– Прошу прощения, – перебил его Дима. Голос его звучал ровно и уверенно, и я узнаю в этих нотах парня, спасшего меня в день бомбежки. – Если позволите, я вмешаюсь. Боюсь, что они сами пока об этом не знают. Я уже рассказал Анатолию Васильевичу о том, что ими явно кто-то руководит. Их просто используют для своих целей, хотят посеять в стране панику и учинить беспорядки.

– То есть ты полагаешь, это инициатива происходит извне? – помог ему Васильич.

– Именно.

– И всё равно, мы не можем действовать как пожелается! – выкрикнул один из «штабских». – Ну кто, скажите мне, в здравом уме будет доверять какому-то мальчишке!? Вот скажи, ты можешь чем-нибудь подтвердить свои данные? Ты можешь показать нам тот штаб, или как там у них это называется, где они вас держали? – он провел пальцем от меня до Димы, смерив скупым взглядом.

Дима качнул головой.

– Нет.

– Почему?

– Я не могу ответить на этот вопрос, – и снова я поразилась его мужеству и выдержке. Ни один мускул ни дрогнул на его лице. Он смотрел прямо перед собой и был готов ко всему, но ни за что бы не отказался от своей позиции, от своих убеждений и взглядов. Он не выдаст брата, каким бы подонком тот ни был. Если честно, я им гордилась и немного завидовала. Мне и во сне не снилась такая смелость.

«Интересно, – мелькнула мысль в моей голове, – А Васильичу он вчера рассказал о своем брате? Почему он нам верит, а эти – нет?»

– Вот! Знаешь, о чем это говорит? – мужчина приблизился к Диме и грозно, с недобрым прищуром посмотрел ему в глаза, затем обернулся к Васильичу и своему соратнику и завершил свою речь с торжеством в голосе: – А говорит это о том, что перед нами, скорее всего, обыкновенные шпионы стебачей. Бездарные шпионы!

– По Уставу мы должны проверять любую информацию и активно на неё реагировать, – напомнил Васильевич.

– Да, да, реагировать! А знаешь, как? Убить их нафиг и дело с концом! – вспыльчиво прокричал мужчина, однако на последней фразе он снизил голос до шепота, видимо, опасаясь, что нас услышат за стенами кабинета.

На некоторое время внутри помещения, в котором мы находились, установилось молчание.

Я старалась не поддаваться панике, которая разрасталась внутри меня и заставляла сердце подскакивать и спотыкаться. Для того, чтобы немного отвлечься, я начала внимательно изучать внешний вид двух прибывших из штаба мужчин, заостряя внимание на мелочах – это всегда помогало, я надеялась, сработает и сейчас.

Оба они были одеты в одинаковую одежду: защитного цвета брюки и такие же куртки, из-под расстегнутых вырезов которых высовывалось наружу горлышко черного свитера. Оба высокого роста и довольно мощного телосложения. Но выражения лиц неприятные.

А ещё мне не понравилось, как тот, что общается с нами, реагировал на информацию. «Убить их нафиг!»… А ведь он может, может! И чем они, скажите на милость, после всего этого отличаются от стебачей?

Я смотрела на его шею, опасаясь столкнуться взглядом. Слева у него красовался небольшой шрам, полученный, похоже, давным-давно.

Я смотрела на него, отмечая, как он задумчив, как скривил свои тонкие губы под тонкой темной полоской усов. И выражение лица у него оказалось ничуть не лучше, чем его речи – как у ленивого кота, которого заставили подняться с нагретого солнцем места и идти непонятно куда. И взгляд немного с прищуром, недоверчивый. И с этим человеком нам придется иметь дело?

Радовало только одно: Васильич был на нашей стороне. Но сможет ли он спасти наши жизни, если эти двое решат вынести смертный приговор? Имеют ли они на это право? И не лучше бы было держать всю информацию о стебачах в секрете?

Но я тут же отмела эту мысль. Как можно думать о собственной жизни, когда на кону стоят сотни, тысячи чужих судеб! И детей, и взрослых. Ни в чем не повинных. Разве могли мы, зная о том, что нам всем грозит, молчать, защищая самих себя? Нет, Дима поступил правильно. И нам должны, должны поверить! Ведь времени осталось совсем мало!

