– Кажется, Вы изучали какую-то неправильную психологию, – с улыбкой прошептала я.

– Может быть, – ответил он, не сводя с меня глаз.

Некоторое время мы молчали. Дима всё ещё не выпускал меня из объятий, и я ничего не имела против. Я опустила глаза и смотрела в пол, пытаясь разобраться в своих ощущениях. У меня в груди порхала сотня бабочек, задевая своими крыльями сердце и заставляя его биться в разы сильнее.

– Когда-нибудь это кончится, – невпопад произнесла я.

– Что? – переспросил Дима, но его вопрос остался без ответа.

Я не знаю, как передать в словах то, что чувствовала в этот момент. Сейчас мне хорошо, но это миг, и я знала, что у него не может быть продолжения. Когда-нибудь это кончится: проклятая война, разруха, голод, а вместе с ними и наше общение с Димой, наша забота друг о друге. Наш поцелуй останется в прошлом. Каждый вернется в свою жизнь, где нет места другому.

Я опять вернулась мыслями к беспокоящей меня теме. Мои родители, Лика – где они?

Кажется, последнюю фразу я невольно произнесла вслух, потому что Дима пожал плечами и тяжело вздохнул.

– Считаешь, что я зря трачу время? – напала на него я. – Думаешь их уже нет в живых?

Все мои страхи и сомнения, копившиеся внутри всё это время, всё напряжение вдруг выплыло наружу, и я взорвалась в самый неподходящий момент.

– Как я могу знать это? – ровным тоном произнес он, размыкая кольцо своих рук.

– Но ты так думаешь! Почему ты не пытаешься найти своих родных, свою девушку?

– Какая разница, как я думаю? – бросил он в ответ, игнорируя второй вопрос.

– Никакой. Закрыли тему.

Я была обижена. Я ждала от него поддержки. Мне так хотелось, чтобы он меня обнадежил. Тем более теперь, когда мне стало казаться, что мы окончательно сблизились и понимаем друг друга.

Несмотря на отчетливую боль в груди я произнесла:

– Расскажи мне о ней. О своей девушке.

Дима молчал. Я видела, что он борется сам с собой. А потом он вдруг резко повернулся ко мне лицом:

– А тебе какое дело? Я ничего о тебе не знаю, но я же не сую нос в твою жизнь и не выпытываю информацию!

Я застыла, пораженная его словами. Такой реакции я не ожидала, и уже готова была поставить его на место, но вовремя сдержалась, промямлив только:

– Я думала, мы…

Слова застревали в горле.

– Интересно, – фыркнул Дима и в ожидании продолжения не сводил с меня глаз.

Я не знала, как правильно сформулировать свою мысль, поэтому выпалила совсем не то, что пришло в голову:

– Я думала, мы друзья.

– Друзья, – повторил Дима, словно пробуя слово на вкус. – Как скажешь.

Я не понимала, как могла упустить этот момент, в какой миг Дима снова из нежного и заботливого парня превратился в отчужденного и холодного, в колючку?

Я не знала, как вести себя дальше, поэтому приподнялась с матраса, засунула ноги в кроссовки и ушла в спальню. Без слов.

Прежде чем я приняла решение о том, куда податься, мне навстречу выскочил Данила, и я охотно распахнула для него объятия.

– Привет, – улыбнулась я, потому что не улыбнуться в ответ на его радостное выражение лица попросту невозможно.

– Привет, – улыбнулся он, уже не стесняясь меня, как прежде и не пускаясь в рев. – Мы с мамой ходили гулять.

Тут я заметила и Татьяну. Она немного промокла, и теперь стояла у входа стряхивала капли воды с волос и одежды.

– Дождливо сегодня, – чуть заметно улыбнулась она, перехватив мой взгляд. – Но всё равно приятно подняться наверх и подышать свежим воздухом. А вы с парнем не ходили сегодня? – она кивнула в сторону выхода, и я с сожалением покачала головой.

– Нам пока не разрешают.

Она настороженно взглянула на меня, словно её мучало любопытство, но она не решалась его проявить.

Я перевела взгляд на Данилу. Он уже потерял ко мне всяческий интерес, и теперь стоял рядом с нами только потому, что так надо.

– Мама, я кушать хочу, – заканючил малыш, едва он понял, что наше с Татьяной внимание целиком переключилось на него.

– Пойдем. Надя, ты кушала? – заботливо спросила она.

