За все время, что я его знала, я никогда не слышала, чтобы его голос звучал так… убийственно. Я могла только представить, что произойдет, если он разозлится и выплеснет на кого-нибудь всю свою ярость, вложив в это всю свою силу. Хотя мысль об этом меня не пугала. Мне захотелось обнять его и сказать, что все будет хорошо, но я не знала, так ли это на самом деле.

— Это длилось, пока… — сказал он, и мышцы на его челюсти напряглись. Он сжал руки в кулаки, и вены на его предплечьях вздулись.

— Пока ты не уехал, чтобы держать его на расстоянии, — догадалась я, проводя рукой по напряженным мышцам его руки, а затем, разжимая его пальцы, чтобы взять его за руку.

Он посмотрел на меня сверху вниз, и мое сердце чуть не разорвалось прямо там, потому что я видела, что он чувствовал огромную тяжесть всей ситуации. Вдобавок ко всему, он переживал из-за неправильных решений своей матери.

— Вот так. Это пустяки, верно?

Я просунула свои пальцы между его.

— Нет, это важно. Ее решения влияют и на тебя тоже — моя мама, похоже, тоже этого не понимала. Не то чтобы я сравнивала, потому что я знаю, что то, что моя мама бросила нас с папой, не идет ни в какое сравнение с тем, через что пришлось пройти тебе. Но я понимаю твое разочарование.

— Ты не должна это преуменьшать, — сказал Хадсон. — Это был дерьмовый поступок с ее стороны. Не то чтобы я рад, что тебе пришлось пройти через это, но, зная это, мне было легче рассказать тебе о моей маме.

— Аналогично. Обычно я просто говорю: «О, мои родители в разводе», как будто мне плевать. По крайней мере, у меня остался папа. Какое-то время ему было очень, очень паршиво, поэтому я не могла показать ему, как мне грустно, — старая обида всплыла во мне, когда я подумала о тех мрачных днях, о том, как трудно было держать себя в руках не только мне, но и моему папе.

— Я пропускала школьные занятия, чтобы пойти домой, приготовить ужин и смотреть череду документальных фильмов, — сказала я. — Но я не жалею об этом, потому что это сблизило нас, и тогда мне было более-менее нормально, что рядом не было мамы, которая говорила бы мне, что мой наряд мне не идет, или что я набираю вес и мне нужно сократить количество перекусов. Даже когда я усердно работала, чтобы сбросить несколько килограммов, или укладывала волосы так, как она хотела, она всегда находила к чему придраться в своем бесконечном стремлении сделать из меня идеальную дочь. Я до сих пор иногда слышу ее в своей голове — например, когда у меня слишком тугой пучок, или я не накрашена, или, когда я надеваю свои скучные брючные костюмы.

Хадсон сжала мою руку.

— Детка, если ты хочешь носить эти скучные брючные костюмы — носи.

Это могло бы показаться оскорбительным, если бы он не сказал это самым милым образом.

— Тебе не было бы неловко держать меня за руку на публике?

— Совсем немного.

Я наклонилась и поцеловала его в щеку. Лайла была права насчет моих чувств, — думаю, они взяли верх. Я хотела заботиться о Хадсоне и быть его партнером, хотя и знала, что это не входило в план «без обязательств», за который я пыталась держаться.

Хадсон протянул руку и накрутил на палец прядь, выбившуюся из моего пучка. Затем он медленно наклонился и накрыл мои губы своими. Он целовал меня долго и страстно, но не притянул к себе, как той ночью. У меня возникло ощущение, что он ждал меня, пытаясь выполнить мое желание не спешить, но я не хотела медлить прямо сейчас.

Я хотела его больше, чем что-либо за долгое время. Я ухватилась пальцами за край его рубашки и потянула ее вверх, через его голову. Положив ладонь на центр его груди, я толкнула его назад, пока он не уперся в подлокотник. Я провела рукой по его грудным мышцам и прессу. Мне нравилось, как подрагивала его кожа под моими прикосновениями, как напрягались мускулы.

Его темный взгляд был прикован к кончикам моих пальцев, он следил за каждым сантиметром, который я осматривала, с четкостью лазера. Мне понравился контраст между татуировками на рукавах и чистой кожей его торса. Затем я заметила редкие темные волосы, которые исчезали в его джинсах.

