Когда я достигал Холмячья, полил косой, ледяной дождь. Пока я бежала от машины до столовой, ветер и ливень успели сделать свое дело. Я продрогла. Зато поняла, что без резиновых сапог, дождевика и зонта в деревню лучше не возвращаться.

Неприветливая Маруся накормила меня обедом. Я ей была весьма благодарна за это, хоть женщина и не слишком ко мне расположена. Я решила, что повариха милая только с симпатичными парнями. Если бы сейчас Кирилл был со мной, Маруся наверняка весело бы играла задницей, жаря яичницу для красавчика.

После обеда я, сытая и довольная, поехала дальше. И через три часа наконец достигла порога собственной квартиры. Радуясь, что поездка прошла без приключений, я окунулась в мир городского комфорта, уюта и даже кое-какой роскоши. Надо сказать, что последние два года я неплохо зарабатывала. А имея свою квартиру и не имея семьи с детьми, могла тратить почти всю зарплату на собственные хотелки.

Я любовно погладила клетчатый зонтик Берберри, приобретенный год назад на рождественской распродаже и чтобы не забыть, сразу положила его в дорожную сумку. Затем отыскала ярко-желтый дождевик и положила туда же. Ну и наконец-то пригодятся зеленые резиновые сапоги «хантер», которые в городе лежали мертвым грузом.

— Настал ваш звездный час, мои дорогие, — чмокнула я сапожки в гладкий резиновый бок и опустила в сумку. — Пусть Альбинка завидует.

После сборов я проверила холодильник. Пришлось выбросить испорченные за время моего отсутствия продукты. Я сгребла все, что еще оставалось в морозилке и холодильнике, решив отвезти маме. Мне продукты долго не пригодятся здесь, вообще выключу холодильник.

Я приняла душ и поздним вечером поехала к маме. Та была безумно рада меня видеть. Она расспрашивала про похороны, пристально вглядывалась в меня, будто пытаясь обнаружить невидимые глазу изменения. И если бы она только знала, какого рода были эти изменения.

Сила, проникшая в меня, наполнила каждую клеточку, каждую вену и капилляр в моем теле удивительной радостью, ощущением всемогущества и какой-то даже неуязвимости. Это было нечто похожее на своего рода эйфорию. И сейчас, спустя пару дней после обретения Силы я понимала, что чем дальше, тем невыносимее будет расстаться с нею. И это еще я не пользовалась Силой…

Мама очень удивилась, узнав, что я снова собираюсь в Забубенье.

— Что тебе там делать? — спросила она, засовывая в холодильник привезенные мной продукты. — А работа?

Пришлось соврать, что меня отпустили на дистанционку. Хоть это было вовсе не так. Да и вообще я еще даже не беседовала с начальником. Но зато, благодаря моему вранью, мама моментально ускоилась.

— А, понятно, — улыбнулась она. — Устала деточка. Хочешь пожить немного пасторальной жизнью?

— Ну, примерно так, — осторожно согласилась я, раздумывая, говорить маме или нет о смерти тетки.

— А Римма, она не против? — спросила мама, наливая чай.

— Э-ээ-э… — протянула я и поспешно отхлебнула здоровый глоток свеженалитого напитка.

Горячий чай мгновенно ожег мне пищевод, благодаря чему я вполне убедительно закашлялась. И к тому времени, как мама закончила меня хлопать по спине, про тетку она уже забыла.

— А ты знаешь, — спросила вдруг мать, когда наевшись, мы уже сидели в гостиной ее двухкомнатной квартирки. — Что Забубенье это — место странноватое?

— Да? — сделала я глупое выражение лица. — В каком смысле?

— Ну я, конечно, точно не знаю насчет места, — заторопилась пояснить мама. — Но когда мы единственный раз с твоим отцом туда ездили, по крайней мере мать его мне показалась очень странной.

— Почему?

— Со мной она почти не разговаривала, — ответила мама, вздыхая. — И как бы даже с трудом терпела мое присутствие там. А вот тебя с рук не спускала, два года тебе тогда было. Все сюсюкалась, Светочка да Светочка…

— Ну так внучка все-таки, — философски произнесла я. — Причем, единственная.