Я колебалась, не зная, как ей ответить.

– Кажется… да.

Не то чтоб это можно было назвать завтраком. Я просто посидела вместе со всеми, за компанию, потому что «так надо».

– Пойдем? – коротко предложила она, и я согласилась, тем более что к этому моменту уже достаточно проголодалась и, наверно, смогу втиснуть в себя любую пищу. Да и в компании Татьяны и её сына лучше, чем одной.

В столовой находились ещё несколько человек, но они не обратили на нас никакого внимания, так что я позволила себе немного расслабиться.

– Вас не выпускают? – вернулась к старой теме Татьяна, и я почувствовала, как от волнения у меня начали подрагивать руки.

Сжав ладони в кулаки, чтобы унять нервную дрожь, я сделала вдох, за несколько секунд пытаясь оценить, насколько ей можно доверять.

– Пока да.

– Я слышала, сегодня приедут из штаба. Это из-за вас? – догадалась она.

Я не ответила, молча уткнувшись в тарелку. Может быть, так она поймет, что я не могу говорить на эту тему.

– Прости. Просто не пойму, почему вас всё время допрашивают? Вчера парня, и сегодня собираются снова. У нас ведь тут слухи быстро разносятся, сама понимаешь. Вы что-то знаете? Об этих людях?

Я терялась с ответом. Мне не хотелось ей врать, но и сказать правду я не могла. Это не только моя правда.

– Почти ничего, – уклонилась я от прямого ответа, и застыла в ожидании новых вопросов, но их не последовало.

Татьяна молча орудовала ложкой, поглядывая на сына – то ли обиделась, то ли решила закрыть эту тему. В любом случае, я тоже решила помалкивать, запихивая в себя ложки с пресным подобием супа – тем же, что и на завтрак.

– Надежда, – вдруг услышала я резкий звук своего имени и вздрогнула.

В дверях стоял Васильевич, и, поймав мой взгляд, кивнул в сторону выхода, показывая, что мне следует пойти с ним. Я тотчас вспомнила о Диме, сердце зашлось от нехороших предчувствий, и мне стало страшно за нас двоих. Он уже там, в кабинете? Почему они приехали так быстро?

Как же некстати мы поссорились! Нам нужно держаться вместе, а не спорить по пустякам. Только, к сожалению, подобные умные мысли всегда приходят в мою голову слишком поздно.

Васильич повел меня в кабинет, расположенный неподалеку от выхода. Дима был здесь ещё вчера, а я оказалась впервые. Это кабинет для «начальства», и простым людям, пережидающим бомбежку или смуту, как сейчас, сюда вход заказан. Но мы – исключение. И, к сожалению, это исключение сделано не в благоприятном для нас свете.

Сделав шаг, я успела заметить, что здесь весьма комфортно для военных условий – деревянный стол, черное крутящееся кресло с высокой спинкой, два дешевых кресла по бокам, и несгораемый шкаф для документов. Подсветка с двух сторон обеспечивала достаточное количество света, так что поначалу, в сравнении с едва освещаемым коридором, у меня начало резать глаза.

Дима был здесь. Он обернулся на звук приоткрывшейся двери, и скользнул по мне взглядом. Я стала рядом с ним, стараясь собраться и не показывать своего беспокойства. Я не делала ничего предосудительного. Мне не за что краснеть и оправдываться.

Мы оба молчала, вытянув руки по швам, и ожидая неизвестности. Мне хотелось взять Диму за руку, почувствовать идущее от него тепло или пожать его пальцы в знак поддержки, но сейчас это было бы совсем неуместно.

В кабинете находились двое незнакомых мужчин в форме, похоже, те самые, из штаба. Видимо, какой-то разговор уже начался до моего появления здесь, потому что теперь он возобновился.

– Анатолий Васильевич, ты же понимаешь, что по Уставу…

– Понимаю, понимаю, – грубо перебил Васильич, – Но они молодые ребята…

– И что Вы предлагаете?

– Нужно эвакуировать людей и быть готовыми к активным военным действиям. Отпор дать мы сможем. Мы ведь знаем дату.

– Да, но мы не можем знать наверняка о том, что сведения подлинные! – начал закипать штабский, крупными шагами меряя пространство кабинета. – Кроме того, Вы сами отлично знаете, что одной только даты недостаточно. Мы не знаем, чем они будут вооружены, какие наступательные действия будут вести…