— Благодарю за ответ, ваше сиятельство!

Казанова снова расплылся в улыбке. Знает, что она у него обаятельная и располагающая собеседника, и вовсю этим пользуется. Он, конечно, тот ещё мошенник, но нельзя отказать ему в харизматичности.

— Чтобы показать добрую волю и своё дружеское отношение к вам, граф просил передать предупреждение. Многие европейские ложи настроены к вам крайне враждебно. Ходят слухи, что Великая ложа Авалона выставила награду за вашу жизнь. Так что не рекомендую вам раскрывать своё инкогнито в Венеции и ни в коем случае не сообщать о своём приезде дожу. Он, знаете ли, имеет тесные связи с Авалоном и очень любит деньги.

— Я учту ваши слова, синьор Казанова.

— Тогда позвольте откланяться, — Казанова встал, изобразил поклон и повернулся к Тане. — Сударыня, своей красотой вы разбили моё бедное сердце, — он прижал руки к груди. — Единственное, что удерживает меня от падения к вашим ногам, это ваш спутник. Боюсь, я не настолько силён в магии, чтобы даже думать о дуэли с ним.

Он поклонился ещё раз и быстрым шагом пошёл прочь.

Раздумывать о Сен-Жермене и его мутном предложении я не стал. Дойдёт до дела — там и посмотрим, что задумал граф. Но книги, что он мне прислал, я просмотрел наискосок: да, это оказались труды по алхимии. Причём не печатные издания, а рукописные. Судя по всему, это были копии с рабочих тетрадей: безымянный автор описывал проводимые опыты, выдвигал теории, ставил эксперименты по их проверке, опровергал и подтверждал свои догадки.

Даже на мой поверхностный взгляд, там было немало ценного знания. Тем более автор экспериментировал с эфиром и Знаками на стыке алхимии и деланной магии. И только под конец записей касался темы получения «философского камня». Нигредо, альбедо, рубедо и прочая заумь. Но чтобы понять, действительно ли там содержалась не профанация, надо было разобрать и проверить на собственном опыте весь остальной труд. Так что я положил книги в багаж — как появится свободное время и подходящая лаборатория под рукой, тогда и займусь ими. А сейчас меня ждали другие дела.

Австрийский резидент не обманул. На следующий день, едва стемнело, возле гостиницы появился Паппо на гондоле. Словоохотливый итальянец заявился в гостиницу и сообщил, что готов доставить меня в Арсенал.

Ни Таню, ни мертвецов брать с собой я не стал. Диего с Кижом просто не увидят нужное, а Таню я не хотел подвергать лишнему риску. В одиночку будет проще уйти, если случится непредвиденная ситуация.

— Синьор Урусов, может, вы хотите ещё куда-нибудь попасть? — спросил Паппо, когда мы отплыли от гостиницы и углубились в лабиринт каналов. — Дворец дожа, Свинцовая тюрьма, тюрьмы Карчери, каса известных родов? Я могу устроить вам визиты в эти замечательные места!

— Каса?

— Палаццо, синьор Урусов, дворцы. Великолепные дворцы! Золото, лепнина, росписи величайших художников! Такое великолепие вы нигде больше не найдёте. Видя эту красоту, многие лишаются дара речи и падают в обморок. Не смейтесь, синьор Урусов, я говорю чистую правду.

— Мы будем пробираться туда ночью?

— Зачем? — Паппо искренне удивился.

— Чтобы не попасть на глаза хозяевам.

— Что вы, синьор Урусов! Они будут рады показать красоты, даже пришлют слугу, чтобы он рассказал историю семьи. О, сколько мрачных тайн скрывают прекрасные дворцы! Убийства, отравления, предательства и кровосмешения! Такие страшные истории, что люди частенько падают в обморок!

— Паппо, вы же говорили, что падают от неземной красоты.

— Одно другому не мешает, синьор Урусов. Сначала падают от красоты, затем от ужасных историй. Слуги не успевают подносить нюхательную соль между обмороками. Кстати, за дополнительную плату хозяева согласны отобедать с гостями и лично продемонстрировать коллекцию старинных картин, оружия и документов.

Слушая болтовню Паппо, я лишь качал головой и печально улыбался. Какая грустная участь: потомки славных фамилий торгуют достоянием своих предков, выставляя его на потеху приезжим. Впрочем, это их выбор и не мне судить такое положение вещей.