Я провела пальцем по коже чуть выше его пояса, и он застонал, его мышцы напряглись. Я снова была опьянена властью, но совершенно другого рода. Потребность пульсировала глубоко внутри меня, быстро превращаясь во всепоглощающее, ноющее желание. Я склонилась над ним и поцеловала его в губы, подбородок, шею.

Он обхватил меня руками, крепко притягивая к себе. Я застонала, когда мой центр скользнул по твердой длине, упирающейся в молнию его джинсов. Теперь я сама ощущала пульсацию, а волна удовольствия заставляла сжиматься каждую мышцу. Не успела я и мечтать о том, чтобы перевести дыхание, как Хадсон захватил мои губы и просунул язык навстречу.

Прохладный воздух коснулся моей кожи, когда он подцепил большими пальцами мой свитер сзади и начал потягивать его все выше и выше.

Мы оторвались друг от друга на достаточное время, чтобы он успел стянуть его через голову. Из-за того, что ткань натянулась, из пучка выбилось столько волос, что резинка, удерживающая их на месте, соскользнула.

Хадсон приподнялся на локтях и оглядел меня, его взгляд скользнул от моего пупка к кружевному черному лифчику, затем к моему лицу. Он обхватил мою щеку и провел большим пальцем по нижней губе.

— Ты такая чертовски красивая. Все эти разговоры о твоей маме и о том, как она заставляла тебя быть идеальной… Ты и есть совершенство.

Когда он посмотрел на меня так, я поверила в это. До использования макияжа я всегда была уверена в своей внешности, но при этом зацикливалась на мелочах, которые хотела бы изменить, или на десяти килограммах, которые мне действительно нужно сбросить, или на том, что я чувствую себя красивой, только когда накрашусь.

Однако, когда он так смотрел на меня, я чувствовала себя прекрасной.

Хадсон провел руками по моим бокам, и его пальцы казались такими большими, словно он пытался дотронуться до каждого сантиметра. Он обращался со мной так же, как и я с ним, обводя изгибы и линии моего тела. Я затаила дыхание, когда он обхватил мои груди поверх лифчика. Он поцеловал меня в плечо, а затем провел большими пальцами по тонкому кружеву, прямо над моими твердыми сосками, и ощущение текстуры кружева и его теплой кожи не позволили мне сдержать стон.

Его возбужденный член дернулся подо мной, и я пошевелила бедрами, вызвав у нас обоих стон. У меня защипало кожу головы, когда Хадсон запустил пальцы в мои волосы. Затем он обхватил рукой мой затылок и притянул мой рот к своему.

Я снова наклонилась к нему, наслаждаясь ощущением прикосновения кожи к коже, и слегка прикусила его нижнюю губу. Каждое нервное окончание напряглось, и напряжение, возникшее глубоко внутри меня, распространилось наружу.

Вибрация, которую я почувствовала на своем бедре, на секунду сбила меня с толку — это было что-то новенькое. Затем я услышала приглушенный звонок и поняла, что это телефон Хадсона. Он потянулся к нему и пробормотал что-то о том, что нужно убрать его.

Затем он выругался. Он перевел взгляд с телефона на меня, потом снова на телефон и снова выругался.

— Что? — я спросила.

— Я и не подозревал, как долго здесь нахожусь, — он провел рукой по волосам. — Мы потратили все наше дополнительное время на мою глупую слезливую историю, и теперь… Черт. Это мой будильник, чтобы я успел на тренировку вовремя.

Я набрала в легкие побольше кислорода, пытаясь отдышаться.

— Но у тебя ведь все еще болит лодыжка? Ты даже не можешь сейчас тренироваться, — в моем голосе прозвучало отчаяние? Конечно, так оно и было. Я была полуобнажена и сидела на таком же полуобнаженном хоккеисте. Я была взвинчена, возбуждена, чертовски возбуждена.

— Да, но хоккей превыше всего. Травмы, смерть — не имеет значения. Если ты пропустишь тренировку, то можешь вообще больше не приходить, — он поморщился, а затем снова провел рукой по волосам и глубоко вздохнул. — Лучше запиши это в свои заметки, девушка-репортер.