Я недоверчиво окинул взглядом «гнилемобиль». Он сверкал новизной и чистотой. Из ребристых колёс в жизни всю почву не вычистишь.

— Хочешь сказать, он в Гнили был?..

— Это-то? Нет. Пока не запускали. Пилота нет второго. А прошлые образцы уже годков пять как бегают.

Онемев от изумления, я уставился на Антипа. Почему у них тогда Гниль-то бесчинствует? Эх, коли бы нам в Артель такое чудо…

— Прошлые поменьше. На четырёх человек. И грузоподъёмность ниже. Но там одного пилота хватало. Этому красавчику два надобно. Да и пять человек прикрыть — одному непосильно, Матвей Палыч.

— А четверых — посильно?

— Троих. Четвёртый пилот. Да. ЛяльСтепанна бусинки давала экипажу. Защищали.

Я прикинул, мог ли ошибиться с противоядием так, чтобы оно дало побочный эффект в виде галлюцинаций. Нет, вряд ли. Но за реальность принять происходящее у меня не получалось.

— Матвей Палыч, а вы, что, правда ничегошеньки не помните? — вдруг подозрительно спросил Антип.

— Правда, — кивнул я, не отрывая взгляда от мобиля. — И менталисты постарались, и в Приморском порту меня подстрелили. Как выжил — не знаю. Думаю, Шестерня выручила. Но голова дурная, тут помню, тут не помню.

— А как вы магию-то себе раскачали? Когда в Кроховку уезжали, потенциал еле-еле был, ЛяльСтепанна переживала, что пилотировать не сможете, провожатым только ходить если.

— Попался знающий человек, — уклончиво ответил я.

— Дык вы этого знающего к нам тащите! Укроем от сыскарей. Нам маги смерти позарез нужны.

Щедрое предложение я проигнорировал. Вот он я, знающий. Весь перед вами. Только, похоже, и без меня справляются.

— Сколько у вас гнилемобилей? Рабочих?

— Рабочих три, ходило два из них, поочерёдно. Третий про запас стоял, ежели выручать придётся. Этот чистый ещё, не гоняли взаправдошно. Пилотировать-то только я и ЛяльСтепанна могли. Теперь вот вы. С механизмом-то разобраться я вас выучу, не беспокойтесь. Не мудреное дело. А вот магии вашей нам ох как недоставало.

Я ещё раз обошёл мобиль, но внутрь проситься не стал. Железная громадина меня пугала.

— Антип, а ты чай мне предлагал. У тебя он со снотворным али как?

Мужики захохотали добродушно. Миша с Прохором подхватили чехол, а Антип хлопнул меня по плечу и повёл к противоположной стене гаража.

— Да полно вам. Я ж немного околисова секрета в воду накапал. Да вы не промах, справились. Противоядие сварили?

— Сварил.

— Из чего?

— Да были запасы, — вновь уклончиво ответил я, ещё не решив, хочу ли раскрывать подробности нашей с Аннушкой прогулки по Гнили.

— Наш парень! А зачем вы, Матвей Палыч, колечко-то носите?

Антип распахнул передо мной незаметную дверку и пропустил в тускло освещённый коридор. Я старался запомнить путь, на случай, если добродушие механика напускное.

— Так когда за мной в Кроховку явились, Полюшка на меня заклятье навела. Магию заблокировала. А шестерня, значит, сняла. Но до этого сыскари поверили, что у меня магии нет, нулевой потенциал. А доселе никто меня толком не видел, вот и купились. Когда меня в Приморске-то хлопнули, шестерня раскололась, магия восстановилась. Пришлось прятаться.

— А колечко вам кто соорудил? — невзначай поинтересовался Антип.

Мы миновали три двери и вошли в четвёртую. За ней укрылась небольшая комнатёнка с деревянным выскобленным столом. Пахло хлебом и травами. На столе высился огромный пузатый самовар, ведерный, не иначе.

— Сам.

Антип приглашающе махнул в сторону лавки и улыбнулся иронически:

— Магией жизни? Да ну вам заливать, Матвей Палыч. Не чужие же люди.

— Не знаю, о чём рассказать могу, Антип. Погляди моими глазами. Род истреблён, я один чудом спасся. Сыскари мне в спину дышат, соглядатая вон приставили. Я в опале, любой неверный шаг, и поминай Матвейку добрым словом. Возвращаюсь в родовое имение, а тут – на тебе. И ангар подземный, и слуги кой-какие уцелели, и жизнь-то ключом бьёт, разворотили только то, что на поверхности. Меня сначала магией приложили, потом снотворным потчевали. Что я должен думать, Антип?

