— На неё, да. В общем, думать надо. Как мне мой нулевой потенциал прикрыть.

В дороге до дома мы успели обсудить и все остальные дела. Я кратко изложил Аннушке суть деятельности Охотниковых, не затронув ангара. Она хмурилась, чувствуя, что недоговариваю, но с расспросами не лезла.

Километрах в двадцати от Москвы мы замедлились перед заставой. Натуральная крепость, невысокая, правда. Хмурая серая стеная. А вот застава так себе. Два широких опорных столба и массивные ворота, сейчас гостеприимно открытые. Нас не задерживали: солдаты в незнакомой мне форме явно не от людей ожидали угрозы.

Перед самой Москвой мы свернули и въехали в поселение. Небольшое, с добротными домиками, аккуратными улочками, ровными заборами. Мобиль, замедляясь, заехал в распахнутые ворота имения и, описав полукруг, притормозил у парадных ступеней. Дом был простым, без роскоши и изысков, но в нём чувствовалась ухоженность, в отличие от моего жилища.

Анна Михайловна велела Григорию отдохнуть с дороги и пригласила меня в кабинет. Для доклада. И я ещё раз оценил удобство совмещения кабинета и спальни. Напитки и перекус был оставлен заранее, и целых два часа нас не беспокоили. И тут уж Аннушка в красках продемонстрировала мне, как сильно она соскучилась.

Договорились, что в Москве я проведу неделю. Как раз хватит, чтобы посетить банк, нанести пару визитов, на глазах примелькаться. А в имении дела ждут. Нельзя позволять производству простаивать, надо о сырье позаботиться.

— Я тебе заказала пару костюмов на выход, загодя, — сообщила мне за ужином Аннушка, томная и разомлевшая от горячих приветствий.

— Благодарю. Не подумал даже. Мне еще на дом свой московский взглянуть надо. Прислугу, наверное, нанять.

— Выяснила уже всё. Двое там осталось. Лакей и горничная, престарелая пара. Их трогать не стали. Дом перетрясли, конечно, при обыске, но разрушений нет. Там и искать особо негде.

— Золото моё, — похвалил я, лично подкладывая Аннушке добавку гуляша. Слуг мы отослали.

Стол у Анны Михайловны был куда богаче и разнообразнее моего. Но и достаток, судя по всему, превосходил.

— А не подозрительно ли, что ты меня так опекаешь?

— Так Фёдор Иванович же всё продумал. Придётся тебе, друг мой Матвей Палыч, побыть молодым любовником при взбалмошной наследнице.

— Хоть на содержание не взяла, и за то спасибо, — отшутился я.

— Раз Государь у тебя имущество не отобрал, ты сам кого угодно содержать сможешь. Так, я тебе советую завтра решить дела с наследованием. Потом в банк, раз уж с финансами вопрос в имении острый. Дальше следует напроситься к Илье Ильичу Маржинову на аудиенцию. С министерством финансов дела в первую очередь решать надо. Как раз и повод есть: заявишь, что в наследство вступил, уточнишь, какие обязательства у графа Охотникова перед министерством были. К князю Колесову на кривой кобыле не подъедешь, будем повод искать. А уж Иришка Прытникова сама тебя найдёт.

— Что, прямо охоту объявит на Охотникова?

— Нет, — улыбнулась Аннушка. — У нее с юности на меня зуб. Я ж помоложе лет на десять буду. И собой не так хороша, как её Сиятельство Ирина Владимировна. А от женихов всегда отбою не было. Так что она как видит кого у моей юбки, сразу перебить старается. Жди приглашения, Матвей. Но будь осторожен. Иришка — стихийник. Только с магией у неё совсем туго. Потенциал не нулевой, конечно, но слабый. Зато она в травах с детства разбирается отлично. И сварить много чего умеет. Может опоить.

Я подмигнул Аннушке. Не зря с собой увёз противоядие. На неделю хватит. А что благоухать буду сквозь благородный одеколон… Так пусть думают, что у Матвея медвежья болезнь от трепета и нервов.

Ночевать я, всё же, к себе поехал. Чтобы не уронить окончательно репутацию графини Потаповой.

