Он лежал на полу, распластавшись в неловкой позе, прижавшись лицом к холодной стали пола, молчаливый и неподвижный.  Я дышал так, как будто устанавливал мировой рекорд на стометровке. Весь мокрый от пота, я вытащил носовой платок и обтер лицо. Крови на платке не оказалось, да я и не чувствовал, что моя физиономия пострадала. Повезло! Как бы иначе при встрече с Вилэндом я объяснял, почему появился синяк под глазом, или разбит нос. Я сунул платок в карман и посмотрел на стоящую в дверях девушку. Ее рука, все еще сжимающая ножку стула, слегка дрожала, глаза были широко раскрыты, губы побелели, а лицо выражало… да, трудно было, даже при всем желании,  истолковать это, как проявление благоговейного восхищения.

— Неужели вам и вправду… Вам и вправду было необходимо пускать в ход ногу? — дрожащим голосом спросила она.

— А вы ожидали, что я пущу в ход что-то другое? — грубо спросил я. — Например, ладонь, чтобы погладить его горячий лоб? Не будьте ребенком, леди. Поверьте мне, этот парень никогда не слышал что такое благородство. Он, если бы смог, то сделал бы из меня отбивную котлету и, бросив ее в море, скормил акулам. Попрошу вас, покараульте его минуту, и если он лишь моргнет глазом, я уверен, что вы ударите его посильнее, чем только что. Правда, — поспешно добавил я, чтобы она не сочла меня неблагодарным, — я весьма признателен за то, что вы для меня сделали.

Сколько драгоценных минут потеряно с тех пор, как я вошел в радиорубку, ладно затратим еще одну. Я снял висевший на стене плотно скрученный моток гибкого было антенного провода, и отправил Мери в коридор на стражу. Через минуту парень был связан по рукам и ногам. Я подумал, не засунуть ли ему в рот кляп, но тут же отказался от этой мысли. Есть люди, которые, засовывая в рот кляп, умеют найти золотую середину, между тем, как засунуть кляп так плотно,  чтобы лишить человека возможности кричать, и, в то же время, не лишать его возможности дышать. Но я не относился к таким знатокам. Кроме того, под вой урагана он мог кричать до посинения — все равно его никто не услышит. Я взял последний оставшийся в радиорубке стул и сел перед рацией. Это был стандартный авиационный радиопередатчик. Я хорошо знал устройства такого типа и умел работать на них. Включил, настроил на длину волны, которую передал мне шериф через Кеннеди, и надел наушники. Я знал, что мне не придется долго ждать — полиция круглосуточно была на связи. Через три секунды в наушниках послышался треск.

— Полицейский участок. У телефона шериф Прендергаст. Говорите.

Я включил микрофон:

— Полицейская машина номер девятнадцать докладывает. — Это был мой пароль, и, казалось бы, это была излишняя предосторожность, поскольку всем полицейским машинам округа запретили выходить на связь, и шериф знал, что это мог быть только я. Но, это было время страстных поклонников радио, и любители прослушивали эфир. К тому же была возможность, что люди Вилэнда прослушивают разговоры полиции. Я продолжил:

— Похожий по описанию, задержан вблизи Вентуры. Доставить его к вам?

— Не нужно. Преступник задержан. Освободите подозреваемого.

Я почувствовал себя так, словно кто-то дал мне миллион долларов на мелкие расходы.

Я с облегчением откинулся на спинку стула. Напряжение последних сорока восьми часов было гораздо сильнее, чем я думал. И сейчас я испытывал огромное облегчение и удовлетворение. 

— Это машина номер девятнадцать, — повторил я, и мой голос показался мне каким-то неуверенным и чужим. — Подтвердите ваше распоряжение.

— Освободите вашего задержанного, — медленно и отчетливо повторил Прендергаст. — Мы нашли настоящего преступника. Повторяю… Мы нашли…

Внезапно радиоприемник отлетел, и посередине шкалы настройки у него образовалась большая дыра. Радиорубку, казалось, потряс взрыв — таким оглушительным для моих барабанных перепонок, показался звук выстрела из пистолета большого калибра в этом небольшом помещении. Подпрыгнув на стуле наверно на полметра, я затем, когда моя задница вновь встретилась с сиденьем, медленно и осторожно поднялся на ноги. Я не хотел, чтобы стрелявший слишком нервничал. Полицейские несомненно поняли: произошло что-то экстраординарное. Медленно повернувшись лицом к двери, я увидел незваного гостя. Это был Лэрри, и дымящийся кольт был нацелен мне в переносицу. Он казался огромным, как гаубица. Гладкие черные волосы Лэрри были мокрыми от пота и прилипли ко лбу, его угольно-черный глаз дергался, горел и был безумным, как у психа. Один глаз, я не видел второго. Я видел только половину его лица, правую руку, в которой он держал свою пушку, и левую руку, словно крюком обхватившую шею Мэри Рутвен. Он использовал девушку, как живой щит. Я с упреком посмотрел на нее.

