук, рванул на себя дверь и вошел в подъезд.

Дико злился. На бестолковый день в целом, на юристов, глупых водителей, не умеющих водить машину, на хрупких девушек, сидящих у подъездов…

И ведь не сделала ничего плохого. Просто встретилась в неподходящее время. Пусть бы любовалась своими чертовыми звездами у аллеи, в «кармане»! Тогда и не заметил бы… А так…

Иван впервые в жизни почувствовал себя виноватым. Действительно виноватым. И не знал, что с этим делать. Извиняться глупо, хоть Воронов и не видел в раскаянии ничего унизительного. Просто… это ведь не о них.

Он вошел в квартиру, встретившую его тишиной, бросил галстук на тумбу у двери, рядом поставил сумку. Снял обувь, прошел по коридору в спальню, на ходу расстёгивая пуговицы на рубашке и стягивая с плеч пиджак. Опустил его на кровать, дальше ремень, брюки.

Замер, стоя посреди комнаты, посмотрел на пол — можно было опуститься, упереться ладонями о холодный паркет и вывести злость из организма. Сегодня понадобилось бы отжиманий тридцать. Хотя может чуть больше… Иван вытянул руки, перевел взгляд уже на ладони, кисти, изрезанные паутинистым рисунком вен, и передумал…

Достал удобные штаны, толстовку — тоже с капюшоном, как у неё — вернулся в прихожую, натянул кроссовки и, захватив ключи, вышел.

Извиняться…

Иван вышел из подъезда, громко хлопнув дверью, взглянул на все еще сидящую на скамейке девушку, и в следующий миг прикрыл глаза, медленно выдыхая, заметив, как она вздрогнула. Испугал все-таки. Не специально, совсем не преднамеренно, но…

Он аккуратно прикрыл дверь, медленно, под наблюдающим за ним из-под опущенных ресниц взглядом, подошел к девушке. Остановился в нескольких шагах от нее, спрятал руки в карманы и поднял голову к небу. Она там все время что-то ищет. Может и он найдет… Хотя бы правильные слова.

— Если вы пришли извинятся, Иван, то не стоит, — искал он, а нашла она. Смело приняла встречный взгляд. — Вы простите, что сегодня я здесь, а не у аллеи. Разозлила, наверное, своей навязчивостью. Просто луна сегодня… и лучше видно отсюда… и звезды… — вздохнула. — Не обращайте внимания. Я скоро уйду. Так что…

— Вы не хотите прогуляться?

— Так что… Что? — Иван спросил так неожиданно, что воробышек сразу и не поняла произнесенных слов. Снова подняла свой взгляд. Только теперь испуганный и немного удивленный. Замолчала, моргая пушистыми ресницами, в свете фонарей ложащимися на острые скулы причудливыми рисунками теней.

— Прогуляться. Хотите?

— Дождь… И тучи… Дождь скоро начнется, — замялась.

— Надеюсь нет. Иначе этот день уверенно войдет в тройку лидеров в номинации «Самый худший день».

— Вы не любите дождь?

— Нет. А гулять люблю. Иногда… Так, что? Составите компанию? — девушка замолчала, рассматривая мужчину. А Иван почувствовал, что внезапно пришедшая в голову мысль действительно хорошая. Главное, чтобы согласилась…

— Если вы не против.

— Был бы против, не предложил, поверьте, — мужчина усмехнулся. Вынул руки из карманов, обернулся по сторонам, а потом вновь взглянул на девушку, задумчиво изучающую его лицо. — Поднимайтесь, не бойтесь, — удивленно раскрывшую свои огромные глаза, заметив на обычно серьезных губах улыбку.

Воробышек моргнула, взглянула на ночное небо, вздохнула как-то печально и поднялась.

Оказалось, она была действительно хрупкой — такой, какой показалась в их первую встречу. А еще невысокого роста. Едва-едва доставала своей макушкой Ивану до подбородка. Худенькой, с тонкими кистями, которые, поднявшись, спрятала в карманах куртки. Стояла рядом, выглядывая из-под капюшона и ждала. А Воронов вдруг почувствовал себя неловко — высокий, с широкими плечами — он был громадным, словно скала рядом с ней.

Иван прокашлялся, провел ладонью по волосам и шагнул в сторону аллеи. Девушка засеменила рядом по левую руку. Ему приходилось подстраивать свой уверенный, размашистый шаг под ее — мягкий и немного суетливый. Первые минуты они провели в тишине, оставляя после себя лишь приглушенные звуки касаний кроссовок к тротуарной плитке.

— А что вы еще любите? Кроме звезд. Это очевидно.

— Хм… Разное. Кофе с молоком, например, — девушка улыбнулась, выглянула из глубины ткани и словила скошенный смешливый взгляд сверху. — У вас был плохой день?

— Не плохой. Сложный.

— Есть различия?

— Сложностей могло бы и не быть. Если бы люди ответственнее отнеслись к своей работе.

— У всех бывают ошибки.

— Бывают. Но я их не привык прощать, — Иван запнулся и подтолкнул ногой лежащий на дороге камушек.

— Даже самому себе? Хотя, постойте. Дайте угадаю… — девушка подняла руку, приложила указательный палец к губам и прищурилась. — Вы ошибок не допускаете, поэтому и прощать себе нечего.

— Когда вы это говорите, звучит как-то слишком убого, — Иван усмехнулся, покачивая головой. — Но да, стараюсь не совершать того, о чем после буду жалеть. У меня другой подход. Ко всему. К бизнесу и жизни. Ведь можно все проверить, просчитать риски, проанализировать возможные варианты развития событий и подготовить пути решения проблем и только лишь потом делать что-то.

— Никогда не поступали, опираясь на эмоции?

— Нет. И не жалею об этом.

Неожиданный порыв ветра ударил в лицо. Иван вдохнул ночную свежесть, раскрыв легкие, а воробышек чуть качнулась. Сколько же она весит? Воронов наклонил голову, окинул взглядом худую фигуру. Улыбнулся, заметив, как тонкие пальцы старательно пытаются убрать закрывшие лицо пряди. Но еще одно легкое дуновение ветра — и они снова на губах, запутались в пышных ресницах…

— А я поступала, — девушка убрала волосы за ухо и подняла голову, пожала плечами. — И да, жалела потом. Но как бы странно это не звучало, в тоже время совсем не жалела.

— Это не странно. Это обычная особенность человеческой природы. «Лучше сделать и жалеть, чем жалеть, что не сделал», — Иван скептически хмыкнул.