«Она то приходила, то уходила, но в основном уходила», — ответила Исла. Ее взгляд скользнул по моему плечу, и я понял, что Данте вышел из машины, прислонился к ней и с интересом наблюдает за нашим разговором. Я прищурился на него, как бы говоря: «Какого черта ты хочешь» , но этот тупица не понял послания. «В любом случае, с ней все будет в порядке. Просто нужно немного поспать и позволить этому дерьму вымыться из ее организма.

Ее взгляд метнулся к Данте, затем снова ко мне, и она кинулась внутрь, как будто ощущая надвигающееся извержение вулкана.

«Ты не можешь подняться наверх », — подписал я знак, мое упрямство удерживало меня от произнесения этих слов. Почему я должен облегчать ему задачу?

— Как будто ты можешь меня остановить.

Мой рот приоткрылся от шока, когда я увидел, как его руки подписывают слова. Он выучил ASL? Это было последнее, чего я ожидал, и ухмылка на его чертовом лице сказала мне, что он доволен моей реакцией. Раньше он заставлял меня печатать на своем телефоне… Почему он с самого начала не использовал ASL?

Если не считать, конечно, вероятности того, что он осел. Он приводил в бешенство.

Мне потребовалась минутка, чтобы осмотреть впечатляющее телосложение Данте свежим взглядом. Два года назад он всегда выбирал джинсы и кожаную куртку. Сегодня на нем был сделанный на заказ итальянский костюм, который облегал его мышцы и обещал аппетитный пресс. Тьма, которая тогда скрывалась под его кожей, теперь вышла наружу — в каждом взгляде, каждой улыбке, каждом движении. Он гордился этим, и это было чертовски страшно.

Тем не менее, я отказался съежиться.

Я стиснула челюсти, ругая себя за то, что вообще заметила его тело. Мне было плевать, даже если его объявят святым, для меня он всегда будет дьяволом.

«Сделай хоть шаг в мою квартиру, и я убью тебя », — подписал я.

Затем я повернулся к нему спиной во второй раз за вечер и ушел, даже не взглянув на него. Позвольте ему попробовать собственное лекарство.

Я начал подниматься по лестнице в нашу квартиру, пытаясь сжечь часть этого гнева, когда столкнулся с Амоном. Его шаг замедлился, его внимание было обращено на меня.

«Я положил ее на диван. Ей нужно будет пить много воды». Он говорил медленно, даже бросил туда табличку ASL с надписью «Пить и вода», чтобы убедиться, что я понял. Я был бы впечатлен, если бы не его отношение к Данте Леоне.

Я кивнула, затем прошла мимо него, чтобы добраться до сестры.

ЧЕТЫРЕ

ФЕНИКС

я

Я сидел на диване, моя сестра спала рядом со мной, а мои подруги валялись на полу в гостиной нашей маленькой парижской квартирки. Я был… встревожен. Моя кожа гудела от электричества, которого я не чувствовал уже два года.

С тех пор, как я в последний раз чувствовала его прикосновение.

Я не мог стереть из памяти взгляд, которым Данте наградил меня в клубе. Неистовый и похотливый, но там было и что-то еще.

Он вел себя так, будто даже не знал меня. Как будто он был встревожен, увидев меня.

Как он смеет выбирать трусливый выход и притворяться, что от того, что у нас было, можно легко отказаться! Я задохнулась от ярости, борясь с желанием протянуть руку и ударить его. Ударь его. Поцарапай его. Я хотел сделать ему больно. Я хотел заставить его почувствовать то же, что и я два года назад.

Луч света уличного фонаря проник в окно, и я позволил своим мыслям вернуться в прошлое, к той наивной девушке, которая слепо влюбилась в Данте Леоне.

Я был не один.

Каким-то образом мое сердце настаивало, что он справился. Он сказал, что мы будем втроем и будем танцевать всю жизнь вместе. Верно?

Вот только неуверенность в себе была сукой. Медленно, день за днём, я начал задаваться этим вопросом. Каждый поцелуй. Каждое обещание. Всякую чертову вещь.

Моя грудь сжалась, когда я вытерла заплаканное лицо тыльной стороной ладони.

