Пройдя по гулким, полным обречённого эха, коридорам и спустившись на минус первый уровень, мы подошли к тяжёлой металлической двери.

— Слушай, Крутов, что за херня? Куда ты меня ведёшь?

Дверь открылась и из неё выглянул усатый и немолодой мент.

— В каталажку? — спросил он.

— Принимай, Потапыч, гостя, — усмехнулся Крутов и, не переступая через порог, замер.

— Да вы что творите-то! — возмутился я. — Оборотни в погонах!

— Помалкивай, — тихо и с достоинством парировал Потапыч. — Давай, заходи.

Зашибись… Кажется, не всегда нужно доверять интуиции… Стены в камере были серые, шершавые. Окна не было, а из-под высокого потолка светила тусклая лампочка. Горшок отсутствовал. Нары с переплетёнными металлическими полосами вместо матраса, выглядели, как машина для пыток.

Интересно, это Ирина или нет? Я сел на край «постели». В груди клокотало. Нужно было постараться успокоиться. Да, только было это совершенно непросто. Я поднялся и начал вышагивать по камере, перебирая вариант за вариантом. Впрочем, вариантов этих было не так уж и много — раз, два, буквально и обчёлся.

Примерно через час, а может, чуть позже, железная дверь недовольно застонала, и на пороге появилась Ирина.

— Свободен! — бросила она охраннику и зашла внутрь.

Под ухающий звук закрываемой двери она прошла вглубь камеры и остановилась напротив меня. Я молча и с вполне различимым вопросом, развёл руками.

— Да, не психуй! — взмахнула она рукой. — Вытащу я тебя, вытащу, но действовать нужно будет быстро и эффективно. Понимаешь?

— Теперь уже, кажется, не до конца.

Сердце вдруг успокоилось и перестало бушевать. Надо же, кто бы мог подумать.

— Я тебя вытащу, — повторила она и подошла ко мне вплотную.

Ирина положила мне руку на затылок, поднялась на цыпочки и, притянув меня поцеловала. Долго и по-хозяйски.

— Слушай, — кивнул я, когда мы с ней разлепились. — А что с Анастасией? Её тоже в темницу бросили?

— Нет, Жаров, ну что ты за человек такой! Нашёл момент о своей швее-мотористке справки наводить! Кому она, нахрен, нужна! Ладно, сиди здесь до специальной команды.

Она повернулась и, постучала по двери.

— Ты бы хоть объяснила, что к чему, — качнул я головой.

— Да, что объяснять, дело нехитрое… Следователь прокуратуры потребовал, чтобы тебя задержали. Нашёл что-то на месте преступления.

Дверь открылась, и Ирина, больше ничего не объяснив, вырвалась на свободу. Потянулись минуты второго часа. Приятного было мало. Если этот козёл Зубатый действительно решил засадить меня поглубже и накидал повсюду моих отпечатков, выбраться будет нелегко.

Нелегко, но возможно. Придётся, стало быть, торговаться. Ведь Зуб для чего эту хреновину замутил? Вряд ли для того, чтобы позлорадствовать, видя меня законопаченным в каземат. Ему от меня нужны деньги из портфеля. А может, и не только из портфеля. Деньги, по его представлению, не такие уж и маленькие.

Поэтому дело он будет использовать, чтобы запугать меня так, как я ещё никогда в жизни не боялся. Ну, что же, значит поторгуемся. Словно в подтверждение моих слов дверь снова застонала, не желая раскрываться, но всё-таки раскрылась. Пришлось.

Это была опять Ирина. Она вошла, сделав несколько энергичных и быстрых шагов.

— Пошли, — вполголоса сказала она.

— Точно? — удивился я.

— Точно, точно, — кивнула Ирина. — Выходи давай. Завтра же, чтобы был в командировке или ещё где. Ясно?

— Ну-у-у… — протянул я, имея в виду, что командировку надо ещё организовать. — А больничный не пойдёт? Командировку-то можно и отменить… И снять пассажира прямо с рейса.

— Ладно, потом решим, — пожала она плечами, но тут же нахмурилась. — Так, хватит уже болтать. Пошли скорее отсюда, пока Зуб не подкинул ещё дровишек в это негаснущее пламя.

Выйдя из ментовки, я пошёл по адресу, полученному от Ирины. Зашёл в подъезд, поднялся на второй этаж и поглядывал в окно, наблюдая за двором. Дом, в который я пришёл, находился в центре, на улице Калинина, за стадионом. Улочка была небольшой, с кирпичными хрущовками.