– Вы останетесь здесь, – наконец бросил нам с Димой всё тот же мужчина, устало усаживаясь на стул и рукой потирая уставшие глаза. – Когда мы подробно составим план действий и приступим к атаке, вы должны быть рядом.

– В этом нет смысла, – отрезал Васильевич, – Им всего по семнадцать, и мы не имеем права рисковать их жизнями. Они и так уже сделали для нас очень многое.

– Пока не заметно, – буркнул мужчина, и всё же спорить не стал.

Я предпочла счесть это за маленькую победу.

– Сколько всего убежищ? – продолжал Васильевич.

Представитель штаба недоверчиво на нас покосился, и вновь услышал:

– При них можно. Говорю же, они не шпионы. Я же Вам рассказал, попали в плен, подслушали планы стебачей, сбежали. Ну не похожи они на шпионов!

Так значит, Дима не рассказал всей правды. Или рассказал, но только Васильичу, опасаясь за жизнь брата. Или за свою жизнь, потому что, узнай штабские о подобных «связях», так легко мы бы вряд ли отделались.

Главный из штаба молчал, не спуская с нас с Димой недоверчивого взгляда, и Васильич сдался, вздохнув:

– Пусть даже так. Предположим, они «засланные казачки» и действуют с определенной миссией, не жалея своих жизней ради «благого дела», мало того, сами идут опасности в руки, сообщая нам…

– Ладно, твоя позиция понятна. Пусть идут, обсудим кое-что без них, – буркнул мужчина, признавая свое поражение.

– Я лишь к тому, что они всё время под наблюдением, и не смогут передать информацию. Со дня на день придет приказ о перемещении в Заморск, и тогда уж… – улыбнулся Васильич, делая нам при этом знак, позволяющий идти.

Мы послушно покинули помещение и встали за дверью.

– Как думаешь, теперь нам придется все эти несколько дней безвылазно находится здесь? – с горечью спросила я.

– Не знаю, – пробормотал Дима, и я не могла понять, то ли он расстроен только что состоявшимся разговором, то ли по-прежнему обижен на меня и не желает общаться.

Так или иначе, я решила оставить его в покое.

Чтобы скоротать время, я отправилась на кухню и помогла Людмиле Викторовне перемыть посуду, немного поговорила с ней о мирной жизни – рассказала о себе и своих родителях, о школе и лучшей подруге, а в ответ услышала короткий, но увлекательный пересказ её жизни – о знакомстве с мужем, о рождении дочери, разводе и внуках.

– Они, к счастью, в другом городе живут. Раньше переживала очень по этому поводу, одной тяжеловато было, да и скучала очень, а теперь вот поняла – к лучшему. Бог отвел.

День клонился к вечеру, а никаких изменений в наших с Димой отношениях не было и не предвиделось. Он с живым интересом общался с мужчинами, перебравшись в их угол, и до меня долетали обрывки их фраз. Сама я сидела в гордом одиночестве на доставшемся нам матрасе и удивлялась тому, почему он, такой сложный и замкнутый человек, смог легко обзавестись знакомствами, а я – нет.

Я вспоминала наш поцелуй, и сердце внутри сладко замирало. А потом всё испортилось… Из-за чего мы поссорились? И ведь видно, что он ничуточки не переживает по этому поводу, а я не нахожу себе места.

Пойду лучше спать – разумно решила я, тем более что время стремительно приближалось к минуте отбоя. И почему мысли нельзя захлопнуть, чтоб они хоть ненадолго оставили меня в покое?

«Мысли, вы слышите? Это про вас! Спокойной ночи!» – хлестко осадив свои глупые иллюзии, я сильно зажмурила глаза и пообещала себе, что уже утром смогу выбросить все глупости из головы. Мне придется это сделать ради собственного же блага.

Разумеется, этой ночью мне ничего не снилось. Ничего, кроме Димы. А что ещё может сниться, когда рядом, совсем близко, находится он сам?

Я проснулась ночью, и долго не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок – не очень-то удобно спать вдвоем на одном узком матрасе и стараться сохранять при этом приличное для друзей расстояние. А мы друзья. Я сама это сказала, а он подтвердил и даже не попытался возразить, мол, «и только?». Нет, его всё устраивает. Отлично. Так тому и быть.