— Да, но, — мать на секунду замолчала. — Все равно это мне показалось очень странным. Она и книги тебе какие-то показывала, хоть ты даже и читать-то тогда не умела, только разве картинки какие могла разобрать и то детские. А она тебе старье какое-то подсовывала, причем с ужасными иллюстрациями.

Голос мамы задрожал.

— Вот когда я увидела, что она тебе показывает, то немедленно сказала Михаилу, что мы уезжаем. И что ноги моей и дочери на его родине больше не будет.

— Интересно, что за книга? — спросила я, затаив дыхание. — Ты не помнишь?

— Старинная такая, в темно-синем переплете, обложка кожаная, текст чернилами написан от руки вроде…

— А где она мне ее показывала?

— Вот! — произнесла мать звонко. — Это и есть самое странное. Показывала она ее тебе в бане!

Дальше мать сообщила, что бабка взяла меня в баню под предлогом помыть двухлетнего поросенка. Но мы долго не возвращались. И мама пошла проведать, как там у нас дела. Подойдя к бане, она вдруг услышала доносившийся оттуда голос бабки Варвары, который говорил что-то на незнакомом языке. Мать заглянула в дверную щелочку и увидела, что вместо помывки мы с бабкой сидим в предбаннике и рассматриваем какую-то книгу с пугающими иллюстрациями.

— Я так тогда перепугалась, что буквально вырвала тебя из рук бабуси, и в тот же вечер мы уехали. — Закончила мать свой рассказ. — Больше ни я, ни ты там не бывали. Михаил ездил к матери, но один и нечасто.

Я почувствовала, как моя пятая точка рвется навстречу приключениям. В бане! Почему я не догадалась обшарить это спрятанное в смородиновых кустах небольшое строение? К стыду своему я должна признаться, что небольшой любитель бани. И за время моего пребывания в Забубенье ни раз ее не топила, довольствуясь вполне пригодным для эксплуатации и гораздо более привычным душем.

Обыскать баню на предмет книги мне тоже в голову не пришло. Кто же прячет в банях ценные вещи? А Кирилл тот вообще, наверное, до сих пор и не знал, что в доме Игнатовых баня имеется. Парень оказался весьма воспитанным гостем и без разрешения хозяйки не заглядывал даже в холодильник. Хотя мог бы уже прекратить церемониться… Причем, во всех смыслах.

Попрощавшись с мамой и пообещав звонить ей регулярно, я отправилась обратно в свою квартирку. Там снова принялась за сборы, потому что личных вещей в Забубенье мне отчаянно не доставало. Наряжаться в вещи покойниц мне никак не хотелось, поэтому одной сумкой я точно не обойдусь.

Кряхтя, я достала из-под кровати еще чемодан, набив в конце концов под завязку и его. Кроме всего прочего я положила в него и свою гордость — короткий жакет из серебристой норки с огромным воротником. В этой отчаянно красивой вещице был всего один минус — он был без капюшона. Широкие рукава три четверти за минус я не считаю. Зато плюсов было хоть отбавляй. И самый главный из них — вшитый пояс, который делала мою талию почти такой же изящной, как у Альбины. Конечно, от пронизывающего ветра он не спасет, однако какой же он эффектный.

Вдоволь повертевшись пред зеркалом в жакете, я почти уверилась в том, что предстану перед Кириллом прекрасной и таинственной, как незнакомка Блока. Ну, той самой, что дышала «духами и туманами».

Подумав немного, я сунула в чемодан и цвета фуксии замшевые лодочки Гуччи. Я сомневалась, что в деревне придется их выгулять, но девушка же ко всему должна быть готова, верно? Что, если Кирилл пригласит меня в Холмячье? Там есть ресторан, я знаю. Вот тогда-то и блесну изящной ножкой.

Умолчу о бесчисленных джинсах, теплых леггинсах и свитерах, которые ворохом полетели в мои баулы. Нижнее белье, шапки, носки, лекарство от головы, прокладки, косметика, кремы, запасной смартфон и небольшой ноутбук. Все, пожалуй, я готова к деревенским приключениям.

Завтра днем мне надо выдвигаться. Потому что на послезавтра назначена поимка гоблецов.

На следующий день я навестила свою работу и сообщила расстроенному Константину Игоревичу, что выздоровела, однако к работе не вернусь.

— Семейные обстоятельства, — сказала я таинственно. — Сами, наверное, понимаете…