— Бухал, батя. Крепко бухал.
— А потом?
— А потом перестал, — вздохнул я. — В школу пошёл работать. Друзья пристроили, труды вести. Потом универ закончил, стал дерзким салабонам литературу преподавать. Хотел в бизнес, да не получилось у меня. Деньги занял, да не отбил. Снова бухал.
— Хех, — усмехнулся бомж, — эк завернул. В бизнес.
— Точно.
— Так щас учитель, что ли?
— Нет, пристроили в телевизор. Когда из школы попёрли. Не сразу, правда, ещё всякое другое было.
— Всякое — это да…
— Точно… Сначала редактору помогал, потом стал сценарии писать. В группе товарищей. А теперь вот вообще самостоятельно.
— И чего, не нравится что ли?
— Да как сказать… Грех жаловаться. Зарплата нормальная…
Надо было зайти в подъезд и подняться туда, где стоят софиты. Если это был «портал», я мог вернуться обратно в своё время. А что, сгонял типа в командировку, спас барышню, можно и назад идти. В одиночество и… как вот этот бич, практически…
— А жена, дети? — спросил тот, обдавая меня запахом «керосина».
Я ничего не ответил.
— Бросай ты свой телевизор, — махнул он рукой. — Лучше нормальным делом займись. Чтоб по-настоящему, а не эта… иллюзия.
— Как ты?
— Ну, хотя бы.
— Послушай, философ, тебе сколько денег для нормальной жизни надо?
— Червонец, — не задумываясь ответил он.
— А если хорошо подумать? Дай простор фантазии. Чтобы паспорт справить, не забухать, а новую жизнь начать. Работу найти. Не размышлял ты над этим?
— Сто рублей, — так же быстро ответил он.
Я запустил руку в карман и, не считая, вытянул несколько сотенных.
— Держи. Только не пропей. На дело потрать.
Он взял, хмыкнул и, не глядя, засунул деньги в карман.
— И ментам не попадайся. Отберут.
Бич кивнул.
— А ты, — прохрипел он, — определись, чего хочешь. Откуда ты и куда идти думаешь. Определись, сынок. Где свои, где чужие. Без этого никак. Пропадёшь без этого. Хотя, всегда ведь в бичи можно податься, да?
Он криво улыбнулся и встал с лавочки.
— Сейчас, кстати, какой год на дворе?
— Две тысячи двадцать четвёртый, — ответил я.
— О! — удивлённо покрутил он головой. — Новый век наступил, а я и не заметил. Благодарствуй, добрый человек, за презренный металл и за щедрость. Если чего надо, обращайся, я всегда поблизости ошиваюсь.
Повернувшись, бич поднял воротник и поплёлся в сторону арки, а я вошёл в подъезд, поднялся по трём ступенькам и нажал кнопку. Новенький, незагаженный лифт довёз меня до верхнего этажа. Я вышел и подошёл к последнему пролёту, ведущему на площадку, туда, где был выход на крышу. И туда, где наши телевизионщики оставили свет и портфель с деньгами.
— Определись, сынок, — повторил я слова бича.
Это можно. Я кивнул. Это мы махом…
Собственно, и так всё было понятно. Я снова кивнул, прочистил горло и ступил здоровой ногой на ступеньку. Раздался лёгкий электрический гул…
4. Ну, теперь-то точно…
Как только нога коснулась ступени, софиты вспыхнули и замерцали. Египетское царство! Похоже, действительно это дело работало. Не знаю, как именно, но, наверное, если бы я оказался снова на площадке, то время перещёлкнулось бы обратно.
Хотя нет, «переход», возможно, произошёл в лифте… Блин, я уже не сомневался, что действительно оказался в прошлом. Да, и как было сомневаться… Сделал несколько шагов по лестнице и осветительные приборы, набрав яркость, стали светить уверенно и практически не мерцая.
Я поднялся до самого верха и остановился на последней ступени. Почувствовал запах озона, шевельнул ногой. Она всё ещё была настоящей. Ёлки… а может… А может не торопиться и поболтаться какое-то время здесь? А что? Снова стать одиноким и не слишком молодым человеком, с утра до ночи роющимся в архивных делах, я всегда успел бы.
Что меня там ждало? Да всё то же. Работа и… Блин, блин, блин! Оставаться в чужом теле и под чужим именем, вроде как было не слишком… не знаю, порядочно, что ли… Куда этот парнишка-то делся? Но, с другой стороны, Саня Жаров сегодня должен был умереть, так что… я его вроде как спас… но, при этом, занял освободившуюся оболочку… От всей этой околесицы голова шла кругом.
