«Я знаю, но убить его — это не выход», — объяснила она, нежно поглаживая мою щеку. Помимо моей матери, была только одна женщина, чье прикосновение не вызывало у меня отвращения. На самом деле, я жаждал этого, что было необычно. Но, видимо, она мне противна. Ох, чертова ирония. «Это только испачкает твою душу».

Я усмехнулся, а затем подошел к окну, выходившему на море. Этот замок в Триесте мог бы стать убежищем (ключевая фраза могла бы быть им ), если бы только этот ублюдок был мертв. Единственная причина, по которой я любил его, заключалась в том, что он принадлежал женщине, которая меня родила. Я мало что знал о ней, за исключением тех скудных подробностей, которыми поделилась Мать. Судя по всему, последние два года своей жизни она была больна и в основном прикована к постели, прежде чем родила меня и скончалась.

— Тебе не кажется, что моя душа уже запятнана, Мать?

Ее мягкие шаги приближались, свидетельства ее собственных ужасов хрустели у ее ног. — Нет, Данте. Это не. Ты что-нибудь вспомнил? Я покачал головой. «Достигли ли вы с Амоном какого-либо прогресса в отношениях с Томазо?»

Я покачала головой, мгновенно почувствовав вину за то, что забыла о проклятом документе, который заставила нас искать моя мать. Это ни разу не приходило мне в голову с тех пор, как я пересекся со старшей дочерью Ромеро.

Все мое внимание было сосредоточено на ней . Я даже оставался в Париже дольше обычного, чтобы быть рядом с ней и находить утешение в ее близости. Наблюдать за ней стало моим новым любимым занятием. То, как ее темные волосы переливались разными оттенками каштанового, каштанового и коричневого под летним солнцем. Те редкие моменты, когда оно отражалось в ее глазах и превращало их в жидкую голубизну, захватывали у меня дыхание.

— Данте, ты меня услышал? Голос матери прервал мое внимание к Никс.

«Мне очень жаль, мама. Я отвлеклась. Что это было еще раз?

— Ты останешься ненадолго?

«Нет, мне нужно вернуться в Париж. И я предпочитаю держаться от него подальше, — многозначительно сказал я.

Я никогда не чувствовал себя здесь комфортно. А если бы мне наконец дали зеленый свет, чтобы избавить собственность от гнева Отца? Это была бы другая история. Я огляделся вокруг. Ничего, кроме огромного синего моря передо мной и суровых скалистых холмов позади. Я всегда предпочитал смотреть на синий горизонт. Я начал это делать, когда много лет назад встретил Феникса Ромеро. Ей было восемь, а мне двенадцать. Когда ее кристально-голубые глаза встретились с моими, я решил, что никогда не откажусь от этого места. Я отчетливо помню, как думал, что однажды я приведу ее в свой замок и выброшу ключ.

Конечно, я забыл обо всем этом, пока мы снова не пересеклись. Как и история моей жалкой жизни в эти дни.

— Что тебя так отвлекло?

Феникс Ромеро. Она была всем, о чем я думал в последнее время. Я не мог выкинуть ее из своей гребаной головы, даже если бы захотел. Самое страшное было то, что я этого не сделал.

Но по какой-то причине мне не хотелось рассказывать ей о девушке Ромеро. Ненависть матери к Томазо Ромеро распространялась на все, с чем он был связан, поэтому, естественно, его дочери не пользовались ее благосклонностью.

«Не беспокойся об этом». Мне даже удалось изобразить ей улыбку.

«Ты так и не ответил мне о том, помнишь ли ты что-нибудь еще», — отметила она.

Я покачал головой, отгоняя от себя некую темноволосую женщину, которая, казалось, в последнее время поглощала все мои мысли.

«Помнить что?» Я спросил.

— Со времени твоего пленения. Каждый раз, когда она затрагивала эту тему, на лице ее отражались агония и страх. Я ненавидел то, что она страдала, и переживал из-за этого. Я ничего не помнил, и даже когда меня мучили кошмары, они никогда не были конкретными. Только всегда тени.

Я снова посмотрел на голубую полосу за замком. "Нет. Ничего."

Ее рука легла мне на спину. "Однажды ты будешь."

Честно говоря, я не был уверен, что хочу вспоминать.

