— Что думаешь, девочка? — Спрашиваю я Свободу, когда мы приближаемся, успокаивающе проводя свободной рукой по ее шерсти. — Нам постучать или просто войти? — В ответ она издает тихий пыхтящий звук, от которого моя зловещая ухмылка становится шире. — Звучит так, будто стоит сразу войти. Хорошо.

Мы огибаем дом, подходим к входной двери и поднимаемся на белое крыльцо, дерево скрипит под моими ботинками. Я делаю глубокий вдох, успокаивая свои мысли, чтобы сосредоточиться. Роджер — опасный монстр, и если я не буду играть в свою игру, все может пойти наперекосяк. К счастью для меня, я не одна, рядом со мной Свобода. И все же я напоминаю себе, что я больше не Эмбер, какой была много месяцев назад. Я уже не та беспомощная женщина, которую избили и чуть не убили. Я уже не та женщина, которая отчаянно рыдала на чердаке, ожидая смерти.

Теперь я стала кем-то другим.

Карты под моей кожей шевелятся, напоминая мне, что они там и что сила течет внутри меня. С улыбкой я расправляю плечи и тянусь к дверной ручке. Я слегка поворачиваю ее, прежде чем пинком открываю дверь. Она с грохотом отлетает, ударяясь о стену и оставляя вмятину, когда я выхожу в теплый коридор.

— Милый, я дома! — Зову я, хихикая над своими словами.

Ответа нет.

Я сразу понимаю, что свет исходит от сотен свечей, крошечные язычки пламени мерцают по стенам коридора, а воск тает на полу. Как будто Роджер совершил какой-то великолепный романтический жест, даже если он кажется жутким, и это заставляет меня нахмуриться.

Все это может быть ловушкой, но я также знаю, что не уйду отсюда с Роджером. Он понятия не имеет, что я стала монстром. Я совершила ошибку, позволив ему жить, и больше я этого не повторю.

Мои ботинки скрипят по половицам, когда я захожу дальше. Свобода, напротив, не издает ни звука, несмотря на свой вес. Она бесшумно крадется за мной, как и я. Я заглядываю за угол первого дверного проема и нахожу пустую кухню. Там еще есть свечи, но больше ничего. Некоторые из них лежат на холодильнике, воск стекает по передней стенке, придавая ей жутковатый вид. Эти красные.

Я продолжаю идти вперед, продвигаясь все глубже в дом и проверяя каждый дверной проем, только чтобы обнаружить, что они пусты. Я нахожу его только в гостиной.

Войдя в комнату, я бросаю взгляд на мужчину, стоящего ко мне спиной. Он смотрит в окно, засунув руки в карманы, выглядя таким непринужденным, каким я его никогда не видела. Он одет в новую одежду и привел себя в порядок. Его волосы идеально уложены, а одежда выглажена. Он выглядит, как мужчина, о котором мечтает каждая женщина.

Но не я.

Он никогда не был моей мечтой.

— Я видел, как ты подошла ближе, — замечает он, глядя в окно, его голос задумчивый, но без страха. С чего бы ему бояться? Для него я всегда буду съежившейся, сломленной девушкой, на которой он женился. — Ты даже не пыталась спрятаться.

— Зачем мне это нужно? — Спрашиваю я жестким голосом, наблюдая за ним. — Я хотела, чтобы ты знал, когда я приду за тобой.

Он тихо хихикает, прежде чем, наконец, поворачивается и смотрит на меня. Как всегда, его лицо идеально ухожено. С момента его травм прошло несколько месяцев, так что сейчас они почти зажили, но у него все еще есть небольшая горбинка на носу, которую он не смог залечить. Один из моих парней сломал его, и он не может это стереть. Держу пари, что это небольшое несовершенство сводит его с ума.

Его руки все еще остаются в карманах, но когда его взгляд перемещается на Свободу, я напрягаюсь. Она может позаботиться о себе, но я совсем не хочу, чтобы он смотрел на нее. Она стоит позади меня, ее хвост обвивается вокруг моего бедра, предлагая поддержку и защиту.

Роджер оглядывает меня с ног до головы, отмечая мой наряд и кровь, покрывающую мою кожу. Выражение его лица слегка напрягается, мускул на челюсти дергается — единственный признак его неудовольствия.

— Эти цирковые уроды изменили тебя.

— Да. — Я киваю, наклоняя голову, и моя улыбка расцветает. — Так и есть.

Он цокает.