Дом, и вправду, оказался небольшим, на шесть комнат. Одну из них занимала пожилая супружеская пара слуг. Горничная, сухая строгая старушенция с тонким ртом, совмещала свои обязанности с должностью кухарки. Её муж, сгорбленный, выцветший, но добродушный, делал мужскую работу по дому. Меня встретили с почтением, но без преувеличенной радости. Антип доложил о моём приезде по скорофону, поэтому спальню мне приготовили загодя.

Выходные костюмы доставили на следующий день. Я скептически рассматривал узкие брюки, тугой жилет и сюртук, но, примерив, остался доволен. Одежда прибавила необходимого лоска.

С делами наследования я разобрался быстро и без проволочек. Антип собрал мне папку документов, но они не потребовались: поверенный Охотниковых Матвейку узнал. В мою собственность перешёл небольшой, но приятный список владений. Знакомые уже Июневка и Кроховка, дом в Москве. Впечатляющим открытием стал завод, расположенный в Подмосковье. Производил он мо́тки. Видимо, туда Антип сырьё и поставлял. Судя по цифрам, доход от него был основным. Возможно, основным официальным. Про загадочную слюдянку я нигде не прочёл.

А самым неожиданным открытием стало имение Ярославское. Сердце забилось быстрее. Земля моя ко мне вернулась. Значит, можно на законных основаниях обыскать собственное поместье и найти артефакт! Я уже и надеяться боялся, что смогу до него добраться. А быстро прокачать магию до прежнего потенциала лёгким способом я умел только через свой артефакт.

Он был у каждого мага смерти. Накопителем становился трофей, вытащенный из Гнили своими руками. Как он превращался в артефакт, магам моего времени известно не было. Но каким-то образом находка резонировала с телом мага, принимала силу и отдавала при необходимости. Носить артефакт следовало при себе до полной зарядки. Продолжительность её, как и ёмкость накопителя, зависели от способностей самого мага. Считалось, что личный артефакт за всю жизнь один. Но вот ЛяльСтепанна как-то умудрилась зарядить несколько. Жаль, не спросишь. Придётся искать в документах. Если Охотниковы занимались разработками, записи точно должны были вести.

Ободрённый, я посетил банк, с удовлетворением оценил состояние счетов, и мысленно потёр руки, предвкушая, как я теперь с Гнилью развернусь. А после обеда, не такого обильного, как готовила Прасковья, но куда более сытного, отправился на аудиенцию к Маржинову Илье Ильичу. Запрос с утра послал Григорий, продолживший играть роль личного слуги, и ответ пришёл очень быстро.

Дом Маржиновых располагался в центре столицы, почти у стен Кремля. Я ехал в мобиле, нанятом на время пребывания в Москве, и не отлипал от округлых окон. Проспекты широкие, два мобиля разъезжались, не стесняя друг друга. Дома высокие, статные, с коваными балконами, широкими окнами. Крыши плоские, и на каждой сад разбит.

— С наступлением холодов укрывают магическими куполами, — коротко пояснил Григорий, вопреки всем правилам этикета, расположившийся со мной рядом. Матвей Павлович в свет до сих пор был не вхож, что давало нам свободу ошибаться. — Получается зимний сад. Там и огороды, и плодовые деревья. Растят круглый год. Провизии хватает с небольшим запасом, но каждый предпочитает свой пяток земли иметь. У горожан побогаче на таких зелёных крышах свои наделы крохотные. У знати так вообще… А кто победнее, тот за каждый грош убивается. С одеждой и обувью попроще, научились не только из натуральных материалов делать.

Слово «особняк» к дому Маржиновых плохо клеилось. Скорее, дворец. Я старался не слишком озираться, пока меня провожали через роскошный, отделанный мрамором вестибюль в кабинет хозяина. Григорий, само собой, остался ждать внизу.

В кабинете, пропитавшимся запахом табака и чернил, Илья Ильич восседал, как морской царь на горе сокровищ. Толстый боров, с залысиной и обвисшими брылями, неприязненно смотрел на меня из-под лохматых бровей.

— Доброго здравия, Ваше Сиятельство, — я сдержанно кивнул. — Матвей Павлович Охотников, вступил сегодня в права наследования за родителями.