– Ждите моей команды, – заискивающе, но не безвольно обратился он к своре гончих, посаженных на незримые цепи, и хмыкнул, увидев недоумение в маленьких и глуповатых глазёнках низшего сброда. – Я позову, если вы мне понадобитесь.

Незнакомец залихватски перебирал пальцами воздух, и всполохи чистого света мерцали между ними, словно ноты, пробуждённые щепетильными прикосновениями пианиста.

– Уясни-ка одно, элпф-ф, – небрежно прошипел высокий широкоплечий человек и хрипло посмеялся в ровную дорожку усов, порослью колючих волосков чернеющую под носом. – Я и мои люди не будем довольны, если вы, остроухие, с нами не рассчитаетесь. Или если попытаетесь соскочить, прикончить кого-нибудь из нас. Знаю я эти ваши штучки, – мужчина окинул свою братию борзым взглядом, и его прихвостни, обожжённые, но взбудораженные обещанными богатствами, издали боевой клич, синхронно пронзив небеса топорами и вилами.

– Будь моя воля, я бы и вовсе обошёлся без вас, однако мне приходится мириться с некоторыми… обстоятельствами и поддерживать, – незнакомец рвано выдохнул и, судя по затянувшемуся молчанию, закусил губу, – абстрактный нейтралитет. У нас с вами общий враг – эта ведьма. Вам уже довелось воочию лицезреть её способности.

Предводитель шайки людей, поступившихся своей человечностью ради наживы, покачал головой и низко гаркнул, расплывшись в сальной ухмылке.

– Так все ж вы, остроухие, магические отродья, – нахально протянул он и зачесал назад каштановые волосы, припорошённые пеплом. В алом свете короткие пряди казались охристыми, почти что красными. – Ну да ладно. У меня тоже козырь в рукаве имеется. Будь добр, держи у себя в памяти, – подступив ближе, мужчина по-хозяйски похлопал эльфа, закутанного в чёрную плащёвку, по плечу.

Тот не стерпел фамильярства, отшатнулся назад под дикий гогот неотёсанных мужиков, которым было весело и потешно наблюдать за смятением фиглярского жнеца.

– Руки, – прорычал плутоватый отрок Авелина, осклабившись во мраке ниспадающего на глаза капюшона. – Не я ответственен за гибель твоих людей, а огонь, насланный этой стервой. По окончании я с вами рассчитаюсь, будь спокоен.

Он брезгливо отряхнулся, сбил с плеча древесную труху и мелкие комки копоти, всем своим видом показав презрение и неуважение по отношению к людскому роду. Он работал с низшими и порочными из нужды и своего удобства, оттого и не видел в этом ничего зазорного, пусть червь сомнения и прогрызал дыры в сладковатом плоде разума.

То, на что пошёл эльф, было во благо. Он должен был излечить порочный нарыв, вскрывшийся на девственно-чистом теле благородного народа Авелин. Но не одним желанием покарать нахалку, поправшую честь своей семьи ради союза с человеком, подкреплялись его намерения. У незнакомца и впрямь были личные счёты.

Простившись с главарём банды, члены которой кровью вписали свои имена в это дельце, он побежал вслед за Вальтером, держась околицей. Поступь злонравного странника была мягкой и лёгкой, его шаги заглушали стоны снедаемых пламенем елей. Он затаился, чёрным пятном влившись в ближайшую тень, и принялся ждать рокового момента, когда охотник утратил бы бдительность.

Вальтер не знал, что сам направил хищника по нужному следу. Всё это время он был приманкой.

– Папа! – осипшим голосом позвала Джейн, обратив на своего отца остекленевший, затянутый белёсой пеленой взор.

Её глаза, налитые спелостью бордовых черешен, померкли: коричнево-малиновый цвет перешёл в медный. Слёзы, набрякшие горькими жемчужинами, разбавляли яркость тёмно-оранжевой радужки.

– Иди сюда! Скорее! – птичкой трепыхаясь в крепких объятиях матери, девочка рвалась вперёд, к отцу. Она хотела прижаться к его груди и разрыдаться, забыться в тепле его рук. Исчезнуть.

В груди Вальтера засаднило, протяжно и заунывно потянуло. Жилы его каменного сердца защемило, связало тугим узлом; червоточина, зияющая в нём, заполнилась сладким мёдом любви и семейного счастья. Вальтер осознал, как был не прав, понял, что до сих пор влюблён в свою очаровательную жену, как наивный и самонадеянный юнец, заворожённый красотой прекрасной девы. Он был нахален и глуп, когда заигрывал с эльфийкой, которая была на множество десятков лет старше него, но внешностью своей давала фору всякой краснощёкой девушке, рождённой в каменных лесах человеческого града.

Вальтер слабо улыбнулся своей дочери, впервые за долгое время сощурил глаза добрыми полумесяцами. Неглубокие морщинки лучами прорезали кожу в уголках его зениц. Губы дрогнули. Готовый заплакать, он сделал шаг навстречу Сесилии и Джейн, не обращая внимания на хаос, творящийся вокруг.

Как же сильно он их любил.

