Давненько мне не приходилось спать так сладко. Беcсонница, заработанная за несколько лет тяжкого труда на ответственной должности, все чаще давала о себе знать. Хотя лет мне было всего ничего, двадцать шесть. Но вот сегодня не знаю, что произошло, однако после вечерней ванны с ароматными маслами и бокала красного вина я уснула, как убитая.

— Дзынь, — истошно завопил лежавший на тумбочке возле кровати сотовый.

Хотелось крепко выругаться, но вместо этого я протянула руку обнаружив на экране двадцать часов двадцать минут, покорно произнесла, — Ало.

Черт с ними, скорее разберусь, скорее снова усну.

Я не сомневалась, что это с работы. Мои подчиненные-программисты, особенно новички, частенько задерживались, порой не в силах разобраться в самом примитивном коде. Поэтому вполне могли вот так позвонить поздним вечером. А мне деваться было некуда, поскольку весь спрос вышестоящего начальства был с меня.

— Свет, ты спишь? — раздался в трубке голос матери.

— Что? — Я немного опешила, так как знала, что мать всегда ложилась в десять и ни минутой позже. — Да, почти. А что? Случилось что-то?

Голос у матери и впрямь был какой-то грустный.

— Да, случилось, — ответила она вяло. — Бабка твоя умерла, не к ночи будь помянута.

— Кто? — Я все еще не могла проснуться до конца. — Какая еще бабка?

Я точно знала, что никаких бабок у меня не было. Вернее, одна имелась когда-то, Мария Львовна, мать матери. Однако она скончалась, когда мне было лет четырнадцать, оставив о себе в памяти вкуснейшие шанежки с черникой. Бабку же по отцу я вообще не знала. Отец, пока был жив, о ней не рассказывал, мать тем более, да и не ездили мы никогда на отцову родину.

— Бабка Варвара, — пояснила мать, чуть закашлявшись. — Она мать твоего отца.

— Да? — недоверчиво переспросила я. Сон потихоньку улетучивался. — А почему я о ней впервые слышу? Я вообще-то всю жизнь считала, что вся родня с отцовской стороны давным-давно умерла.

— Не совсем, — довольно загадочно пояснила мать. — Бабка Варвара умерла только вчера. Есть еще тетка Римма, она сестра твоего отца. Вот она в той деревне и живет, за бабкой присматривала, она мне и сообщила новость. Так поедешь?

— Куда?

— На похороны, — вздохнула мать. — Но если не хочешь, я тебя не упрекну. Понятно, это считай к незнакомому человеку на похороны отправиться. Ты ведь и в самом деле не знала ее.

— Поеду, — неожиданно для себя выпалила я. — Скажи только, ехать куда?

Мать вздохнул еще тяжелее и пошуршав какой-то бумажкой, продиктовала адрес: Холмяченский район, деревня Забубенье, дом Игнатовых.

— Не езди, если не хочешь, — снова зачем-то произнесла мать. — Это довольно далеко, там еще и дороги, может, нормальной нету. Да и зачем тебе это?

— А зачем ты тогда вообще мне позвонила? — проворчала я. — Если не хочешь, чтоб я поехала?

— Ну, все-таки ты бабке не чужая, родная кровь. Сын ее, отец твой, умер, Тетка Римма бездетная. Получается, ты единственная внучка покойной. Вот я и подумала…

Мать подозрительно зашмыгала носом. Она всегда отличалась сентиментальностью, доведя до совершенства это свое свойство просмотром бесчисленных латиноамериканских сериалов.

— Ну ладно, мам, давай, — попрощалась я. — Мне еще собраться надо.

— Как вернешься, позвони мне сразу же, — успела быстро произнести мать перед тем, как я нажала отбой.

Затем я вырубилась. Причем так быстро, что даже как следует обдумать новость не успела.

Проснувшись, я первым делом посмотрела на часы. Было пять утра. Через час мне вставать на работу. Вспомнив о вечернем разговоре, я нехотя вылезла из-под теплого одеяла и пошлепала на кухню делать кофе.

Заварив ароматный напиток, я уселась к столу, рассеянно думая и прихлебывая коричневую, пахнущую корицей жижу. Итак, сегодня на работу я не иду. Потому что я еду на похороны!

