— Не прерывай связь, — шипит она.

Кивая, несмотря на свой страх, я провожу рукой по колоде, снова сосредотачиваясь.

— Они кричат на меня, — говорю я ей. Чем больше я сосредотачиваюсь на них, тем громче они становится, и мне приходится заткнуть уши. — Предупреждение! Это предупреждение! — Кричу я. — Оно приближается. Смерть приближается.

Я теряю сознание, крик захватывает меня и мою душу.

Когда я прихожу в себя, я лежу на стульях Хильды. Она заставляет меня сесть и сделать глоток, и я встречаюсь с ней взглядом.

— Это означает то, о чем я думаю?

Она нервно кивает. Она напугана.

— Смерть приходит за цирком.

Следующий час мы проводим, пытаясь выяснить, что и как, но это бесполезно, и в конце концов я бесцельно блуждаю по палаткам. Моя душа болит, и мне страшно.

Я почувствовала страх в картах… прикосновение могилы. Они не ошиблись.

Может быть, из-за этого затяжного прикосновения я оказываюсь на самом верху, проскальзываю внутрь и наблюдаю за представлением, наполненным жизнью. Воздух наполнен счастьем, и я хотела бы улыбаться и хлопать вместе с ними, но на душе у меня темно.

Я смотрю шоу, но на сердце у меня неспокойно, мысли заняты картами, а цирк, кажется, пульсирует вокруг меня, словно соглашаясь со мной.

Что-то надвигается, что-то плохое.

Я просто хотела бы знать, откуда и как.

Мой взгляд останавливается на моих парнях, когда они кланяются. Буду ли я достаточно сильна, чтобы защитить их, или это будет наше последнее шоу?

Глава

39

Мысли разъедают меня изнутри, мой разум пытается понять, что бы это могло значить. Это место должно было стать нашим счастьем, нашей свободой, а теперь что-то нависло над нами.

Но что?

Сколько бы раз я ни искала ответы у карт, они остаются безмолвными и непоколебимыми. Смерть приближается, но это все, что они мне говорят. Хильда напоминает мне, что они не всегда выполняют наши просьбы, что иногда они утаивают информацию, чтобы мы могли сделать свой собственный выбор, но нам нужны ответы. Мне нужны ответы. Незнание — это половина всего ужаса.

Мое беспокойство мешает мне спать, поэтому после нескольких часов метаний с боку на бок я сдаюсь и выхожу из своей палатки. Город, в котором мы находимся, окружен пышным лесом, но на поле, где мы остановились, растут большие дубы. Им, вероятно, сотни лет, а их ветви такие большие, что опускаются до земли и снова поднимаются, образуя красивые места, на которых дети сидят в течение дня. Сегодня вечером я оказываюсь там, мои пальцы скользят по коре, которая видела, как приходили и уходили поколения людей. Что они должны были увидеть? Сейчас я нахожу в этом утешение. Время продолжается, несмотря ни на что. Даже когда меня не станет, это дерево будет стоять до тех пор, пока не появится кто-нибудь, кто сможет его срубить. Такая сила прекрасна, и я отталкиваюсь от нее сейчас, поднимаясь на наклоненную ветку и оседлав ее. Я впитываю силу под своими пальцами, нуждаясь в ней. Если я стану сильнее, возможно, карты дадут мне больше информации.

Чья смерть? Это самый важный вопрос. Кто из нас умрет? Или мы все погибнем?

Я не знаю, как долго я сижу здесь, свесив ноги с дерева, мои глаза сосредоточены на листьях над головой. Я вижу звезды сквозь пышную листву. Ветер шелестит ветвями, и если я как следует прищурю глаза, кажется, что звезды яростно мерцают. Это такое завораживающие зрелище, что я не сразу понимаю, что не одна, пока тигр не запрыгивает на ветку рядом со мной.

Я вздрагиваю от неожиданности взмахиваю руками, когда я начинаю заваливаться назад. Однако прежде чем я успеваю соскользнуть слишком далеко, сильные руки обхватывают меня сзади и снова удерживают.

— Извини за это. — Спейд смеется. — Я сказал ей не пугать тебя. Она не всегда слушает.