И всё-таки, если бы я сейчас вошёл на освещённую площадку, что случилось бы с этим вот телом? Обмякло бы и упало, оставшись лежать на бетонном полу? Можно было, конечно, проверить, но… Было одно «но»…
В моей голове за годы работы скопилось большое количество информации о совершённых преступлениях. То есть, в моём времени совершённых, а здесь, в восьмидесятом, они ещё не произошли. И, стало быть, их можно было предотвратить!
— Сашенька, ты что там делаешь? — раздалось снизу. — Я тебя уже потеряла.
Я дёрнулся и резко обернулся. Пожилая, но не старая дама с аккуратно уложенными волнистыми волосами, удивлённо смотрела на меня снизу. И… в общем, ну не испаряться же было у неё на глазах.
— Да вот, свет горит, поднялся посмотреть, что тут такое.
— Там вроде ремонт собрались делать. Наверное, без подсветки никак. Ты где пропал? Сказал, через час вернёшься, а сам убежал и с концами.
— Да-а-а… — неопределённо протянул я.
— Что «да»? — пожала она плечами. — Мог позвонить, хотя бы. Спускайся уже.
Блин… В принципе, нужно было что-то делать с моими знаниями. Нельзя же просто так взять и уйти. Но что делать? Завалиться в милицию и всё рассказать? Нет… идея так себе. Нужно было записать, всё что я помнил на бумаге, и разослать по различным инстанциям. В КГБ, в МВД, в ЦК… Точно! По трём адресам. Если в одном месте меня сочли бы сумасшедшим, то в другом могли заинтересоваться. А когда предсказания начали бы исполняться…
— Саша!
— Спускаюсь-спускаюсь…
Я быстро оглядел горящие прожектора и, развернувшись, сбежал по лестнице. Успею, решил я и широко улыбнулся бабушке. Успею.
— А это что? Ты что, по очередям весь день мотался?
Она всплеснула руками и тоже разулыбалась.
— Саша, ну, честное слово, зачем?
Я даже и не сообразил сначала, что она имеет в виду. Она кивнула на цветы и торт.
— Ах, это… Так праздник же… ба…
— Что ещё за «ба»? — вытаращила она глаза. — Нахватался!
— Бабуль, с наступающим, — тут же исправился я.
— Ой, Саша-Саша, — покачала она головой. — Заходи давай.
Мы вошли в открытую дверь и оказались в тесной прихожей. Я с интересом посмотрел по сторонам, пытаясь сориентироваться в своём новом доме, а бабушка внимательно на меня посмотрела. Тоже с интересом и с некоторым недоумением.
— С праздником, — сказал я, поймав её взгляд и протянул ей свою добычу. — С международным женским днём. Это «Птичье молоко», между прочим, из «Праги».
— Представляю, какая там была битва сегодня.
— Точно. Битва железных канцлеров, практически. Одни альфачи.
— Кто? — удивилась она.
— Самоутверждающиеся альфа-самцы.
Бабушка рассмеялась.
— Надо было тебе в биологи идти, а не в эту свою дурь. Политэкономия ещё никого до добра не довела. Ну, давай, мой скорее руки и к столу. Торт назавтра оставим. Ты не забыл, что Женя придёт?
— Забыл, — практически не соврал я.
— Ветер в голове, — констатировала бабушка и, развернувшись, двинулась по коридору. — Как ты только с фабрикой своей справляешься?
Кухня там, сам себе кивнул я. А вот тут… санузел. Я открыл дверь. Раздельный. Там всё было тоже тесно, но чистенько и аккуратно. Бежево-жёлтая метлахская плитка на полу, чугунная ванна, наезжающий на неё умывальник, белая квадратная плитка на стенах, трубы, зеркало с закруглёнными углами…
Я замер. Немного прищурился и внимательно посмотрел на отражение. В жизни Саня Жаров был поинтереснее, чем на фотках. Это было видно даже при тусклом свете лампы. Поинтереснее… Словечко из детства. Интересный мужчина… Я вздохнул.
Саня был интереснее, чем на фотках и моложе. Лет двадцать от силы, а на самом деле двадцать пять… Широкие скулы, волевой подбородок, взъерошенная тёмно-русая шевелюра и детский румянец на щеках. Да уж, угораздило так угораздило.