— Я просил ее руки, отец, — ответил Гаэтано, успевший уже объяснить всё своей кузине. — Я сделал то, что ты велел, но она отказала мне. Она сказала, что навсегда останется моим другом, но что сердце ее принадлежит другому. А затем она велела мне пойти и отыскать Франческу.

— Я же свободна принять его предложение, дядя, — сказала Франческа. — Мой беллецианский брак уже расторгнут.

Герцог Никколо долго смотрел на них. Все его планы рушились один за другим. Он видел, что молодые люди любят друг друга, и начал уже мысленно строить новые проекты. Гаэтано не получит Беллецию, но вполне может после смерти старого Жакопо унаследовать титул герцога Фортеццы. У Жакопо ведь нет сыновей, а дочерей можно выдать за других сыновей или племянников Никколо, чтобы осчастливить их, а заодно гарантировать, что у них не появятся нетитулованные мужья, готовые воспротивиться притязаниям Гаэтано.

— Хорошо, — сказал он. — Я благословляю вас. А теперь идите и сообщите всем о своей помолвке. Я останусь здесь с Фалько.

Арианна принимала гостью. Уснуть ей так и не удалось, и она уже переоделась в дневной костюм, когда слуга ввел в ее покои эту женщину.

— Синьора Беллини, — объявил он и вышел из комнаты.

— Сильвия, — проговорила Арианна, когда за слугой затворилась дверь. Матерью она никогда ее не называла. Это имя она сохраняла для тети, воспитывавшей ее в безвестности на одном из островков Лагуны в то время, как Сильвия Беллини правила Беллецией, защищая город от притязаний ди Кимичи,

— Доброе утро, дорогая моя, — сказала Сильвия, отбрасывая вуаль.

— Полагаю, не стоит говорить о том, как опасно тебе приходить сюда? — заметила Арианна.

— Ничего страшного. Никто здесь, кроме тебя и твоего отца, не знает меня в лицо.

— Но ты же не оставалась здесь на ночь? — спросила Арианна, побледнев от одной мысли о подобном риске.

— На какую ночь — после всего этого праздника? Нет, я была в Овне. И разговаривала там с твоим молодым человеком.

— Которым? — с кислым видом поинтересовалась Арианна.

— Тем, который намерен просить тебя выйти за него замуж. Тем, которому нужна Беллеция.

— Ты имеешь в виду Гаэтано, — кивнула Арианна. — Что ты сказала ему?

— Предложила хорошенько подумать, прежде чем бросать старую любовь и обращаться к новой.

— Ну, похоже, что твои слова не произвели особого впечатления. Он сделал мне предложение на самом рассвете, когда мы возвращались во дворец.

Несколько мгновений Сильвия молча смотрела на дочь, азатем проговорила:

— Слишком раннее время дня для такого серьезного разговора. Что же ты ответила ему?

— Я отказала ему.

— Из каких соображений?

— Из тех соображений, что я не чувствую любви к нему и, более того, полагаю, что и сам он любит другую девушку. Вполне, на мой взгляд, достаточная причина.

— Да, для простой девушки с островов Лагуны, — сказала Сильвия. — Только ты перестала быть ею. Ты знаешь, что на выбор должны влиять не чувства, а иные соображения.

Арианна широко раскрыла глаза.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что мне следовало принять его предложение? Предложение ди Кимичи? Он стал бы герцогом Беллеции, и его семейство не успокоилось бы до тех пор, пока не заставило бы меня присоединиться к их республике. И тогда он стал бы настоящим герцогом — не мужем герцогини, а единовластным правителем. Беллеция потеряла бы свою независимость, свои традиции — всё, за что ты сама так долго боролась.

— Ты уверена, что отвергла его из столь возвышенных соображений, а не потому, что хотела сохранить свою свободу для кого-то другого? — спросила Сильвия.

— А если даже так? — ответила уязвленная вопросом матери Арианна. — Ты говоришь о долге и ответственности, но сама-то вышла замуж по любви. Ты не можешь запретить мне сделать то же самое.

— Я не собираюсь ни запрещать, ни разрешать тебе делать что бы то ни было, — сказала Сильвия. — Хочу лишь ясно представлять причины твоих поступков.

