Он изучает меня, держа в пальцах еще один нож.

— Ты такая хорошенькая, когда краснеешь, — комментирует он. — Яркая, как звезда.

Следующий нож пролетает над моей головой.

Желание разливается внизу моего живота, когда он поднимает следующий и подбрасывает его в воздух. Клаб опасен в своей стихии. Здесь, в этом цирковом шатре, он чувствует себя гадюкой, свернувшейся для удара. Когда он бросает еще один, я не вздрагиваю, доверяя ему, и смотрю ему в глаза, когда он бросает половину ножей на стол.

— Совсем не испугалась, — комментирует он, подходя ближе. — Но это еще не все, звездочка. — Он берется за край колеса и осторожно поворачивает его. Я ахаю, когда он поворачивается, крепче вцепляясь в поручни, даже если поясной ремень достаточно тугой, чтобы удержать меня. — Вторая часть номера — это то, как я бросаю ножи во вращающееся колесо. Тебя это возбуждает? — Он медленно вращает колесо, пока я не оказываюсь вверх ногами, и он удерживает меня так. Мое лицо на уровне его паха, на идеальной высоте для…

— Да, — прохрипела я. Черт возьми, это возбуждает меня. Если бы Клаб расстегнул молнию на штанах прямо сейчас, я бы отсосала ему, и очень глубоко. Я отчаянно нуждаюсь в нем, жажду желания, которое могло бы заставить меня почувствовать себя живой и возродившейся. Я не знаю, что такого в этом месте или в этих мужчинах, но, кажется, я не могу контролировать себя — нет, я не хочу контролировать себя с ними. Когда его руки скользят по моей ноге, поглаживая бедро, я почти всхлипываю.

Старая Эмбер смирилась бы с пытками, но новая Эмбер — нуждающаяся и властная.

— Мы одни? — Хриплю я, и крепко сжимаю ремни. В таком положении моя кровь приливает к голове, но мне все равно.

— Да, — мурлычет он. — Мы будем одни еще минут пятнадцать или около того.

Я наклоняю голову и смотрю ему в глаза. В его взгляде я вижу то же желание, что и я.

— Тогда расстегни молнию на брюках.

Он делает паузу. Я знаю, что у него была та же мысль, что и у меня. Его член слегка затвердел, когда я прокрутилась на колесе, но от моих слов его брюки натянулись.

Клаб — это другое животное, которое мне еще предстоит понять. Он стойкий и ведет себя с благородством, которое я не могу определить. Когда он говорит, его слова взвешены и подобраны с особой тщательностью. Однако, когда я говорю ему расстегнуть молнию на брюках, все это самообладание исчезает и обнажает зверя внутри.

— Ты не знаешь, о чем просишь, — предупреждает он. — Ты все еще выздоравливаешь.

Я знаю, что он не имеет в виду физическую силу — он не указывает на мою сломанную ногу — он имеет в виду эмоциональную, но я не боюсь. Я никогда не чувствовала себя в большей безопасности, чем сейчас, и это из-за них четверых. Я принадлежу цирку, им, и я собираюсь заявить на них права точно так же. Я хочу их. Всех их. Новый человек, которым я являюсь, не волнуют социальные конструкции или глупые правила за пределами этого шатра. Меня волнует только то, чего я хочу.

Прямо сейчас я хочу засосать член Клаба глубоко в свое горло.

Я хочу чувствовать себя живой и сильной, и я знаю, что смогу с ним.

— Расстегни молнию на брюках, — повторяю я, резкий приказ наполняет воздух между нами.

Он колеблется один удар, два, прежде чем выпустить своего монстра поиграть. Он со стоном протягивает руку между нами и расстегивает молнию на брюках, высвобождая свою эрекцию и позволяя ей покачиваться перед моим лицом. Капелька предэякулята скапливается на кончике, и я жажду попробовать ее на вкус.

— Дай мне, то, что я хочу, — приказываю я. Несмотря на то, что я пристегнута к колесу, я соскользну, если отпущу его, поэтому я крепко держусь и открываю рот. Все колебания, которые были у него раньше, теперь исчезли.

Клаб прижимает свой член к моим губам, проводя по ним своей спермой, прежде чем погрузиться внутрь. Я задыхаюсь от внезапности этого, и он стонет, его тело напрягается. Он не отстраняется, вместо этого толкается глубже, пока мой нос не прижимается к его коже, и на глаза не наворачиваются слезы.

