Оказалось, что с Аленой мы жили на соседних улицах и у нас есть парочка общих знакомых. Маша вступила в отряд партизан вместе со своим парнем после того, как узнала, что на площади взрывом убило её отца. Она показалась мне ожесточенной и немного замкнутой, лелеющей мысль об отмщении стебачам. Удивительно, почему не она, а Виктор выстрелил тогда в Диму. Возможно, её удержало лишь то, что девушкам в отряде выдавали только ножи для самообороны.

Я слушала их, и почти не говорила о себе. Мне хотелось окружить себя словами, историями чужих жизней, чтобы немного абстрагироваться от своей – казавшейся никчемной. Меня почти ни о чем и не расспрашивали. Может быть, о чем-то догадывались. А может быть, просто нашли благодарного слушателя в моем лице. Как бы то ни было, я натянуто улыбалась и кивала, старалась к месту вставлять свои реплики и подбадривать их вопросами.

Мужчины из партизанского отрада всё это время находились неподалеку, в другом углу спальни, и вели свои разговоры. Самым младшим из них оказался Виктор, а возраст старшего перевалил за полвека. Я задавалась одним и тем же вопросом по отношению к каждому из них: что толкнуло их на этот шаг – стать добровольцами, а не присоединиться к пассивному ожиданию в убежище, как это сделали другие? Желание активно защищать родной город? Личная ненависть к стебачам, как у Маши? Что движет людьми в такие моменты? Что движет Димой?..

От убежища, где я провела последние шесть дней, до Заморска, в который переезжали оставшиеся в городе мирные жители, мы ехали около трех часов. Я провела их в полудреме, прислонившись к оконному стеклу и прикрыв глаза.

Рядом со мной сидел Виктор – тот самый парень из числа добровольцев, который выстрелил в Диму. Я уже не чувствовала к нему той ненависти, что кипела во мне прежде. Дима жив, здоров, и как прежде упрям. Вот только не известно, надолго ли? Как поступят с ним стебачи не знает никто. Их действия невозможно предугадать.

Автобус мерно покачивался. Маша и Алена, сидящие передо мной, негромко разговаривали о чем-то. Я не старалась вникнуть в суть их беседы. Мягкий рокот автобуса и невнятные голоса сплелись для меня в колыбельную.

Я заснула, и проснулась лишь через полтора часа, когда ехать до Заморска оставалось меньше половины пути. Сонным взглядом я обвела салон автобуса. Чужие люди вокруг. В основном с угрюмыми лицами. Кто-то дремал, устало откинувшись на спинку сиденья, кто-то смотрел в окно, где мелькал почти не меняющийся пейзаж – облетающие деревья, почерневшие поля, разбитые дороги.

Мы не знали точно, куда нас везут – в какую часть города, и как будут выглядеть эти пункты временного размещения. Да это и не важно. Мы едем туда, где будет безопасно – вот это главное.

Я всё ещё не нашла своих родных, но я не теряла надежды. Это единственное, что всё ещё держит меня на плаву. Пока со мной был Дима, он не позволял мне отчаиваться. Одной мне было бы во много раз хуже. Я вообще боюсь одиночества. Я никогда ещё не сталкивалась с ним так близко – лицом к лицу.

Когда мы добрались наконец до конечного пункта, передо мной открылась отнюдь не та картина, что я себе представляла. В пункте временного размещения было столько народу! Я старалась не терять из виду Алену и Машу, но это оказалось непросто. Нас зарегистрировали, выдали одежду согласно размеру, а затем направили в пункт временного размещения, коротко именуемый ПВР-ом. Нам сообщили, что в худшем случае через неделю начнется расселение по квартирам, но даже неделя среди такого огромного количества людей казалась мне нереально большим сроком. По сравнению с ПВР-ом, где нас поселили, убежище с пятьюдесятью семью жильцами просто не сравнить! Здесь людей в два, а то и в три раза больше.