Прошли месяцы — семь месяцев, одна неделя и пять дней, если быть точным — с тех пор, как я видел его или слышал о нем.

Моё сердце продолжало шептать: «Он идёт. Просто держись, он идет. Он обещал, что всегда придет.

Ну и где же он был?

Я звонил ему. Я написал ему. Я позвонил ему по нашему коду 911.

Нажмите. Нажмите. Нажмите.

Я еще раз проверил свой телефон. Только сообщение от сестры и друзей. Рейна скучала по мне; она беспокоилась обо мне. Она продолжала расспрашивать меня о том, что говорят врачи, и мне не нравилось ей врать.

Мой телефон снова завибрировал.

Можем ли мы поговорить по FaceTime? Я скучаю по тебе.

Я связался с Рейной по FaceTime прямо перед тем, как вздремнуть, но мне пока не хотелось с ней снова разговаривать. Я тоже скучал по ней, но соврать ей через камеру было труднее, чем через текстовое сообщение. Поэтому я закрыл сообщение и начал ходить по комнате.

Делать особо было нечего. Было слишком холодно, чтобы выходить на улицу, а декабрьские температуры здесь были достаточно низкими, чтобы промерзнуть до костей. Когда мы росли в Калифорнии, мы видели снег только тогда, когда искали его, что случалось не так уж и часто.

Я проучился всего месяц до моего первого года обучения в колледже в Париже, когда мне пришлось взять отпуск по болезни. Бабушка использовала свою голливудскую известность и влияние на декана, чтобы меня не выгнали. Она даже добилась от канцлера разрешения на занятия онлайн.

Мои дни с тех пор, как бабушка привела меня в эту клинику, после того как я придумал какую-то сложную историю, требующую уединения, были заполнены текстовыми сообщениями, общением по FaceTime с сестрой и друзьями и работой над учебой.

Она была настолько убедительна, что все поверили, даже Папа.

Я бы сошел с ума без модулей курса. Когда я вернусь, мне еще предстоит наверстать упущенное, но бабушка дала понять, что я не уеду с ребенком на руках.

Но все же я надеялся. И все же я хотел.

Я продолжала говорить о своем желании оставить ребенка, хотя и была в ужасе. Я никогда даже не держала на руках ребенка, я даже никогда раньше не меняла подгузник. Я ничего о них не знал.

«Ты слишком безответственен. Ты опозорил себя и нашу семью». Бабушка повторяла это снова и снова. На самом деле ее слова заключались в том, что она оставит меня без гроша в кармане, чтобы я почувствовал вкус настоящей жизни. Это было бессердечно, но она назвала это жесткой любовью.

Если бы это произошло, мой ребенок умер бы от голода. Я не могла так поступить со своим ребенком. Это было бы жестоко и эгоистично.

Я медленно соскользнул с больничной койки, одной рукой схватившись за спину, а другой потирая большой живот. Я сунул ноги в больничные тапочки и подошел к окну, глядя на тот же вид, что и последние три месяца. Как только моя шишка стала слишком заметной, чтобы ее можно было скрыть, бабушка, не сказав больше ни слова, отвезла меня в это учреждение.

За исключением того, что сейчас снег покрыл территорию, из-за чего было почти больно смотреть, скрывая любой намек на цвет, насколько мог видеть глаз. Напоминая мне о том, что времена года меняются без меня.

Почему он не пришел?

Боль в моем сердце ощущалась так, словно кто-то широко разрезал мое сердце и душу, а затем оставил меня истекать кровью. Боль была острой, поглощающей меня так же, как и Данте много месяцев назад.

Положив руку на живот, я почувствовал, как внутри меня движется жизнь. Это может произойти в любой день.

Я полезла в карман платья для беременных в поисках аварийного устройства. Это определенно было подходящее время, чтобы использовать его.

Бабушка отказалась идти на компромисс; они бы забрали у меня ребенка. Никто больше не знал о ребенке, и я не могла втянуть в это сестру и друзей. Поэтому я хранил свою тайну при себе, хотя мои губы горели желанием рассказать об этом миру. Вместо этого все, что я сказал, было ложью.