— Хороший же из вас сторожевой пес, — мягко сказал я.

— Заткнись! — прорычал Лэрри. — Значит, ты коп, да?

Далее шла одна нецензурщина. Голос его, похожий на шипение ядовитой змеи, дрожал от ненависти.

— Нельзя ли повежливее, — прервал его я. — Ведь здесь присутствует молодая леди, приятель…

— Леди? Проститутка! Б…! — он еще крепче вцепился в ее шею, словно получая от этого удовольствие. Мне пришло в голову, что когда-то он совершил досадную ошибку и приударил за ней, а она отреагировала соответствующим образом.

— Ты считаешь себя очень умным, Тальбот, не так ли? Думал, что одурачил нас всех, не так ли? Но меня тебе не удалось одурачить, Тальбот. Я следил за тобой. Я ходил за тобой каждую секунду с тех самых пор, как ты появился на буровой, — он напичкал себя наркотиками до самых бровей, он дрожал и подпрыгивал, словно у него была болезнь Святого Вита. В голосе звучало злорадство и мстительный триумф ничтожества, которым все пренебрегали и над которым все издевались. А в конце концов он оказался прав, в то время как те, которые презирали его, ошибались. Это была ночь, когда Лэрри мог заливаться соловьем, и он не намерен был пропустить ни единой ноты. Но мне доводилось слышать и более приятные голоса.

— А тебе и в голову не приходило, что я знал о твоем сговоре с Кеннеди, признайся, что ты не знал этого, коп, — продолжал хвастаться он, — и с этой проституткой ты тоже был в сговоре. Я следил за тобой с той самой минуты, когда ты вылез из батискафа десять минут тому назад, я видел, как этот подхалим-шофер дал по башке Ройялу…

— Откуда тебе известно, что это Кеннеди…

— Я подслушивал под дверью, подонок. Я уже тогда мог бы прикончить тебя, но хотел посмотреть, что ты надумал и куда это ты так торопился. Может быть, ты думаешь, меня беспокоит, что Ройял отдаст концы? — внезапно он замолчал и выругался. — Мэри, потеряв сознание, упала прямо на него. Он попытался удержать ее, но героин не протеин — даже ее легкий вес оказался ему не под силу. Он мог бы аккуратно положить ее на землю, но не сделал этого, а отступил назад, и девушка тяжело упала на пол.

Я сделал полшага вперед и до боли сжал кулаки. Во мне горело желание убить. Лэрри обнажил зубы в волчьем оскале и прошипел:

— Ну давай, давай, покончи со мной. 

Я смотрел то на него, то на лежащую на полу Мэри, потом снова на него и на нее, и кулаки мои медленно разжались.

— Испугался, коп? Ты ведь даже пожелтел от страха, коп, да? Ты втрескался в нее, коп, не так ли? Ты втрескался в нее точно так же, как в нее втрескался я и этот педераст Кеннеди, — он засмеялся визгливым фальцетом, в котором звучало безумие. — Мне кажется, что с Кеннеди произойдет несчастный случай, когда я вернусь на ту сторону. Ведь никто не обвинит меня в том, что я застрелил Кеннеди, увидев, что он ударил Ройяла по башке?

— Хорошо, я согласен. Согласен, что ты герой и великий детектив. Пойдем к Вилэнду и покончим с этим.

— Да, с этим давно пора покончить, — кивнул он. Внезапно голос его стал очень спокойным. Это мне совсем не понравилось. — Но только ты не увидишь Вилэнда, коп. Ты вообще больше никогда и никого не увидишь, коп. Я убью тебя, Тальбот. Я прикончу тебя сейчас же.

От волнения у меня пересох рот, словно кто-то провел по небу промокашкой. Я слышал медленные, тяжелые удары своего сердца, мои ладони стали влажными от пота. Он сделает, что сказал. Нажмет на курок тяжелого кольта, и даже если ему посчастливится дожить до ста лет, он уже не получит большего удовольствия в своей жизни. Это конец. Каким-то чудом мне удалось говорить без дрожи в голосе.