Я быстро нашёл нужный дом и сделал то, что сказала Ирина. Осмотрелся и, поднявшись на третий этаж, открыл дверь и зашёл в квартиру. Тут же услышал быстрые звериные шаги и мяуканье. Серый лохматый котяра подбежал ко мне, опасливо понюхал мои ноги и начал о них тереться. Я бы сказал, агрессивно тереться.

— Васька, дай пройти.

Я пошёл в сторону комнаты, а Васька пройти не давал. Тёрся, шипел и путался под ногами. Подруга Ирины уехала в санаторий, и ей приходилось каждый день приходить, чтобы покормить котейку и немного с ним поболтать, чтобы тот не одичал.

Кот что-то мне выговаривал, выгибал спину, превращал хвост в толстенный ёршик.

— Да погоди ты, скоро придёт Ира и покормит. Отстань, не буду я тебя грабить, не переживай!

Ирина действительно вскоре пришла. В целях конспирации забежала домой, переоделась и уже потом пошла ко мне, прихватив немного еды, причём, не только для кота. Только тогда он оставил меня в покое. К тому времени мои брюки до колена превратились в унты, нацепляв килограмма два кошачьей шерсти.

Когда кот отвлёкся на еду, Ира взяла меня за руку и увела в спальню. Закрыла дверь и стянула водолазку, юбку, чулки, трусики и кружевной бюстгальтер. От такого зрелища у меня дух захватило. В зобу, типа, дыханье спёрло. И, хотя секунду назад все мои мысли были совсем в другом месте, я тут же переключился, наблюдая за этим захватывающим дух зрелищем.

Фигурка у Закировой была миниатюрная, точёная, ладная, красивая. Грудь небольшая, но с большими, задорными тёмно-коричневыми сосками.

— Я не поняла, тебе особое предложение надо?

Я подошёл к ней, но она сделала шаг назад и вытянула руку.

— Нет! Будешь делать, что я скажу!

Я усмехнулся и прошёлся взглядом по её пересохшим губам, тонкой шее, плечам, торчащей груди и сморщившимся соскам, по животу, изящным бёдрам, чёрному кустику жёстких волос, острым коленям, тонким лодыжкам и узким стопам.

— Раздевайся! Хватит пялиться! Быстро в постель!

— Кажется, кто-то нарывается, — усмехнулся я.

— Что⁈ — округлила она глаза.

— Кажется, кому-то придётся задать основательную трёпку!

Назвать утро романтичным едва ли было можно, но определённое тепло было вполне ощутимо.

— Не вздумай болтать о вчерашней ночи! — практически приказала Ирина. — И строить дурацкие планы. Это была просто психологическая помощь, ясно тебе?

— Очень действенная помощь, надо сказать. Мне действительно помогло. Но, как часто бывает в терапии, лечение нужно принимать длительным курсом, три раза в день перед едой.

— Серьезно? Ну, смотри, не пожалей!

Вместо фабрики я направился в поликлинику.

— Ты, Жаров, что членовредительством занимаешься? — накинулась на меня невропатолог Варя. — Ты знаешь, какой самый важный член у нашего организма?

— Знаю, — хмыкнул я.

— Не знаешь, мне кажется. Голова! Вернее, мозг. А это что такое? Почему всё лицо жёлтое? Ты так можешь дураком сделаться. А это, если ты не знал, навсегда!

Поворчала, пожурила, но больничный выписала. Поэтому на работу я не пошёл с чистой душой. После поликлиники я вернулся в квартиру к коту Ваське и, наверное, минут сорок ждал, когда за мной приедет машина.

Хорошо иметь много друзей и родственников. Седой худосочный дед приехал за мной на «копейке» и повёз в Краснокузнецк. Высадил у вокзала и уехал. А я позвонил менту, которого Ирина мне рекомендовала.

Мы встретились с ним в кафетерии гастронома, расположенного неподалёку от театра. На вид ему было лет пятьдесят. Седой уставший неповоротливый человек, явно с лишним весом, испариной на лице, мешками под глазами и безо всякого интереса к жизни.

Он заказал стакан ячменного кофе с молоком и два коржика. Встал перед высоким столиком, отпил из стакана, вытер носовым платком лоб и, подняв брови домиком, сказал: