– Но мы же не знаем, когда они приедут! – воспротивилась я. – Ведь мы не сбежим, в самом деле!
Дима снова отрицательно мотнул головой, и я захныкала, как ребенок, скорее из знака протеста, нежели из нестерпимого желания вырваться из этого подземелья.
– Ладно, есть у меня одна мыслишка, – таинственным шепотом сообщил он, когда Людмила Викторовна отошла, собирая пустые тарелки со стола и относя их в наполненное водой корыто.
Я вскинула на Диму заинтересованный взгляд, и он вдохновенно продолжил:
– Предлагаю обследовать это убежище.
– Это займет минут десять максимум! – обиженно перебила я, чувствуя себя обманутым ребенком, которому обещали целую карамельную фабрику, а вместо этого подарили простой чупа-чупс.
– А вдруг нет? – не унимался Дима.
– Ну ладно, пойдем посмотрим, что тут к чему, – вздохнула я, так как другой перспективы у нас всё равно не было.
Мы вышли из столовой и побрели по тускло освещенному подземному коридору вперед, в противоположном от входа и общей спальни направлении. Пройдя не больше десяти шагов, уткнулись в плотно прикрытую дверь, за которой не раздавалось ни звука.
– Медицинское крыло, – полуутвердительно-полувопросительно произнес Дима.
– Похоже на то, – качнула головой я.
Больше идти было некуда. Только назад. Туда, где находилась спальня, столовая, выход и кабинет Васильича, вход в который нам также, как и в медицинское крыло, был заказан. Но возвращаться в забитую людьми комнату или столовую мне не хотелось.
– Может быть, побудем здесь? – озвучил мои мысли Дима, и я невольно улыбнулась.
Уже не в первый раз он читает мои мысли прежде, чем я успеваю их озвучить.
– Давай, – поддержала инициативу я.
Он быстро огляделся и произнес:
– Я сейчас наш матрас принесу, чтобы на земле не сидеть.
Через минуту он вернулся с видавшим виды матрасом, на котором мы провели ночь, и небрежно бросил его на землю.
– Прошу, – с легкой полуулыбкой произнес он, сопровождая слова галантным приглашающим жестом.
Я улыбнулась и после легкого реверанса забралась на матрас с ногами, предусмотрительно сбросив свои кроссовки. Дима сделал то же, и мы снова оказались на неприлично близком расстоянии друг от друга, бок о бок.
– Всё время хотел узнать, как здесь всё обустроено. Оказалось, ничего такого, стоящего повышенного внимания, здесь нет, – произнес он, придвинувшись ближе, так что его плечо почти касалось моих волос.
Не оборачиваясь, я догадалась, что он улыбается, и мои губы тоже невольно расплылись в улыбке.
Короткое время я упивалась блаженным чувством, которое как-то связано с Димой. Понимаю, блаженство – не самое подходящее слово для человека в том положении, в котором я находилась уже неделю, ведь, судя по тому, как идут дела, через несколько дней нас всех может попросту не стать. А в нашем с Димой случае неизвестно, есть ли в запасе и эти считанные дни. Если в штабе нам не поверят и не начнут войну против стебачей, стебачи убьют нас, это точно. Нам нужно любой ценой заставить людей поверить! Но как?
Думать об этом не хотелось. И лучший способ, который я видела для избавления от навязчивых мыслей – разговор на любую будничную тему, не касающуюся происходящего. Но Дима молчал, прикрыв глаза и привалившись спиной к стене. Я воспользовалась моментом и осторожно взглянула на него. Что ни говори, он был красавцем. С такими чертами лица его непременно взяли бы на актерское. Девчонки с ума бы сходили, глядя на такого парня по ту сторону экрана. Особенно ему бы подошли роли в фильмах про войну, где храбрый солдат сражается с неприятелями, не щадя собственной жизни, спасает девчонку, потом влюбляется…
«Какой-то странно знакомый сюжет выстраивается в голове», – подумала я и улыбнулась.
Я вспоминала о том, как этой ночью, перед тем как уснуть, он обнимал меня, и ощущала, как краска заливает мое лицо. А вдруг этой ночью всё повторится? Я чувствовала, что хочу этого. Хочу снова почувствовать себя под его защитой, согреться теплом его рук и дыхания.
Мне хотелось провести рукой по его темным, немного вьющимся волосам, но я сдержала порыв.
У него есть девушка – вот что меня останавливало. Возможно, если бы не она, Дима давно уже сделал бы тот единственный шаг, что разделяет нас до сих пор. Один поцелуй – и мы негласно открыли бы друг другу все свои тайны и чувства.
Но есть ли чувства с его стороны? Я даже в своих не была уверена… Вернее, я пыталась убедить себя, что ничего нет, потому что догадывалась, что это тупик. У Димы есть девушка, и всё, что мне остается, это упиваться неразделенной любовью, а я не хочу!
Я тяжело вздохнула и тоже облокотилась спиной о стену.
Может, попробовать разговорить его?
– Слушай, Дим, – с деланной беззаботностью начала я, замечая, как он тут же открыл глаза и обратил на меня взгляд, и стараясь не смотреть на него, чтобы не смутиться ещё больше. – Мы знакомы уже неделю, причем проводим вместе практически двадцать четыре часа в сутки, а я так ничего о тебе и не знаю.
– А что ты хочешь узнать? – в его голосе читался явный интерес.
– Какой твой любимый цвет?
– Синий.
– Почему синий?
– Потому что нравится. Как ещё я могу ответить на твой вопрос?
Я негромко рассмеялась.
– А твой? – в свою очередь спросил он.
– Мой… – я на секунду задумалась. – Зеленый.
– Почему зеленый? – я слышала в его голосе издевку, но у меня был ответ на этот вопрос.
– Потому что с детства я спала в комнате с розовыми обоями, и куклы Барби у меня были в розовых платьях, а вот у родителей комната была зеленого цвета, и я очень хотела себе такую же, потому что она большая и просторная. Так что это, похоже, детская травма. А может быть потому, что меня всегда не устраивало то, что есть и хотелось чего-то другого. Не знаю. Но розовый цвет я с тех пор терпеть не могу, а вещи предпочитаю покупать в зеленой гамме.
– Забавно. А что любишь делать в свободное время? – задал он новый вопрос и внимательно взглянул на меня.
– Читать, вышивать крестиком, проводить эксперименты в кулинарии…
– Прям комсомолка!
– Ладно, а что любишь ты? – не выдержала его юмористического тона я. – Наверно, стреляться в компьютерные игры? Или помогать бабулькам переходить через дорогу?
– И то, и то. Но вообще у меня разнообразная сфера интересов.
– Да-а-а? – протянула я, строя забавную недоверчивую рожицу.
Мы общались в шутливом тоне, и это отлично расслабляло измучавшуюся душу.
– Например, – потребовала я.
– Я люблю рисовать. Но это только увлечение. Мои работы никому нельзя показывать.
– Почему?
– Потому что это какой-то суп из красок.
Я невольно прыснула, а Дима серьезно продолжил.
– Одно время я увлекался психологией.
– Вот это новость!
– Да. Вот ты, например, не настроена на откровенную беседу. У тебя «закрытая» поза: руки скрещены на груди. Это значит, что ты чувствуешь себя напряженно и пытаешься от меня отгородиться.
– Да Вы опасный человек! – фыркнула я, но «замок» на груди всё же разомкнула. – А теперь?
– Теперь всё в порядке.
– А какие «открытые» позы ты знаешь?
– Ну, самая открытая поза знаешь какая?
– Какая?
Не успела я выдохнуть, как Дима стремительно приблизил ко мне свое лицо, и я почувствовала, как его дыхание смешивается с моим.
Одной рукой он прижал мою ладонь к своей груди, а вторую положил мне на талию. Я чувствовала, какие волшебно-нежные и сильные руки у Димы – я словно окунулась в теплую ванну с лавандой и мятой.
Я чувствовала, как от его прикосновения по телу бегут мурашки.
Я чувствовала, как под моей ладонью бьется его сердце.
Я чувствовала, как его губы мягко касаются моих.
Я чувствовала, что весь мир сейчас здесь – внутри меня.
Мы смотрели друг другу в глаза, и я мысленно молила его: «Ещё! Повтори ещё раз!». И он опять коснулся моих губ, на это раз задерживаясь чуть дольше.