Я донёс ящик до Октябрьского зала, но за вторым не пошёл, не желая быть изгнанным из благородного собрания после выполнения миссии. Вернее, я сделал вид, что пошёл за вторым, а сам юркнул вбок и пробрался в колонный зал.
Здесь грохотали аплодисменты, переходящие в бурные овации. Драйв был не шуточный. Огромная, как цунами, волна оптимизма и уверенности в завтрашнем дне прокатывалась по рядам. Зал рукоплескал, надеясь на скорые победы и невероятные достижения в лёгкой промышленности, а ивановский камвольный комбинат, между тем, даже не собирался отгружать нам сукно.
В буфет я не пошёл и ждал завершения перерыва в Октябрьском зале. Постепенно начал заполняться президиум и сам зал. Настроение у делегатов было приподнятое. Ну, а как могло быть иначе после неплохого обеда.
Я рассматривал президиум. Мужчин, естественно я сразу исключил и сосредоточился на нескольких дамах. Выделив одну, самую из них молодую и привлекательную, понадеялся, что это и есть моя цель. Чтобы не гадать, я поднялся и громко произнёс:
— Алла Сергеевна!
В гуле голосов никто не обратил на меня внимания.
— Алла Сергеевна! — повторил я громче. — Кумачёва!
И, бинго, именно та из членов президиума, которую я выбрал, резко обернулась. Тогда, не теряя времени, я подскочил к ней и представился.
— Здравствуйте, Алла Сергеевна. Я Александр Жаров из Верхотомска.
— Мы знакомы? — удивилась она.
— Пока нет, но я надеюсь это немедленно исправить.
— Дерзкий, но обаятельный, — с усмешкой сказала она. — И чего ты от меня хочешь?
— Шерсти, — не стал скрывать я. — То есть шерстяного сукна. Я сегодня только приехал из Иваново, с вашего комбината.
— Погоди-погоди, — нахмурилась она — Как это? И сразу на всесоюзное совещание работников лёгкой промышленности?
— Именно, Алла Сергеевна. Вы если бы даже в космос улетели, мне бы и там пришлось вас разыскать.
Она засмеялась.
— Какой славный наглец. Только не говори, что тебе нужна…
— Да-да, именно вы. Мне нужна только вы.
— Что?
— А ещё шерстяное сукно. То самое, отгрузку которого вы перенаправили в среднюю Азию.
Я назвал необходимый артикул и Кумачёва только головой покрутила.
— Рассаживаемся, товарищи! — возник вдруг голос ведущего. — Рассаживаемся!
Он вклинился в наш разговор и отвлёк от обсуждения. Огромные телекамеры уже стояли в зале и готовились заснять, что творится на этом рубеже передовой советской экономики.
— Кажется, все жертвы были напрасны, — улыбнулась Алла Сергеевна. — Не удалось, да? Да и как бы могло удаться? Ты меня соблазнить хотел? В чём был план?
— Проходите, проходите, товарищи!
— План не был, он и сейчас ещё существует и всё ещё актуален. Шерсть в обмен на продовольствие.
— Алла Сергеевна, приготовьтесь, пожалуйста, через три минуты выступление!
— Ну, всё, дорогой товарищ, — усмехнулась она.
— Пара грузовиков, набитых едой. Если сейчас согласитесь, к вашему приезду дом быта будет полной чашей. С максимально возможным ассортиментом.
— Это серьёзно?
— Абсолютно. Серьёзней не бывает.
— Так… сядь рядом со мной! Я сейчас выступлю, и мы договорим.
После выступления мы ушли в буфет и заканчивали разговор, запивая его компотом.
— Наличные не проблема, это мы осилим. Но мне нужно знать, какие именно продукты будут привезены.
— Давайте согласуем. С этим точно всё будет на высоком уровне.
В общем, мы ударили по рукам и договорились в понедельник встретиться на комбинате.
— Жаров! — услышал я знакомый не особо приятный голос.
— Познакомьтесь, пожалуйста. Это и есть начальник нашего отдела снабжения Зинаида Михайловна Ткачук. А это Алла Сергеевна Кумачёва…
В половине седьмого мы с Зиной стояли у одного из подъездов Большого. Публика стекалась к главному входу, а мы переминались с ноги на ногу, поджидая дядю Эдика. Ровно в назначенное время дверь открылась и он, заулыбавшись, поманил нас внутрь.