В дверь постучали, и слуга ввел в комнату Гаэтано. Молодой человек вошел, широко улыбаясь и ведя под руку Франческу.

— Прошу простить меня, ваша светлость, — церемонно поклонившись, произнес он. — Беседуя с вами сегодня утром, я не знал, что вы уже помолвлены. — Гаэтано бросил полный любопытства взгляд на свою вчерашнюю таинственную собеседницу.

— Мне кажется, это вы помолвлены, — улыбнувшись, ответила Арианна и протянула руки Франческе. — И еще мне кажется, что мы гораздо лучше поладим теперь, когда вы перестали быть беллецианкой!

— Отец дал нам свое благословение, — сказал Гаэтано. — Надеюсь, и вы не откажете нам в нем.

— Разумеется, — ответила Арианна. — И буду ждать приглашения на свадьбу.

Джорджия проспала шесть часов — с половины восьмого вечера до половины второго ночи, когда ее разбудило приглушенное дребезжание засунутого под подушку будильника. Она села в кровати, зевая и оглядывая ставшую какой-то непривычной комнату. Вечером она придвинула к двери комод, чтобы возместить отсутствие замка, сорванного, когда Ральф взламывал дверь.

Вынув из кармана крылатую лошадку, Джорджия сжала ее в руке и вновь откинулась на подушки. Снова уснуть не составило ни малейшего труда.

Очень уж рано в округе Овна на следующий день после Скачек не проснулся никто. Чезаре чувствовал, что мог бы и неделю проспать после своего заточения, бегства и стремительного полета к Звездному Полю, не говоря уже о съеденном и выпитом во время праздника. Лошади, однако, нуждались в уходе, да и мысль о завтраке, пусть даже позднем, тоже выглядела весьма привлекательно.

Кое-как спустившись вниз, он направился на кухню и нашел там Терезу, расставлявшую на столе хлеб, сыр, оливки и фрукты.

— Где это все? — спросил Чезаре, беря из рук Терезы тяжелый кувшин с элем и ставя его на стол.

— Отец в конюшне вместе с Лючиано и доктором Детриджем, — ответила Тереза. — А близнецы играют во дворе. Беллецианцы придумали для них что-то вроде забавной клетки, и твои сестренки тоже играют там вместе с малышами — подозреваю только, что им эта новость быстро надоест.

Взяв ломоть хлеба, Чезаре вышел во двор. Его сводные братья и сестры сидели или стояли в загончике со стенками из досок, поставленных слишком тесно для того, чтобы между ними можно было пролезть. Детридж и Лючиано сквозь промежуток между досками подавали им леденцы. Чезаре как раз смотрел на них, когда из конюшни вышла Джорджия. Свой красно-желтый камзол наездника Овна она сняла, вернувшись к своей обычной одежде.

— О, я вижу, вы соорудили манеж, — сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Юный Лючиано поведал мне о подобной вещи, и я сподобился изготовить ее вместе с ним и синьором Паоло, — сказал Детридж, явно весьма удовлетворенный достигнутым результатом.

— Детишки всё время рвались в конюшню, чтобы поглядеть на Мерлу, — объяснил Лючиано. — А Тереза боялась, что какая-нибудь лошадь наступит случайно на кого-то из них.

Появившаяся в дверях Тереза позвала всех завтракать, но детвора заупрямилась, требуя, чтобы ей устроили пикник прямо в манеже.

— Да пусть позабавятся, — сказал Детридж. — Я присмотрю за ними.

В конце концов Тереза вынесла во двор поднос с едой и питьем для себя, Детриджа и малышей, так что в дом вместе с Лючиано и Джорджией отправились завтракать только Чезаре и Паоло.

После вольностей вчерашнего праздника молодые люди чуть смущенно поглядывали друг на друга.

— Старый доктор, по-моему, очень любит детей, — заметил Чезаре.

— Он никогда не говорит о своих детях, — сказал Лючиано, — но мне кажется, ему очень тяжело было покинуть их.

— Как дела у тебя дома, Джорджия? — спросил Паоло. Глубокий вздох девочки заставил всех поднять глаза.