В Беллеции Гаэтано продолжал вести двойную жизнь, проводя вечера с герцогиней, за которой он предположительно ухаживал, а дни — с кузиной, которую он по-прежнему любил точно так же, как в те времена, когда они были совсем детьми.

Понемногу, однако, чувства его к Арианне менялись. Также, как и ее чувства к нему. Он был приятным и остроумным компаньоном, много знающим и умеющим развлечь собеседника. Чем больше Арианна проводила с ним времени, тем меньше думала о его непривлекательной внешности. По правде говоря, она обнаружила, что ждет вечерних встреч с Гаэтано. И хотя она остро ощущала отсутствие Лючиано, было приятно отдохнуть в обществе знатного тальянца, которому не надо объяснять, в чем состоят роль и обязанности герцогини. Арианне приходилось теперь напоминать себе, что отец Гаэтано нес, судя по всему, ответственность за покушение на ее мать.

Гаэтано тоже помнил об этом. Ему были хорошо известны слухи о том, что герцог Никколо приказал кому-то устроить взрыв, разорвавший в клочья мать Арианны. Это делало намерение женить Гаэтано на дочери убитой еще более отвратительным и еще более характерным для герцога.

— Какого ты мнения об этом юном отпрыске наших врагов? — спросила однажды вечером сидевшая за обеденным столом гостья Родольфо. На ней была темных цветов одежда с закрывающей лицо легкой вуалью, одежда, которую обычно носят тальянские вдовы. Правда, ее кобальтово-синее платье было великолепно скроено, а браслет украшен сапфирами.

Регент заметно нервничал.

— Ты же знаешь, что тебе не следует бывать у меня, Сильвия, — проговорил он негромко. — Риск слишком велик.

— Я видела его на канале с той глупенькой девицей, которая соперничала с Арианной на выборах, — проигнорировав замечание регента, сказала Сильвия. — Но и к герцогине он стал, мне кажется, достаточно внимателен.

— Симпатичный молодой человек, — сказал Родольфо. — Ничуть не похож на отца или двоюродного брата, который был здесь послом. Однако мне кажется, что он по-прежнему повинуется полученному приказу, а не своим чувствам.

Гостья наклонила голову.

— Быть может, именно так и должны поступать люди его и Арианны ранга. Думать следует о вещах более важных, чем какая-то щенячья любовь.

— Ты всерьез предлагаешь принять его предложение? — спросил Родольфо.

— Я предлагаю, чтобы ты и Арианна хорошенько обдумали всё, прежде чем отвергнуть его, — ответила Сильвия. — Мне Ди Кимичи никогда не предлагали выйти за одного из них замуж. Тут есть над чем подумать.

В пятницу, почти через две недели после отъезда в Девон, Джорджия и Алиса сели в поезд, благополучно доставивший их на Паддингтонский вокзал. На следующий день у Джорджии был назначен урок в школе верховой езды и девочке не хотелось пропускать его. Ей и так уже пришлось договариваться, чтобы его перенесли с предыдущей пятницы на эту. Было уже первое августа, и до окончательного перемещения Фалько оставалось всего несколько дней.

Было как-то странно вновь возвращаться домой. Мора, Ральф и Рассел должны были всё еще быть на работе, и девочки, доехав до Ислингтона, распрощались на выходе из метро, договорившись снова встретиться в воскресенье.

Джорджия вошла в пустой дом, казавшийся словно бы незнакомым — и не Девон, и не Ремора. Джорджия ощущала себя здесь гостем. Только поднявшись в свою комнату и увидев знакомые плакаты и рисунки, она почувствовала, что и впрямь вернулась домой. «Надо будет сегодня же,» решила она, «установить вместе с Лючиано окончательную дату перемещения Фалько».

Никколо ди Кимичи, вознамерившись найти Энрико, направился в конюшни дворца в Санта Фине. Там Энрико, как правило, торчал целыми днями, болтая о чем-нибудь с Нелло.

— Как поживает новая лошадка? — спросил герцог у них обоих.