— Какой позор. Раньше ты была идеальной домохозяйкой. Но не беспокойся, — говорит он, вытаскивая руку из кармана и обнажая нож, на остром лезвии которого отражается свет свечей, когда он встречается со мной взглядом. Его взгляд наполнен злом и гнилью, которые, я знаю, живут внутри него. — Я могу сделать тебя такой снова.

Он бросается на меня. Я должна была быть готова к этому, но вместо этого у меня есть всего несколько секунд, чтобы поднять руки и схватить его за запястье, когда мы оба падаем на пол. Свобода рычит, явно намереваясь прыгнуть внутрь, но я шиплю на нее.

— Нет! Это моя битва!

Она немедленно отступает, но не без сердитого рычания. Она наблюдает, ожидая, не нужна ли мне ее помощь, и в волнении отходит от нас.

Возможно, Роджер и набросился на меня, но это не значит, что я беспомощна. Я сильнее, чем была раньше, и когда он пытается вонзить нож мне в живот, я в состоянии удержать его. Я сжимаю лезвие, оно врезается в ладони, и кровь стекает по рукам и по всему телу. Это последний раз, когда он заставляет меня истекать кровью. Я ухмыляюсь ему, поднимая лезвие вверх и отводя его от себя, нанося себе более глубокие раны. Его руки дрожат, когда он пытается сопротивляться, но сила в моих венах помогает мне оттолкнуть его. Когда я рычу непристойности и брыкаюсь, он действительно отлетает от меня на достаточное время, чтобы я успела вскочить на ноги.

Присев, я снова тянусь за своим клинком, пока он поднимается на ноги, его грудь тяжело вздымается.

Когда я смотрю на него, я вижу, как в его глазах мелькает что-то, чего я никогда раньше не видела, — страх.

Это чертовски сильный наркотик.

— В чем дело, дорогой муженек? — Спрашиваю я, ухмыляясь, поднимая кровоточащую руку и облизывая линию на ладони, когда его лицо бледнеет, и он колеблется. — Тигр прикусил тебе язык?

С безумным смехом я поворачиваюсь, чтобы сделать выпад. Я замахиваюсь на него клинком, но он в последнюю секунду уклоняется в сторону, на миллиметр промахиваясь, чтобы его выпотрошили. Я не позволяю этому расстраивать меня. Я делаю выпад снова и снова, уклоняясь от его атак и следя за тем, чтобы каждое мое движение было на счету. Мы танцуем взад-вперед по полу, громко дыша в тихом фермерском доме. Это мой клинок против его клинка, мой гнев против его манипуляций.

Я ударяюсь спиной о стену, когда подпрыгиваю, чтобы избежать сильного удара, и на меня сыплется штукатурка. Я ныряю под его нож как раз вовремя, чтобы он вонзился в стену там, где я стояла. Скользнув за его спину, я режу ему ногу, заставляя его зарычать и снова броситься за мной в погоню. Он подстрекал меня каждым шагом, изрыгая собственные оскорбления. Слово — шлюха часто употребляется, но большинство его оскорблений остаются без внимания. Он замахивается на меня своим клинком, и я отпрыгиваю назад как раз вовремя, но не раньше, чем лезвие зацепляется за мой корсет и прорезает его. На моей бледной коже появляется кровавый порез, еще одна рана, добавляющаяся к списку травм, которые он мне нанес.

— Мне чертовски нравился этот корсет, — шиплю я, бросаясь к нему, смеюсь, когда хватаю его за бицепс и разрываю одежду, из пореза течет кровь.

Он скалит на меня зубы, когда смотрит на это, вид собственной крови приводит его в ярость еще больше.

— Сука.

Я машу на него ножом, вид его истекающего кровью доставляет мне слишком много радости.

— И что ты собираешься с этим делать, придурок?

Он не утруждает себя словами, когда прыгает ко мне, и на этот раз намерение в его глазах ясно. Раньше он играл, но теперь он хочет убить меня. Что ж, это нас объединяет. Мы врезаемся друг в друга, оскалив зубы и злобно шипя. Он поднимает руку, готовый ударить меня ножом по лицу, и я поднимаю свою, чтобы блокировать удар. Громкий лязг отдается эхом по моей руке, когда я толкаю его, пытаясь оторвать от себя. Вот так мы сцеплены вместе, клинок начинает опускаться к моему лицу из-за его силы, пока, со вздохом, я не отталкиваю его в сторону, неожиданным движением отбрасывая клинок, но мой тоже отлетает в сторону. Теперь у нас есть только кулаки. Это прекрасно. Я могу убить его голыми руками.