Степан не боялся отца и суда, о котором ежечасно спорили охранники. Нет. Он не хотел снова попасть в мир запретов. Это нельзя, то нельзя.

Достали! Он ведь мечтал стать кем-то значимым, развернуться во всю мощь своей способности, править!

А среди магов и их нелепых убеждений, застрявших где-то в прошлом веке, это сделать было невозможно.

Да еще эти булавки! Соколов слышал, как тупые охранники обсуждали это, потешаясь над Котовым. Дескать, он подходил к карете и очень быстро ушел, сильно побледнев. Дрянной артефакт забирал всю силу, едва та появлялась.

Единственное, что мог делать Степан — думать. Мыслей было много. И ни одной не было, где бы он не убивал весь особый отдел с широкой улыбкой на губах.

В первый раз он пришел в себя на остановке возле трактира. С улицы доносилась громкая ругань. Что именно там происходило, Соколов не понял, но четко ощутил, что охраны стало меньше. Да и настроение у всех поменялось. Стало более мрачным и тягучим. Такие вещи он легко ощущал, даже без магии.

Когда же конвой въехал в приграничную зону, разлитая вокруг сила стала меняться. Проводники жадно высасывали любую магию, прокладывая себе путь. Из-за этого действие булавок ослабло, и Степан понял, что это его шанс.

Отодвинув ненависть на задний план, он затаился и стал ждать подходящего момента.

И он подвернулся.

Степан окончательно пришел в себя и попытался выбраться из кареты. Ему уже было все равно, что он не сможет убежать далеко. Но ненависть к магам — ко всем сразу — была столь велика, что он готов был рискнуть.

Помешал Эгерман и жестко оборвал ниточку, ведущую к свободе.

Да, пусть Соколову не удалось совершить задуманное, но он хотя бы попытался!

Вот только Степан так и не понял, что Эгерман сделал. Последнее, что разумник отчетливо помнил, — как он заносит свою дурацкую палку для удара.

С одной стороны, можно было восхититься Эгерманом. Он использовал силу в приграничной зоне! Это было одновременно сверх самонадеянно, как и глупо.

Только надежда, что Эгерман выжег себя до дна своим заклинанием, грела душу разумника.

А дальше снова была полудрема и мерное покачивание в карете.

Едва конвой встретили у резиденции и вывели Соколова из его темницы, сознание прояснилось.

Злость, что держала всю дорогу, постепенно уходила на второй план, уступая место холодному расчету.

Да, отец ему ничего не сделает. Отчитает, может быть, запрет в комнате на неделю. Но не больше. Суд? Ерунда. Сын архимага на скамье подсудимых? Бред. Николай Степанович этого не допустит. Да и Серебрянский ничего с этим не сделает.

Ощущение вседозволенности и отсутствие возможного наказания подтолкнули Степана к новым мыслям. О мести.

Пусть в военном управлении Эгерман смог его победить, но сейчас-то Соколов в родных стенах. Силы больше, да и возможности шире.

План постепенно вырисовывался в голове, и оставалось лишь немного подождать.

Вот только отцовский лекарь никак не мог вытащить Степана из дремы. Возился, накладывал заклинания, вливал в глотку снадобья — все без толку. Соколов все понимал и осознавал, а вот пошевелить даже веком — нет.

Однако это не мешало слушать и делать выводы.

Только к концу дня в дверях комнаты появилось знакомая рожа. Как его там? Святослав? Тот самый тип, который и погрузил Степана в дрему.

Вот с него-то он и начнет.

Две пары глаз вопросительно уставились на меня. Я не торопился с ответом. В разговоре с архимагом следовало быть осторожным.

— В момент, когда я зашел в книжный магазин, из него выбежал молодой человек. В следующее мгновение раздался взрыв. Что именно стало причиной этому, мне не известно.

Я намеренно использовал сухой канцелярский стиль, чтобы лишить свою речь эмоций. Так было проще.

— Это я знаю, — нетерпеливо сказал архимаг. — Что вы сделали дальше?

— Зная о запрете на использование сильных заклинаний, я спросил разрешения Римского. Ведь мне под силу было вернуть магазину прежний вид. Он дал согласие. А дальше в дело вступила магия.