Немолодой, но элегантный, с благородно-седыми висками, в тёмно-синем костюме и бабочке, с платочком в кармане, он производил очень приятное впечатление.
— Он что, артист? — шепнула Зина.
— Не совсем, — усмехнулся я. — Он ваш коллега. Руководитель службы снабжения.
— Да-да, — услышав мои слова, подтвердил дядя Эдик. — Разрешите представиться, Школьников Эдуард Германович. Можно просто Эдуард. Даже не можно, а нужно.
— А это Зинаида Михайловна Ткачук, можно просто Зинаида, или Зина, — отрекомендовал я свою начальницу, заметив, что глаза дяди Эдика оживились.
Они шарили по арсеналам Ткачихи, ощущая запертую в них ядерную мощь. Было видно, что в случае чего, никакого сдерживания здесь не было бы и в помине.
— Эдуард, — понизила Зина голос, — мне очень и очень приятно познакомиться с вами.
Она несколько раз перевела взгляд с Эдика на меня. Непроизвольно и не контролируемо.
— К сожалению, — погрустнел дядя Эдик, — место на спектакль только одно.
Это он по предварительному согласованию со мной заявил.
— Да, это ничего, — махнул я рукой. — Мне всё равно нужно ехать в Иваново с устным распоряжением тамошней Хозяйки медной горы.
— Сегодня? — нахмурилась Зина.
— Так вы же мне сами задачу поставили, вот я и выполняю.
— Не переживайте, дорогая моя Зинаида, скучать вам точно не придётся. Я о вас позабочусь.
Казалось, он был искренне в ней заинтересован, и она, чувствуя это отвечала удвоенной симпатией на это неожиданное проявление интереса.
— Ну что же, вверяю вам, дядя Эдик, самое ценное, что есть на нашей фабрике.
— Постараюсь вернуть всё целым и невредимым, — открыто засмеялся он. — Если мы не передумаем, конечно.
И Зина, немного смущённо наблюдавшая за ним, расхохоталась, вполне открыто демонстрируя свою доступность.
Прямиком из театра я рванул на Комсомольскую площадь, на Ленинградский вокзал. Билеты, к счастью, были, и ничего придумывать или плясать с бубном мне не пришлось. Я зашёл в пустое купе СВ. Бельё уже было застелено. Поэтому сразу скинул плащ и ботинки, и завалился на нижнюю полку. Мерный стук колёс погрузил меня в умиротворённое состояние и я, даже не заказав чая, провалился в сон.
Ленинград встретил мрачным и влажным утром с тяжёлыми низкими тучами. С вокзала я пошёл пешком. Вероятно, день мне предстояло провести в бездействии и наблюдении, поэтому небольшая прогулка была весьма кстати.
В киоске я накупил газет и журналов и направился на Гороховую улицу. Она не особо широкая и, несмотря на приятную питерскую архитектуру, довольно мрачная. Камень, камень и камень. Зато очень хорошо просматривается и наблюдать на ней удобно.
Правда, самому оставаться незамеченным в таких условиях весьма затруднительно. Не завидую я питерским филёрам, м-да. Ну а что делать? Что же, побуду в их роли. Прибуду на место и там уже сориентируюсь.
Добравшись до пункта назначения, я понял, что мне повезло. Наискосок от дома, где проживал преступник, обнаружилась пирожковая. Конечно, торчать целый день в пирожковой и мозолить всем глаза идея не самая хорошая, но лучшей у меня не было. К тому же я почувствовал, что проголодался.
Я зашёл внутрь и осмотрелся. Всё было исключительно просто. Несколько столов, пол, выложенный коричневой плиткой, белые несвежие стены, пыльные плафоны в виде белых шаров на металлическихстержнях.
Посетителей не было. Тоже минус. Человека с кучей газет обязательно запомнят. Впрочем, пока никто на меня внимания не обратил. За небольшой стойкой буфетчица занималась чем-то своим ежедневно-рутинным. Она раскладывала приборы, доставала из поддонов стаканы и звякала тарелками. Кассирша, похоже пребывала в полусонном состоянии.
Я подошёл к ней и она, неохотно оторвавшись от своих мыслей, выбила мне три пирожка и стакан кофе с молоком. Чек я отнёс к стойке и получил два пирожка с капустой и один с повидлом. Взял своё добро и подошёл к столику у окна. Подъезд, где жил злодей, был хорошо виден.