— Я представлял тебя именно такой, — рычит он, вынимая член и толкаясь обратно, безжалостно трахая мое горло. — Привязанной, беспомощной перед моим натиском. — Я чувствую, как дерево скрипит, когда он вытаскивает кинжал. — Дрожащей от удовольствия, когда я провожу ножом по твоему телу. — Я чувствую холодную сталь на своей здоровой ноге. — Но сейчас я счастлив трахнуть твое идеальное горло. — Он со стуком роняет нож и начинает трахать меня, его стоны и звуки, с которыми его член затыкает мне рот, эхом отдаются в моих ушах. Слезы текут из уголков моих глаз, когда он безжалостно трахает меня, и мне это нравится. Я наслаждаюсь каждой секундой этого. Моя киска сжимается, мое собственное желание охватывает мои бедра, и я жалею, что не обнажена, чтобы он мог попробовать мое собственное удовольствие. Я хочу, чтобы он трахнул меня так, как он сказал. Я хочу этот брутальный, темный край.

Я хочу, чтобы они напомнили мне, что я не разрушена.

— О черт. — Его яйца ударяются об меня, когда он засовывает свой член глубоко в мое горло, трахая меня жестко и быстро, пока сам набухает. — Ты собираешься, черт возьми, украсть мою душу таким образом. Я знаю это.

Несмотря на свои слова, он не останавливается. Слюна капает с моих губ, когда я сосу, он трахает мою глотку, пока я не чувствую, что он начинает терять контроль.

— В следующий раз я собираюсь пристегнуть тебя ремнем и трахать твою киску, пока ты не закричишь, — говорит он мне, — а потом позволю остальным присоединиться. Если ты хочешь разыграть спектакль, малышка, тогда у тебя это получится.

Когда он проникает глубоко внутрь, с ревом погружаясь мне в горло, так что мое лицо плотно прижимается к его тазовой кости, я чувствую, как его член дергается. Тепло наполняет мое горло, когда он изливает туда свое семя, отмечая меня. Я проглатываю все это, не пропуская ни одной капли.

Звук того, что кто-то собирается пройти через цирковой шатер, заставляет его отступить назад и застегнуть молнию на брюках. Клоуны приходят на репетицию, а я вешу вниз головой, с моих губ капает его сперма, из глаз текут слезы, а вокруг рта слюна.

Клаб поднимает меня в вертикальное положение, и от прилива крови к телу у меня на мгновение кружится голова. Пока я прихожу в себя, он лезет в карман и достает носовой платок, прежде чем аккуратно вытереть слюну с моего лица. Он оставляет сперму. Когда он заканчивает приводить меня в порядок, то наклоняется и крепко целует меня, вызывая новый приступ желания.

— Держу пари, что по твоим бедрам прямо сейчас стек бы сок, если бы не твоя одежда, — шепчет он мне в губы. — Не могу дождаться, когда попробую тебя на вкус, маленькая звездочка.

Он отступает назад и разворачивает меня.

— Теперь вторая часть номера, — говорит он, подходя к столу и беря нож, как ни в чем не бывало, но он тяжело дышит и его взгляд задерживается на мне, так что он не так равнодушен, как притворяется. — Постарайся не поддаваться головокружению.

Я киваю, жалея, что у нас нет больше времени на игры.

Я сосредотачиваюсь на точке наверху шатра, чтобы унять головокружение, и только тогда понимаю, что раньше мы были не одни. Высоко на стропилах, сидит, поедающий ведро попкорна, — Харт. Он тренировался и не уходил отсюда. Когда наши взгляды встречаются, он подмигивает, его улыбка такая широкая, что, должно быть, болят щеки.

Если мои трусики не промокли раньше, то сейчас они точно промокли.

Глава

21

Хотя доктор Луис говорит, что моя нога заживает, я все еще недостаточно здорова, чтобы помогать в каких-либо актах. Я больше не пользуюсь костылями, но теперь у меня на ноге только гипс, так что я вынуждена присутствовать на сегодняшнем шоу, наблюдая со стороны, как они поражают и ужасают. Чем дольше я здесь, тем больше во мне нарастает тьма.

Я уже не та Эмбер, которая пришла сюда много ночей назад. Я чувствую себя сильнее, увереннее, и внутри меня бушует этот ужасный голод, требующий освобождения. В этом есть что-то жестокое, порожденное смертью и болью. Я думала, что моя жажда мести умерла, когда я оставила тот дом позади, но я ошибалась. Это просто разожгло пламя, которое я сейчас раздуваю, вместо того чтобы убегать от него.