Я выдыхаю струю воздуха и глажу Свободу, когда она ударяется головой о мое плечо. Если бы несколько лет назад кто-нибудь сказал мне, что у меня будет возможность погладить дикое животное, как домашнюю кошку, я бы назвала его сумасшедшим. Узам, которые связывают Спейда и Свободу, можно позавидовать, но ей, кажется, тоже нравится мое общество. Я пользуюсь любой возможностью, чтобы уделить ей внимание, но только когда она об этом просит. Я видела, как Свобода набрасывалась на кого-то, когда они запускали пальцы в ее мех, а она не давала им разрешения прикасаться к себе. У меня нет желания исцеляться от следов когтей.

— Ты не мог уснуть? — Спрашиваю я, глядя на него, когда он перекидывает ногу через ветку рядом со мной и садится. Сегодня вечером он одет в свободные льняные брюки, как будто его сон был прерван.

— Одна из лошадей была беременна, — отвечает он. — Она решила рожать сегодня вечером, поэтому я помогал там.

Я выпрямляюсь. Я даже не знала, что одна из лошадей беременна.

— Жеребенок?

— Здоров и прекрасен, совсем как его мать, — говорит он с улыбкой. — Наша семья растет.

Его слова напоминают мне, что вскоре она может снова уменьшиться, и мои плечи опускаются. Он гладит меня по спине, предлагая утешение.

— Что случилось, habibti? — бормочет он. — Я проверил твою палатку, когда возвращался спать, и обнаружил, что она пуста. Что тебя беспокоит?

Я вздыхаю, не зная, как объяснить. Я не хочу их беспокоить, особенно когда у меня самой нет никаких реальных ответов.

— Я кое-что прочитала в картах, — бормочу я. Свобода выбирает именно этот момент, чтобы отстраниться от моих прикосновений и исчезнуть в ветвях большого дуба, отправляясь на разведку.

— Что-то плохое? — Спрашивает Спейд, наклоняя голову.

Я киваю.

— Что-то плохое, но у меня нет другой информации, поэтому я не знаю, что это на самом деле означает или о ком говорят карты. Все, что я знаю, это то, что что-то надвигается.

Спейд изучает меня, в его красивых светло-карих глазах отражаются звезды и несколько огней, оставшихся включенными в цирке. Он всегда прекрасен, особенно в своем костюме для выступления, но в таком виде он еще более сногсшибателен. Такое чувство, что он в любой момент может унести меня в пустыню. Я бы позволила ему. Я бы позволила всем им унести меня туда, куда они захотят, даже в ад.

Он протягивает руку и берет меня за подбородок, прежде чем погладить по подбородку.

— Знаешь, — бормочет он, — когда я наконец добрался до цирка, мне потребовалось много времени, чтобы перестать оглядываться через плечо в поисках опасности.

— Это не то, — возражаю я. — Карты…

— Они не высечены на камне, — перебивает он. — Хильда говорит мне, что это всего лишь вероятность.

— Это другое дело, — хриплю я. — Даже Хильда испугалась.

Он наклоняет голову.

— Я понимаю, и этот страх перед неизвестным не дает тебе уснуть. — Когда я киваю, он вздыхает. — Я понимаю.

Он также обронил небольшой намек на свое прошлое, так что я не могу не поддаться его прикосновению.

— Расскажи о своём прошлом?

Ветви шелестят над нами, когда Свобода прогуливается по ним, ее мягкое посапывание эхом разносится в воздухе вокруг нас. Он улыбается в ее сторону, довольный тем, что ей весело.

— Мои приемные родители, — признается он. — Моя ситуация была не совсем похожа на приют для детей, которых мы спасли, но она была близка к этому. Гнев просачивается сквозь меня, но прежде чем я успеваю открыть рот, чтобы разглагольствовать, он прижимает палец к моим губам. — Тсс, habibti. Я в безопасности уже больше десяти лет. Это всего лишь моя история.

— Извини, — смущенно говорю я.

— Не стоит, — бормочет он. — Мне нравится твоя защищающая натура. И все же я хотел бы, чтобы ты знала, откуда я родом. — Он прислоняется спиной к ветке и тянет меня за собой, так что мы лежим рядом на ней. — Я родился на Ближнем Востоке, но попал в здешнюю систему приемных родителей, когда мне было семь. Мои родители умерли от какой-то болезни, которую я не помню, и были хорошие, богатые пары, которые искали благотворительные проекты. Я стал одним из них.