Он остановился возле поля, полного одуванчиков, высокой травы и деревьев, колеблющихся под ночным ветерком вдалеке. Краем глаза я заметил уезжающий грузовик.

Когда я бросил на Данте любопытный взгляд, он объяснил: «Это сюрприз».

"Кто это был?"

Он махнул рукой. «Цезарь, моя правая рука. Но не волнуйся, моя муза. Он тебя не видел.

Я вздохнул с облегчением. И к лучшему, что мы сохранили эту маленькую тайну. По крайней мере на данный момент.

Он помог мне выйти из машины, затем обнял меня за плечо. Мы шли по мягкой траве, а мое сердце трепетало в груди. Я никогда не чувствовал себя в такой безопасности. Никогда еще я не чувствовал себя так хорошо. Это было страшно и волнующе одновременно.

Мы остановились, и он указал туда, где были разложены одеяло и корзина для пикника, которая, казалось, могла накормить десятки человек. Я сбросил туфли, и мы сели на одеяло, а над нами сияла полная луна.

Ветер обдувал нас и ласкал одуванчики, пока лунный свет танцевал на них. Было такое ощущение, будто ты наблюдаешь за флиртом природы. Это то, что он делал со мной?

Я встретила его взгляд, проглотила свой страх и пошла на это.

Открыв рот, чтобы заговорить, он опередил меня. "Ты мне нравишься. Много."

В течение нескольких секунд я чувствовал только громоподобное сердцебиение. Я обнаружил свое лицо всего в нескольких дюймах от его. — Ты мне тоже нравишься, — прошептал я.

Он лениво улыбнулся. "Действительно?"

Я кивнул. Он мне понравился полностью. Слепо. Он чувствовал себя тем самым . Были ли мы слишком молоды, чтобы знать что-то лучше? Мне приближалось восемнадцатилетие, а Данте был почти на четыре года старше, но почему-то наш возраст не имел значения.

Как будто я ничего не весила, он поднял меня, и мы танцевали, мягко покачиваясь в тишине и ветре. Поставив ноги на свои туфли, он вел меня с дикой грацией, ни разу не колеблясь. Подул сильный ветерок, и пух одуванчика развевался по ветру, отражая мою душу в этот самый момент.

Свет. Не обремененный. Счастливый.

Мне нравилось в нем все: запах и ощущение того, как он меня обнимает. Я был загипнотизирован его видом. Я протянула руку, чтобы коснуться его лица, его кожа обжигала кончики моих пальцев. Это имело смысл только в том, что он был вспыльчивым с таким характером.

Он улыбнулся мне, и я улыбнулась в ответ, мы вдвоем кружились по лугу, пока звезды и луна над головой благословляли нас. Наш танец замедлился, и мы остановились, обняв друг друга. Он положил подбородок мне на голову, поглаживая мои волосы, его пальцы касались обнаженной кожи моей шеи.

Его рука скользнула к моей затылке, притягивая меня назад, чтобы я могла видеть его лицо.

"Я хочу поцеловать тебя."

Я положил руку ему на грудь. "Затем сделать его." Я покраснела. Данте, должно быть, заметил это, потому что его губы коснулись моих щек, то одной, то другой. Его губы коснулись моих — мягкие и теплые. Он немного отстранился, словно проверяя, все ли в порядке. Затем он снова поцеловал меня, более яростно и требовательно.

Я обвила руками его шею, притянула к себе и прижалась к его мускулистому телу. Он поцеловал мою шею и щеки, прежде чем вернуться к моему рту.

На этот раз он заявил об этом, проникнув в мой рот своим горячим языком. Мы погрузились в глубокий, пьянящий поцелуй, поглощая каждое ощущение. На вкус он был таким приятным, как шоколад и грех. Его тело было твердым; его губы мягкие. Я потянула его за волосы, желая большего, в то время как он сжал мои бедра руками, поднимая меня вверх.

Мои ноги обхватили его, и он толкнул бедра вверх, вызвав у меня вздох. Это заставило меня пульсировать от опьяняющей боли.

Я потерлась о него, надеясь, что он прикоснется ко мне там. Он делал меня горячей и нуждающейся во всем. Я замяукала ему в рот, прижимаясь к его телу.