Гондола выбралась из очередного канала и выплыла на гладь залива. В воде отражались яркие огни домов, ветер доносил от города звуки смеха и криков, а над головой светилась серебряная россыпь звёзд.

— Видите, синьор Урусов? Вон там Арсенал. А те башни охраняют главный вход в него. Мы, естественно, туда не поплывём. Заглянем с чёрного хода, — Паппо усмехнулся, — с какого и положено заходить в такую тёмную ночь. Вы уверены, что фонаря будет достаточно, чтобы рассмотреть всё, что вы хотите?

— Можно обойтись совсем без света, я вижу в темноте.

Цель моего путешествия не нуждалась в освещении — её надо было разглядывать магическим зрением.

— Но я всё-таки возьму фонарь, синьор. Мне родители не передали таких чудесных талантов, как у вас, поэтому обхожусь подручными средствами. Но я не завидую ничуточки, знаете ли. Зачем видеть в темноте то, что скрыто самой природой? Однажды мне пришлось, исключительно для дела, общаться с одной синьоритой. Так я вам скажу, что на лицо она была ужасной, будто маска-баута. Но одним из условий, что она мне поставила, было провести с ней ночь. Ну, думаю, вот ты и попал в западню, Паппо! Сейчас опозоришься, и пойдёт о тебе слава на всю Венецию, что износился и уже ничего не можешь. Не поверите, синьор, но к ней в спальню я шёл как на эшафот. Но едва мы оказались вдвоём, как она погасила свечи и комната погрузилась в темноту. Я только и слышал, как шуршит её платье, спадая на пол. Что удивительно, но на ощупь синьорита оказалась настолько хороша, что я до самого утра не мог уснуть.

— Значит, выполнили уговор?

— Конечно, синьор Урусов! Ещё как выполнил. А через месяц женился на ней. Кстати, мы уже прибыли. Прошу вас, сюда.

Гондола пристала к каменной пристани, и мы сошли на берег. Паппо захватил с собой какой-то свёрток, подозрительно булькавший. Пришлось немного прогуляться, чтобы выйти к внешней стене Арсенала — монументальному сооружению метров пять высотой.

— Сюда, синьор! Прошу вас — следуйте за мной и молчите. Говорить буду только я, иначе всё может сорваться. И ни о чём не переживайте, даже если нас попытаются остановить и будет много криков. Мы, итальянцы, любим громко и много говорить, махать руками и хвататься за оружие. Но всё это только игра, понимаете, синьор? Такие правила жизни, если угодно. Приезжие удивляются, спрашивают, как мы ещё не поубивали друг друга, а у нас просто горячая кровь и любовь преувеличивать чувства.

Паппо нашёл маленькую дверь в стене, стальную, из толстых полос металла. Постучал хитрым условным стуком, будто отбил сообщение на телеграфе, и приложил палец к губам, призывая к молчанию. Через минуту из-за двери послышался приглушённый голос.

— Кому там не спится?

— Джузеппе! Это Паппо!

Тяжко заскрипел невидимый засов, и дверь приоткрылась.

— Я же тебе сказал — нельзя, — недовольно ворчал показавшийся старик, потирая сизый от пьянства нос. — Ты что, с первого раза не понял?

— Джузеппе! Я знаю, что твоё «нельзя» только на сухую. А если смочить тебе клювик, то «нельзя» разом превращается в «немного можно». Вот только скажи, что я ошибаюсь!

Сторож зыркнул в мою сторону и снова повернулся к Паппо.

— Смочить — это хорошо. Но «нельзя» от этого не изменится. И только по дружбе я не буду докладывать о твоём интересе. А должен, между прочим.

— А если хорошо смочить? Как будто сейчас карнавал, и ты решил отпраздновать, как в молодости?

— Карнавал? — задумчиво протянул сторож. — Если карнавал, то можно что-то придумать.

Они ещё четверть часа препирались, совершенно никуда не торопясь. Паппо вытащил из своего свёртка бутылку и передал её сторожу. Следом владельца сменил кошелёк, глухо звякнувший монетами.

— Значит, синьор хочет восхититься устройством Арсенала? — сторож окинул меня долгим взглядом. — Что же, устрою ему прогулку и покажу былое величие. Раз синьор так интересуется флотом, я сам проведу вас и покажу Арсенал.