Го одним движением присел на пол, свернув ноги рогаликом. И это получилось так легко и непринужденно, как будто бы поза была для него привычна. Хотя, возможно, так и было.
— Все не совсем так, Елина, — в его глазах появилась улыбка, хотя лицо оставалось серьезным. — Вы правы, у нас не принято, чтобы молодежь общалась с внешним миром. Но только потому, что это время каждый из нас посвящает служению Богам в Последнем храме. Он находится очень далеко в горах, дорога к нему практически непроходима. Только ребенок не старше пяти-семи лет способен пройти по узкому каменному мосту, соединяющему горное плато с каменным столбом, на котором расположен храм. Если на каменный мост ступит взрослый, то он рискует свалиться вниз, в бездонную пропасть вместе с обломками разрушившегося моста.
— Но как же вы возвращаетесь обратно? — удивилась я.
— О, это просто, — рассмеялся Го. — Храм находится чуть выше, чем горное плато. И при достаточной сноровке повзрослевший юноша или девушка могут пробежать по отвесной скале и вернуться к людям. После служения Богам приходит время послужить роду. Поэтому следующие несколько лет мы заняты исключительно проблемами рода. Наследники своих отцов учатся мирским делам: управлять кланом, вести учет казны, проводить переговоры и заключать союзы. В это же время мы создаем семьи и приводим жен, которых выбрали еще в храме, чтобы они учились у наших матерей вести хозяйство. Заодно, чтобы не терять время, молодые жены рожают детей. У нас считается, что чем больше жена успеет родить за этот период, тем лучше. Поэтому к тому времени, как заканчивается учеба, у нас уже бывает трое, а то и четверо-пятеро малышей.
Я слушала Го и кивала. Если подумать, то все, выглядело вполне логично. Дети воспитываются отдельно от взрослых и фактически не принадлежат ни одному из кланов. В пять лет ребенок еще не в состоянии плести интриги или принимать в них участие. А от влияния отцов они избавлены аж до самого условного совершеннолетия. Дальше, если я правильно поняла, повзрослевшие дети возвращаются из храма уже не в одиночку, а парами… То есть девушки переходя в род мужа так и не познав жизнь в своей семье. И хотя это не казалось мне справедливым, я все же видела неоспоримые плюсы в таком порядке: нет никаких брачных интриг. Они просто бесполезны. И девочки сразу учатся жить и почитать род мужа, как свой собственный.
Тем временем Го продолжал рассказ:
— Следующие несколько лет молодые отцы и матери растят своих детей и трудятся на благо рода. А когда младший ребенок уходит служить в храм, родителей отправляют во внешний мир. С одной стороны это помогает им справиться с тоской по детям, а с другой ведет к благополучию всей семьи. В это время главой рода является отец мужчины. Или его мать, если вдруг отца настигла нечаянная смерть. Но когда старшему ребенку приходит время возвращаться из храма, родители возвращаются в родовой замок, чтобы учить своих детей мирским делам. Одновременно власть в роду передается от деда к отцу… И все снова идет по кругу…
— Очень разумная система, — кивнула я, — но я тем более не понимаю, почему именно ты оказался здесь? Прости, но отправить ребенка, выросшего при храме и ничего не знающего о внешнем мире, в такой далекий и сложный путь… Ты ведь даже не смог бы защитить себя, когда напали бы воины…
Го прикусил губу и опустил голову. Ему неприятно было вспоминать и говорить об этом. Но тем не менее он мне ответил:
— Я мог бы… В храме нас учат не только возносить молитвы, но и сражаться. Я хороший воин, и побеждал в состязаниях много лет. Но до тех пор, пока я не дал жизнь, я не имею права ее отнимать… Иначе Боги перестанут слышать мои молитвы… А я перестану слышать их.
— Но тебя могли убить! — округлила я глаза. Мой мозг категорически отказывался понимать такое…
— На все воля Богов, — кивнул Го. И добавил, — но мне везло. Мне удавалось избегать людей до тех пор, пока я не наткнулся на воительниц. Их было намного больше. Если бы я напал на них, то меня убили бы. Я не выполнил бы свою миссию и подвел бы Богов, которые надеялись на меня. Хотя, — он вздохнул и нехотя признался, — это было очень сложно. Им удалось сломать меня. Меня морили голодом, не давали воды… Били… И я потерял себя… на какое-то время забыл, для чего я здесь.