Он что-то проворчал мне в рот, и я замерла, отстраняясь. "Ты в порядке?"

Его глаза были прикованы к моим губам.

— Я не буду, если ты не поцелуешь меня снова. Я улыбнулась, но прежде чем я успела поцеловать его еще раз, он сказал: — Мы будем действовать медленно. Хорошо?"

Черт возьми, он был мечтой каждой девушки, и он хотел меня . Мне!

Мне кажется, я влюбляюсь в тебя . Слова не покидали меня, но мой разум кричал их. Я тосковала по нему с отчаянием, которое должно было меня напугать, но не испугало.

— Медленно, — беззвучно повторил я.

Он сократил расстояние между нашими губами, запустил свою большую руку в мои волосы и наклонил мою голову для более глубокого поцелуя. Глубокий и обстоятельный, неторопливый, но напряженный. Его язык раздвинул мои губы, коснувшись моих, пока он пожирал меня. Его руки касались меня повсюду, ему так же хотелось ощутить всю меня, как мне хотелось исследовать каждый дюйм его тела.

Это был самый счастливый момент в моей жизни. Момент настоящего счастья. Я нашел человека, который хотел меня, несмотря на все мои недостатки, и он был полностью моим.

Пока его не было. Пока я не остался один.

Нажмите. Нажмите. Нажмите.

Вибрация стола пронзила мою память. Я поднял голову и увидел, что лицо Батиста покрыто пятнами, он кашляет и стучит в грудь, в то время как его другая рука неоднократно приземляется на стол.

— Что здесь, черт возьми? он задохнулся.

Рука легла на стол. Моя голова резко вскинулась, шок лишил меня дара речи, когда я обнаружил Данте, стоящего над нами.

«Это наш особый рецепт: треска с кайенским перцем», — сказал Данте с холодной улыбкой. Я заправила выбившуюся прядь волос за ухо, когда его темное присутствие поглотило меня, и этот знакомый запах просачивался в мои легкие.

Очередной приступ кашля Батиста потряс стол, привлекая мое внимание обратно к нему. Официантка протянула ему стакан вина, и Батист проглотил его, как умирающий от жажды.

«Это блюдо — мерде », — прошипел он, и я наблюдал, как он опрокинул еще один полный стакан вина, не зная, что делать.

«Извиняюсь, месье. Официантка протянула ему еще один стакан, глаза как блюдца. «Мы не знали, что у тебя аллергия на кайенский перец».

Батист замер, прищурившись на нее. «Я никогда не говорил, что у меня аллергия».

Я посмотрел на Данте и увидел, как в его глазах вспыхнуло чистое удовлетворение, а также жестокость и восторг от чего-то, что я не хотел исследовать дальше. Я был уверен, что этот безумный монстр все это подстроил.

— Бокал красного для тебя, как просили. Данте протянул мне бутылку вина. Он знал, что я предпочитаю красное белому вину, и внезапно мне захотелось выцарапать ему глаза и причинить ему боль. То, как он причинил мне боль. Я всегда знал, что жизнь трудна. Я видел это в глазах матери. В глазах Папы, когда она умерла. Жизнь давно разбила мне сердце, но Данте Леоне… он разбил его на миллион кусочков.

«Заблудись », — подписала я, злясь на себя за то, что позволила ему так легко добраться до меня.

Его глаза загорелись. — Боюсь, кому-то пора на урок.

Он протянул руку, и пока я в замешательстве смотрел на него, он начал разливать бутылку Ришбург Гран Крю 1949 года. Но вместо того, чтобы вылить его в стакан, он пролил его мне на колени.

Я вскочил, отодвинул стул, но было уже поздно. Нижняя половина моего прекрасного платья безвозвратно промокла. Гнев пронзил меня, и я поднял глаза и увидел выражение лица Данте.

— Ой, я пропустил стакан. Он осторожно поставил бутылку на стол, его костяшки пальцев побелели, когда он пристально посмотрел на Батиста. Затем он снова обратил свое внимание на меня. «В следующий раз, когда я увижу тебя с мужчиной, ты подпишешь ему смертный приговор», — подписал он на идеальном ASL, произнося это вслух для Батиста.