ШЕСТНАДЦАТЬ

ДАНТЕ

А

Прошла еще неделя с момента моего последнего общения с Фениксом. Я ясно дал понять свои намерения всему гребаному миру — руки прочь от Феникса Ромеро.

Но потом она начала трахаться со мной.

Я поднес сигарету ко рту и вдохнул клуб дыма. Вкус коснулся моего языка, наполнил легкие, и я выдохнула его, мгновенно расслабившись.

Мимо меня проходили парижане, спешащие домой, на свидания или в ночную жизнь, а я стоял возле квартиры Феникс и смотрел, как ее тень скользит по ее спальне.

Я, как обычно, следовал за ней туда и обратно от ее квартиры до ее репетиций. Следить за каждым ее движением и прятаться в темноте было моей второй натурой, хотя теперь я знал, что она осознает мое присутствие. Тем лучше. Мне было плевать на то, чтобы скрыть свои следы.

С таким же успехом она могла бы привыкнуть к тому, что я наблюдаю за ней, потому что она была бы моей. В конце концов. Я понятия не имел, чем она меня очаровала. Возможно, дело было в печали в ее глазах или в том, как боль исказила ее лицо, когда она думала, что никто не смотрит. Женщина была экспертом в сохранении своего фасада на месте.

И еще было упрямство, на котором она настаивала, когда дело касалось притяжения между нами. Она предпочла бы мне насолить и пойти на большее количество свиданий. Большинство мужчин бросились бежать, как только я произнес свою первую угрозу, но этот последний… или, скорее, первый… вернулся. Чертов Батист.

Он не только прикоснулся к тому, что ему не принадлежало, но и нагло проигнорировал мое предупреждение и пошел с ней на второе свидание.

С ним разберутся.

Я выдохнула дым, стряхнув пепел с сигареты, но стряхнуть пепел, сушивший рот, было невозможно.

Опираясь на велосипед, я смотрел на ее окно, ожидая появления ее фигуры. Я даже не стал прятаться или искать укромное место. Она знала, что я преследую ее, и продолжала насмехаться надо мной.

С ее личной жизнью. Улыбками, которые она внезапно одарила мужчинами в своем ансамбле. Господи, я хотел убить весь оркестр.

Феникс вошел в окно, одетый в маленькие шорты и майку. Ее мокрые волосы ниспадали по спине и плечам. Ее взгляд скользнул по улице, и я подумал, ищет ли она меня.

Можно было бы подумать, что она усвоила урок после того, что произошло в Сфере, но нет. Ей пришлось меня проверить. Ярость снова пронзила мои вены, когда я вспомнил, как сегодня вечером она сидела напротив своего свидания за столом и смотрела на него. Как она игнорировала всех — весь чертов мир — как будто он был самым интересным куском дерьма, когда-либо произносившим слова «филе де беф» .

А когда они расстались, этот ублюдок тронул ее за задницу.

Тронуто. Ее. Жопа.

Я был так близок к тому, чтобы подойти к ним, перерезать ему горло, а затем трахнуть ее в месиве его крови. Однако прежде чем я успел что-то предпринять, она оставила его и направилась домой. Отменив свой план, я решил вместо этого последовать за своей женщиной домой.

Но неважно, я все равно заставлю его заплатить. Сразу после того, как я убедился, что Феникс в целости и сохранности уложена в ее постели.

Я сжал кулаки, голоса требовали, чтобы я показал ей именно то, в чем она отказала нам обоим. Кому она принадлежала. Она была моей, всегда была и всегда будет.

Очертания ее тела изменились, и я последовал за ними. Ее глаза нашли меня, и у меня перехватило дыхание. Она стояла неподвижно, черт возьми, слишком далеко от меня. Я чувствовал жгучее влечение, даже несмотря на расстояние, разделяющее нас, но я также чувствовал, как сильно она меня ненавидела. Почему? Почему она ненавидела меня до глубины души?

Мои коренные зубы скрежетались, и я сопротивлялась, чтобы бросить шлем через улицу. Я хотел трахнуть ее с той первой ночи, когда увидел ее в клубе. Она заключила сделку, когда совершила свой маленький акт заботы о себе, зная, что я наблюдаю. Но это было больше чем то.