— Ваша правда, Матвей Палыч. Горькая, но как есть. Мы с Прасковьей вхожи в ангар были. Господам наверху повар готовил, Прасковья, вроде как, на подхвате. А сама людям внизу готовила, дочери её помогали, да ещё две девки из местных. ЛяльСтепанна нас предупредить успела, мы укрылись. Мне велела наружу носа не казать. Нас, магов смерти, всего двое здесь было. Споймали бы меня — тотчас на плаху. Её бы искать стали, ей скрываться проку не было. Да и бой ваша маменька наверху дала — залюбуешься. Из сыскарей половина полегла. А я… да что я… так, шоферил, мобили господам подавал да чинил. Человечишка. Сбежал и полно. Она велела скрыться, дело продолжать и ждать, покуда человек от неё придёт. Вот вы и пришли.

Антип горестно вздохнул, достал две кружки глиняных, наполнил ароматным чаем. Пирожки подал, на блюде под салфеткой накрахмаленной.

— Кушайте, не бойтесь. Еда чистая, да и противоядие ваше ещё действовать должно, коли сомневаетесь.

— Не сомневаюсь, — я отхлебнул чая, прекрасно зная, что противоядие получилось отменное. Хоть запах в ограниченных условиях отбить и не удалось. Но доверие требовалось продемонстрировать. — Меня отпустили после проверки. Не просто так. А на условии, что я помогу изменников поймать. Вроде, даже верят, что на род поклёп навели.

— На живца, значит, хотят… — протянул Антип, шумно прихлёбывая чай. — У вас следячка на кольце, знаете?

— Знаю.

— Вот. На неё арка и среагировала. И защита от сканирования стоит. И соглядатая вы с собой приволокли. Я-то поначалу обрадовался, — Антип доверительно склонился ко мне через стол. — А потом подумал: а ну как завербовали Матвей Палыча-то? Вот и решил проверить.

— А поверил почему?

— Так вы магию смерти выдали по первому классу. Ежели бы в вас её распознали, так вы за маменькой и папенькой сразу пошли бы. Помиловать мага смерти бы не рискнули. Выходит, обманули вы сыскарей.

От чая поднимался густой пар. Я пил, едва не обжигаясь. По телу разливалось тепло, смывая нервную дрожь. Не на что мне было опереться. И кому верить — неясно. Оказался я между двух огней. Измена, то есть, владение магией смерти и пособничество магам — налицо. Но, чуялось мне, не за это Охотниковы на плаху взошли.

— За что родителей могли, Антип?..

— Дык за Гниль и могли, – пожал плечами механик. — Окромя вашего рода туда никто соваться и не смел. Значит, сырьё только Охотниковы и поставляли. Три рода от нас принимали поставки. И любой из них не прочь был лапу наложить. К тому же, все с Гнилью смертным боем бьются, кажную пядь землицы родимой отстаивают. А мы живём, припеваючи. Не суётся к нам зараза. Подозрительно? Вот то-то и оно. Ох, Матвей Палыч… Да что ж это я… Погодите малость.

Антип вскочил и выбежал за дверь, едва не спотыкаясь. А вернувшись, принёс мне в жестяной миске ломоть прожаренного мяса. Холодный, жирком затянувшийся. У меня аж слюна пошла.

— Откушайте, Матвей Палыч. С родной-то земли.

Я подвинул тарелку, принял приборы из рук Антипа. Ещё раз прикинул действие противоядия, и отрезал себе кусок. Наслаждение разлилось по рту с первого же укуса.

— Почему же наверху мяса нет? — с набитым ртом поинтересовался я.

— Так сдаём же Государю. И кому попало излишки не показываем. Но людей своих ПалЛяксаныч и ЛяльСтепанна любили всегда. Верных и кормили от пуза, и платили вдосталь. Баба ежели какая понесёт, завсегда ей тайком паёк хороший, пока не выкормит. А опосля уже ребятёнку. Деток-то надобно поболе, рук рабочих не хватает. Вы ешьте, Матвей Палыч, ешьте, сил набирайтесь. Нам с вами ещё такие дела ворочать!

Я прожевал с наслаждением, запил горячим чаем. Тело сыто расслабилось. Второй кусок я отрезал уже неторопливо.

— Дел-то много, Антип. Мне приказано в свет выходить, беседы вести. А я ж помню-то половину на середину. И в имении полжизни не был. Чем свет живёт, вообще знать не знаю.