Я не знаю, откуда в Заморске так много свободного жилья, что каждой семье новоприбывших обещают выделить свой собственный угол – комнату в общежитии или даже квартиру. Но вскоре и эта тайна приоткрывается. А узнаю я её от Алены, которая в силу своей общительности уже успела познакомиться с некоторыми мирными, перебравшимися сюда раньше нас. Среди них – девушка с русыми волосами чуть ниже плеч, небольшого роста, худенькая, моя ровесница. Она здесь с родителями, их переселили через два дня после начала беспорядков в городе, поэтому они уже успели освоиться. Оказывается, Заморск не пользовался особой популярностью. Это довольно небольшой и не самый чистый город. Неподалеку есть море, но оно привлекает туристов лишь летом. В остальное же время здесь довольно прохладно, работы для молодежи не находится, а, соответственно, и круг перспектив на будущее весьма ограничен, вот все и едут в города покрупнее. Так что квартиры выкупает государство и передает нам, за арендную плату, разумеется. Единственная льгота для нас, переселенцев – это отсрочка платежей за квартиру и коммунальные услуги на два месяца. Якобы за это время трудоспособные граждане должны будут привыкнуть к новой жизни и найти себе работу. Ну и ещё обещают выплатить что-то вроде единовременного пособия, но в такой смешной сумме, что этого хватит разве что на то, чтобы не умереть с голоду в течение нескольких дней. Я стараюсь не думать о плохом. Мне нужно найти своих близких, ведь это именно то, к чему я стремилась всё это время.

Даша – так зовут девушку с русыми волосами, подсказала мне, куда обратиться, но заметила:

– Они до восьми выдают информацию, так что сегодня уже не получится. Но ты не переживай, завтра узнаем. Я могу сходить с тобой.

Я благодарно улыбнулась в ответ. Может быть, и хорошо, что завтра. Мне нужно собраться с мыслями и подготовиться к любой информации, которую я могу получить.

В ПВР-е слишком шумно, и мы вчетвером – я, Маша, Алена и Даша решаем пройтись по городу. Я рада, что девчонки приняли меня в свою компанию. Оставаться наедине с собой мне совсем не хочется. Я боюсь дать себе слабинку, боюсь даже думать о том, что происходит сейчас там, откуда мы только что уехали.

Даша выступает за провожатую. На фоне нас она казалась совсем девочкой. Но в ней чувствовался стальной характер, стержень, который не позволяет ей сломаться. Она – лидер по натуре. Этот контраст – нежная, почти детская внешность и непобедимая сила духа, стойкость, упрямость, иногда даже резкость, которую я успела заметить в её характере за этот вечер, кажутся мне несочетаемыми в одном человеке. Но, оказывается, возможно и такое.

Мы брели по засыпающему городу, подсвеченному фонарями, и мне не верилось, что можно идти вот так: открыто, говоря в полный голос, и не бояться, не шарахаться от каждого шума. Хотя, признаться, я по-прежнему была напряжена и чувствовала себя загнанным зайцем. Если бы Дима был здесь, возможно, я могла бы чувствовать себя более счастливой. Но я не могла наслаждаться жизнью и дышать полной грудью, зная, что он сейчас там, в опасности, рискует собственной жизнью. Зря я уехала, не помирившись с ним. Зря накричала. Нужно было поддержать его, сказать, что люблю – ведь это так! Возможно, это придало бы ему сил. Возможно, нам обоим было бы так чуть спокойнее.

Я сделала глубокий вдох и сосредоточилась на том, что происходит сейчас вокруг меня. Из кафе неподалеку звучала джазовая музыка. С моря доносился слабый ветерок, оставляя на губах солоноватый привкус. В детстве мы с мамой и папой ездили к морю, и я остро помню этот привкус. Но здесь он был резче. Может быть, из-за сменившегося времени года.

Рассмотреть город в темноте нам почти не удалось, да и осенний холод не располагал к долгим прогулкам. Даша сказала, что в ПВР-е режим более мягкий, чем в убежище: ты не должен ставить кого-то в известность, куда идешь и зачем, возвращаться необходимо к десяти, а выходить – после восьми. ПВР разделен на две комнаты – женскую и мужскую, в каждой по пятьдесят человек. До сегодняшнего дня этот ПВР оставался единственным незаполненным, а сегодня подселили нас, хотя всем сказали, что из города давно уже всех вывезли.

– Там остался кто-то ещё? – уточнила Даша.