Несколько метров отделяло Вальтера от его семьи. Однако судьба подтасовала карты, выбросив туза – из темноты к мужчине бросилась тень, шелестящая длинным плащом и широкими рукавами мрачной накидки, похожей на те, которые обычно носили тёмные ритуалисты.

– Вальтер! – не своим голосом закричала Сесилия, раздирая глотку в кровь, но знойный ветер, прошедшийся поверх острых кольев пожарища, подхватил её возглас и унёс прочь, пеплом рассеив над бесплодными землями.

Средоточие первозданной энергии солнц обвило руку, облачённую в чёрный рукав и кожаную перчатку, до локтя, плотно обхватило её, впилось в плоть, спрятанную под матовым полотнищем ткани, и разгорелось, рассеяв пламенные иглы по всему своему изгибу. Горячая лоза сверкала, как золотой самородок, и слепила жёлтыми отблесками заплаканные глаза эльфийки. Чудовищная сила, заключённая в узкий поток золотистых искр, навсегда отпечаталась в отрешённом взгляде Сесилии. Она была беспомощна и уязвима пред ликом смерти, несмотря на свою давнишнюю веру в обратное. Её руки обессилели. В изящных пальцах бился слабый ток крови, а лицо, постаревшее на несколько лет, бесцветное и сухощавое, было искажено страхом. На впавших щеках судорожно играли желваки: Сесилия сжимала челюсти, не обращая внимания на зубной скрежет, ибо хотелось ей выдавить из своего ничтожного тела хоть что-то, хоть малую толику необоримой магии, принадлежащей ей когда-то.

Но судьба не смилостивилась над ней: былые силы не удалось бы возвратить вовек, и единственное, на что сгодилась Сесилия в этой неравной схватке – устроить пожар, погубивший неисчислимое количество растений и зверей, которые не имели никакого отношения к вероломству, творимому палачами. Она была ничем не лучше убийц, пошедших на злодеяние.

Всё случилось быстро. Незнакомец в чёрной, как ночь, мантии сжал кулак, огненный хлыст крепче стиснул его руку и со свистом рассёк воздух. Вальтер вновь взвёл курок, наставил дуло на неприятеля и яростно зарычал, возжелав его крови. Но выстрел не прозвучал.

Плеть, обагрённая цветами позднего зарева, взорвалась ослепляющим пламенем, которое кислотно-жёлчным сиянием разлилось по воздуху, по мглистому небу, заслонив собою луну. Конец воспылавшей лозы хлестнул Вальтера по лицу с такой силой, что тот пошатнулся и отступил назад, выпустив ружьё из рук. Ударная волна стихийной мощи отбросила оружие к ногам Сесилии, та едва успела увернуться, чтобы твердокаменный ствол не раздробил ей ступню.

Им нужно было бежать дальше. И Сесилия побежала, оставив своего мужа. Побежала, захлебываясь в безумном вопле и плаче, ибо в последний момент увидела, что сталось с Вальтером. С её вспыльчивым, но извечно любимым супругом, которому давала она клятву быть с ним и в горе, и в радости. До тех пор, пока смерть не разлучит их.

Плеть, сотканная из златой канители солнечных лучей, стесала мужчине лицо. Эльфийка сначала не поняла, что произошло, а потом увидела, как он, пошатнувшись, схватился руками за голову и закрылся от мирского жестокосердия. Вой ужаса встал поперёк горла, когда Сесилия узрела, что на одной руке мужа, той самой, которой тоже коснулся хлыст, боле не было трёх пальцев. Кровь стекала по изувеченной длани, указательный и безымянный пальцы были вырваны с корнем и отброшены прочь, на их месте белели алые обломки костей; большой же висел на клочке плоти, переходящем в мозолистую ладонь. Вальтер содрогнулся и тут же обмяк, его изуродованная рука отнялась от лица, и Сесилия явственно ощутила тошноту, давящую на подъязычную кость. Она не слышала крика своего дражайшего мужа, так как уши заложило от шума падающих древ, воинственной песни огня и свиста горящей плети. Она не слышала, но Вальтер точно кричал. И эльфийка благодарила Авелина за то, что тот пощадил её, позволив не слышать, как булькающие вопли вырывались из кровоточащей дыры, некогда бывшей ртом. У Вальтера не было лица. Не было глаз, не было рта. Носа тоже не было. Его мужественный, широкоскулый лик, который так любила целовать Сесилия, превратился в месиво из хрящей, костей и кожи. Тошнотворно запахло палёным мясом. Из заполненной жидким пурпуром глазницы сочилась расплавленная белёсая жижа – лопнул, не уцелев, левый глаз. Правый же утонул в чёрной расщелине век, наплывших на оголённую дыру в черепе. На месте носа с небольшой горбинкой, искусно подчёркивавшей волевой характер Вальтера, зияли отверстия, чуть вытянутые кверху. Они шкварчали, с трудом захватывая воздух, и надували кровавые пузыри, стоило изуродованному телу просвистеть вспоротой грудиной ещё один рваный вздох. Обветренные губы, которых Сесилия трепетно касалась кончиками пальцев и которые страстно кусала по молодости, бордовой лентой болтались на оторванной нижней челюсти. Та, вывернувшись и блеснув порозовевшими от крови зубами, держалась только на лоскуте почерневшей кожи. Ухо обуглилось, завернулось.