— Хотите сказать, что вы восстановили магазин, оживили торговца и вдобавок убрали угрозу повторного взрыва?

Я молча кивнул. По лицу Соколова сейчас невозможно было угадать, о чем он думает.

Он переглянулся с Серебрянским, тот едва заметно дернул плечом, а потом архимаг повернулся ко мне.

— Так вы можете управлять материей? А как же торговец? Вы его из мертвых подняли. По крайней мере, так говорят свидетели.

— Моя способность работает не так. Я возвращаю все так, как было.

— Скажите уже толком! — разозлился Соколов. — Что за способность.

Мысленно скривившись, мне все же пришлось ответить.

— Я управляю временем.

Лицо архимага вытянулось и сразу же нахмурилось.

— Значит, не врут. Понятно, — он сел за свой рабочий стол и зачем-то передвинул чернильницу. — О такой силе я еще не слышал. Нет, мне говорили, что у вас огромный потенциал, и что вы быстро продвигаетесь по службе. Теперь я убедился, что это действительно правда.

Дальше я ожидал какие-то выводы из этой речи, но Соколов замолчал, гоняя бедную склянку с чернилами по столу.

— Может, и не моего сына хотели задержать, а вас? — вдруг спросил он и глянул на меня исподлобья.

— Вполне возможно, — согласился я. — Даже учитывая, что вы дали добро на это путешествие очень быстро, все равно было достаточно осведомленных людей, которые могли организовать и зелье, и исполнителя. Пока мы не найдем последнего, правды все равно не узнаем.

— Мы? — удивился архимаг. — Вы.

— На данный момент у меня есть конкретное задание от моего руководства. Проследить за судом над вашим сыном. И не более того.

Я посмотрел на Серебрянского, который от моих слов сжался на диване, пытаясь слиться с обивкой.

— Думаю, Владимир Иванович хотел сказать, — открыл рот Михаил Андреевич, — что его задача была доставить на суд Степана. После процесса ему выдадут все бумаги. И он может быть свободен. К примеру, к завтрашнему утру. Вас такое устроит, господин архимаг?

Соколов переводил взгляд с него на меня и обратно.

— Можно и не так торопиться, — снисходительно ответил он. — Раз наш гость помог восстановить магазин и оживить уважаемого мага, то он может и на денек задержаться.

Что-то в его словах мне не понравилось. Резануло по нервам, так сказать.

— Сколько времени нужно вашему человеку, чтобы снять заклинание с Соколова? — требовательно спросил архимаг, резко сменив тему.

— Не больше пяти минут, — отозвался я.

— Ковальдовский! — заорал Соколов. — Где тебя магистры носят⁈

— Да, господин архимаг? Звали?

Нет, я решительно не понимал, как Мишель умудряется так быстро появляться на зов руководителя. Способность, что ли, у него такая?

— Что там со Степаном?

— Приходит в себя. Ему принесли ужин, но он пока к нему не притронулся. Сейчас у него дежурит ваш лекарь, — без эмоций ответил Ковальдовский.

— Все свободны, поговорим завтра, — архимаг махнул нам рукой и поднялся. — Ковальдовский, жду от тебя полный доклад о взрыве к утру.

— Слушаюсь.

И тут же исчез.

Мы с Серебрянским поднялись, коротко кивнули Соколову и вышли из его кабинета. Едва мы отошли на несколько шагов, Николай Степанович стремительным шагом вылетел из дверей и побежал в сторону комнат своего сына. Каким бы он ни был главой города, он в первую очередь отец.

— Михаил Андреевич, как ваше самочувствие? — глядя архимагу вслед, спросил я.

— Спасибо, гораздо лучше, — скривился он. — И спасибо, что все же выполнили свою миссию.

— Вы же понимаете, что я не могу допустить, чтобы Степана просто пожурили? Мошенничество, нападение, порча имущества. Это непустые слова.

— Да-да, я прекрасно вас понимаю. Но что я могу сделать? — он беспомощно на меня посмотрел. — В этом городе главенствует архимаг. А вы привезли его сына. Но вы точно можете рассчитывать на то, что пострадавшим людям выплатят компенсации. Это уже решено. А что касается остального… Думаю, Николай Степанович всеми силами постарается не допустить сына в наш город.