Несмотря на то, что цель поездки была печальная, настроение у меня оказалось вполне бодрым. Бабку Варвару я не знала, поэтому ее смерть меня совсем не расстраивала. А как законная причина для прогула и вовсе устраивала.

Не то, что бы свою работу я не любила. Любила, еще как. Была всецело ей предана. Однако, бог мой, как же она порой утомляла. Если уволюсь, никогда больше не стану работать начальницей. Нет уж, лучше быть самым незаметным винтиком в производственном колесе, чем сколь-либо заметной гайкой.

Допив кофе, я отправилась собирать вещи в спальню. Которая одновременно была еще кабинетом, гардеробной и гостиной. Короче, я жила в однушке. Зато кухня была отдельной, что по нынешним временам уже неплохо.

Квартира досталась мне от отца, который скоропостижно скончался девять лет назад, когда мне едва исполнилось семнадцать. К моменту своей смерти отец уже лет пять был с матерью в разводе. Но новой семьи так и не создал, новых детей не нажил.

Умер он довольно нелепо. Пошел прогуляться в торговый центр с приятелем, и пока тот парковал машину, с размаха влетел в стеклянные дверцы центра. Да так влетел, что разбил плохо закрепленное стекло, порезавшись вдоль и поперек острыми осколками. Приехавшая на место происшествия скорая констатировала смерть от потери крови. Приятель отца клялся и божился, что отец был трезв как стеклышко, но ему никто не поверил.

Еще бы, кто поверит в то, что взрослый, адекватный человек с размаху врежется в стекло, не увидев его? Причем врежется с летальным исходом. Мать, узнав от смерти бывшего мужа, залилась горькими слезами.

— И жил Мишка грешно, и помер смешно, — проплакавшись, произнесла она через полчаса.

Что она имела под первой частью своей фразы, я так и не смогла узнать. Мать замкнулась, и больше не проронила на эту тему ни слова. Зато я вскоре оказалась владелицей вполне приличной однокомнатной квартиры недалеко от центра города. Отца мне было, конечно, жаль, однако после его развода с матерью мы с ним практически не общались, и я уже успела от него отвыкнуть. Да и человеком он был довольно тяжелым. Мало улыбался, почти никогда не смеялся, а его глазах мне всегда чудился какой-то застывший ужас.

Спустя три часа я уже мчалась по южному шоссе вдаль от своего города. На работе мне без особых проблем дали выходной, услышав столь уважительную причину. И даже не пришлось уговаривать начальство. Константин Игоревич сам предложил взять три дня вместо одного, как я изначально намеревалась. Итак, у меня впереди было три дня без работы. Я отосплюсь в деревне на свежем воздухе, отдохну и вернусь в офис с новыми силами, полная свежих идей и в боевой форме.

Часов к одиннадцати дня я подъехала к районному центру, к которому принадлежала территориально деревня Забубенье. Районный центр назывался Холмячье и располагался на живописном берегу широкой реки. Правда сейчас, зимой, река был скована льдом, а деревья все как на подбор белели снежными шубками. Но летом, я была уверена, здесь точно живописно.

Я припарковалась в центре городка и увидела напротив парковки вывеску «Кушать подано». А вот и столовая. Что ж, подкрепиться не помешает. Я осторожно прошла по ледяному насту от машины до крыльца столовой. Судя по всему, недавно была оттепель.

Толкнув двумя руками тяжелую дубовую дверь, я оказалась внутри просторного помещения, которое могло вызвать ностальгию у каждого любителя советского пищепрома.

В прямоугольном окошке виднелась дородная фигура в белом застиранном халате. Я поежилась, отходя от зимнего холода в теплом помещении и улыбаясь, посмотрела на хозяйку столовой.

— Что будем? — не здороваясь, поинтересовалась та, не ответив на улыбку. — Борщ есть свежий, солянка, бефстроганов, кулебяки, компот из вишни…

— Мне борщ, пожалуйста и мясо какое-нибудь. Ну и компот, конечно.

Повариха хмыкнула и повернувшись спиной ко мне, принялась накладывать еду огромными половниками в чуть щербатые керамические тарелки.