Он замолчал. Я тоже ничего не говорила, давая ему время справиться с эмоциями…
— Вы презираете меня за это? — Го поднял на меня потухший взгляд лисьих глаз. — Я княжич, а вел себя, как…
Он не договорил.
— Нет, — я помотала головой из стороны в сторону, чтобы усилить произнесенные слова. — Я тебя не презираю. Я знаю, как это бывает, Го. Когда-то и мне довелось пережить подобное. И я понимаю, что твоей вины в этом нет… Любой бы не выдержал: и либо сломался, либо убил бы себя… Но умирать мне было нельзя, — я прикусила губу. Воспоминания о моем страшном медовом месяце, который до сих пор снился мне в кошмарах, нахлынули так резко, что пришлось приложить усилия, чтобы справиться.
— Вот и мне тоже, — кивнул Го. — Нельзя было умирать. Я должен был идти вперед… Потом, когда хозяйка, — он запнулся, — воительница привезла меня сюда, чтобы продать… на них напали другие воительницы. И я смог сбежать. Спрятался здесь. Нашел магическую книгу. И понял, что это мой шанс. Я выучил все заклинания, которые там были, но, вероятно, делал что-то не так, потому что заклинания не всегда срабатывали. А иногда срабатывали не так, как надо…
— А когда увидел нас, решил влезть мне в голову?
— Верно, — кивнул Го. — Я сразу понял, что главный в вашей компании. И решил узнать о вас побольше. Но когда ваши люди пришли ко мне, — он запнулся. Это воспоминание ему не нравилось. — Ваш маг помог мне увидеть свое прошлое с другой стороны. И я благодарен ему. Я знал, что не все маги на стороне тех, кто пришел в наши города и уничтожил наши семьи. Именно это давало мне надежду в моем походе…
Он замолчал. Отвернулся. Но я успела заметить, как в уголке глаз собралась прозрачная влага.
— Маги уничтожили всех. От стариков до детей. Нити некоторых родов оборвались. Но маги не знали про храм и про нас. Поэтому мы остались живы. Народ, потерявший связь с Богами, принял магов, как своих правителей. Нам, тем кому этой осенью пришло время покидать храм, некуда было идти. Сначала мы удивились, что никто не пришел нас встречать… возвращение детей из храма — это большой праздник. Все истинно-древние семьи собираются на плато. Но нас никто не встречал. Мы ждали положенных почестей и восхвалений. А нам пришлось пешком спускаться с гор. Внизу нас встретили крестьяне… Эти простые люди дали нам приют. И рассказали о том, что случилось с нашими семьями…
Го судорожно вздохнул. Он говорил отрывистыми короткими фразами, часто делая паузы, чтобы справиться с эмоциями и продолжать говорить.
— Когда маги напали на Славию, наши родители встретили их молитвами. Они защитили нас от магии. И позволили организовать оборону. Но маги оказались хитрее. Они пробрались в наши тылы, притворившись простыми славичами. Их невозможно было опознать. И напали сзади. Их заклинание было очень сильным. И страшным. Я потом видел место, где погибли наши родичи. Там песок превратился стекло… а останки наших семей оказались впаяны в полупрозрачную твердь… Это так страшно. Идешь и видишь их лица… Они смотрят на тебя из… как живые… — он судорожно вздохнул.
Я так живо представила нарисованную Го картину, что не смогла сдержать слез. Это был его самый страшный кошмар, который заставлял двигаться вперед и сделать все, чтобы такое никогда не повторилось.
— Маги уничтожили мой город, разрушили все одним ударом, напав посреди ночи, когда люди мирно спали в своих постелях. — я коснулась плеча Го… мне тоже хотелось поделиться с ним своей болью, чтобы он знал: он не один. — я видела длинные ряды мертвых людей. Мы не смогли дать им должного погребения, потому что тогда живые задохнулись бы от смога. Мы положили их в братские могилы…
— Братские могилы? — эхом повторил Го.