— Быстро подрастает и крепнет, — ответил Нелло.

— Гораздо быстрее с тех пор, как я начал давать ей летать по ночам, — добавил Энрико. — Теперь уже не на корде, а со мною на спине. Ну, должен вам сказать, это и ощущение!

— Не сомневаюсь, — сказал герцог. — Может быть, я останусь здесь на ночь и сам испытаю его.

— Э-э… — протянул Энрико, — Большой вес она пока что поднять не может — растет еще только. Худенький коротышка, вроде меня, это еще куда ни шло, но такого рослого и тяжелого мужчину, как ваша светлость, ей пока не поднять.

— Ладно, сейчас это не так уж важно, — сказал Никколо. — Я пришел поговорить совсем о другом. У моего сына сейчас почти каждый день бывают гости. Я хочу, чтобы ты выяснил, кто они такие и почему он так сблизился с ними.

Энрико кивнул.

— Я знаю, кто они, ваша светлость. Они приезжают из Овна, но, по крайней мере, один из них на самом деле из Беллеции. Это Лючиано, ученик регента.

— Да, — сказал Никколо. — Я видел его, когда мои сыновья водили меня в округ Овна, чтобы послушать игру Дзинти. Его отец — пожилой англичанин. Второй, как я понимаю, какой-то конюшенный мальчишка.

— Ну, — проговорил Энрико, — сейчас они выдают Лючиано за сына старого доктора. Но только он вовсе не был им, когда впервые появился в Беллеции. Тогда он считался каким- то дальним родственником регента. Однажды он был у меня в руках, и в нем, должен сказать, есть нечто странное, нечто очень заинтересовавшее племянника вашей светлости.

— Ты знаешь, у этой девочки настоящий талант, — сказала Джин, обращаясь к Анджеле, своей партнерше по руководству конноспортивной школой.

Оба они наблюдали за Джорджией, скакавшей на неоседланной лошади по одному из выгонов.

— Где она этому научилась? — спросила Анджела.

— Говорит, что пару недель практиковалась в Девоне.

— Выглядит так, словно она намного дольше упражнялась в этом, — заметила Анджела.

— Да, — согласилась Джин. — Кажется, будто она не скачет, а летит верхом на лошади.

Наступил решающий день — понедельник, 4 августа. Джорджия не сомневалась, что тот же самый день наступил и в Талии — врата между мирами уже почти три недели оставались устойчивыми, несмотря на частые предупреждения Лючиано о возможной их нестабильности. Отец только накануне навестил Фалько, и вряд ли можно было ожидать, что герцог станет выезжать в Санта Фину два дня подряд.

Джорджия заготовила тот же набор одежды, что и в прошлый раз — только теперь со срезанными ярлыками. Заодно она решила одолжить Фалько свою старую матерчатую сумку и купила ему в «Марксе и Спенсере» комплект спортивных трусов небольшого размера. Она знала, что Фалько хранит трусы Рассела, словно какую-то реликвию, но все-таки для Фалько они были слишком велики.

Всё это время Джорджия только и делала, что строила, уточняла и корректировала планы. Больше у нее просто не было на это сил — наступило время действовать. Помимо того, она уже устала от необходимости проводить в Талии время, почти не покидая летний дворец в Санта Фине. Ей будет нелегко, когда Фалько окажется в Англии — на этот счет у Джорджии не было никаких иллюзий — но, по крайней мере, она сможет наслаждаться жизнью в Реморе. Сейчас ей пришлось почти отказаться от тренировок в езде без седла, а всё время, которое она проводила с Лючиано, было посвящено разговорам о Фалько.

Джорджия уже почти забыла, как можно жить, не ощущая ежеминутной ответственности за кого-то другого, а потому решила пойти и навестить мистера Голдсмита в его антикварном магазине.

Он был рад видеть ее, но выглядел несколько более сдержанным, чем обычно.

— Пока ты отсутствовала, — сказал он, — у меня побывал довольно неожиданный гость. — Твоя мать заходила, чтобы немного поболтать со мной.