Генерал, как всегда, держался прямо и отчужденно, подчинив все свои мысли и эмоции жесткому контролю, но под глазами у него были темные круги, которых не было еще пару дней назад. Под глазами его дочери тоже были голубоватые тени, лицо ее было бледным, но довольно спокойным, хотя в нем не чувствовалось твердости и решительности ее отца. Ее слегка опущенные, хрупкие плечи заметили все. Что касается меня, то я никогда не любил женщин с железным характером. Больше всего на свете мне хотелось обнять эти хрупкие плечи, но время и место были неподходящими, и, кроме того, это могло вызвать самую непредсказуемую реакцию. А Кеннеди был Кеннеди, каким я привык видеть его: красивое жесткое лицо, похожее на гладкую бронзовую маску; казалось, ничто не тревожит его. А темно-вишневый костюм сидел на нем даже лучше, чем обычно, и не потому, что он съездил к портному, просто кто-то отобрал у него пистолет, и теперь там, где был карман, ничего не выпирало и не портило отглаженного совершенства его униформы.
Как только за нами закрылась дверь, Мэри Рутвен встала. Глаза ее сердито блестели, и я подумал, что в ней гораздо больше металла, чем мне казалось вначале. Она махнула рукой в сторону Лэрри, даже не взглянув на него.
— Неужели все это действительно необходимо, мистер Вилэнд? — холодно спросила она. — Мы что, находящиеся под вооруженной охраной, преступники?
— Не стоит обращать слишком большого внимания на нашего маленького друга Лэрри. — Успокоил ее я. — Он сейчас ничего не соображает, всего боится, пистолет в его руке придает ему уверенности. Скорее всего, он просрочил время очередного укола, и чувствует себя маленьким и беззащитным, но когда он уколется, то вновь почувствует себя гигантом.
Лэрри сделал пару быстрых шагов и сунул пистолет мне в живот. На этот раз движение его нельзя было назвать слишком мягким. Глаза его остекленели, на щеках пылали пунцовые пятна, ярко выделяясь на смертельно бледных щеках, из оскаленных, но плотно сжатых зубов вырывалось прерывистое дыхание, напоминающее то ли шипение, то ли какой-то странный присвист.
— Я уже предупреждал вас, Тальбот, — прошипел он, — предупреждал, чтобы оставили меня в покое. Это было последнее…
Я посмотрел через его плечо и, улыбнувшись прошептал слегка кивнув при этом:
— Оглянись, сосунок, а то…
Он слишком долго ждал очередной дозы и был взвинчен до предела, чтобы не попасть в ловушку. Я был настолько уверен, что он не устоит обернется, что не успел он повернуть голову окончательно, как я уже схватил его за руку и отвел пистолет в сторону вниз, чтобы никого не ранило, если пистолет выстрелит. Хотя, конечно, я не мог гарантировать, что пуля не попадет в кого-то, срикошетив от стальной палубы.
Лэрри повернулся ко мне. Лицо его превратилось в безобразную маску ненависти и ярости. Он задыхался, непрерывно бормотал какие-то ругательства и угрозы, пытался вырвать руку с пистолетом. Но поскольку самая тяжелая физическая работа, которую он когда-либо делал, заключалась в нажатии на поршень шприца, то он напрасно терял время. Я вырвал пистолет, сделал шаг назад и резко ударил Лэрри ребром ладони по лицу — он отлетел в сторону. Вытащив обойму, я зашвырнул ее в один угол комнаты, а пистолет — в другой. Лэрри согнулся у стены, к которой отлетел после моего удара, — из носа текла кровь, а из глаз катились по щекам слезы ярости, бессилия и боли. Вид его вызвал у меня ощущение тошноты и холода.
— Все в порядке, Ройял, — не поворачивая головы, сказал я. — Можете убрать свою пушку. Представление окончено.
Но я ошибся, представление еще не завершилось. — Раздался резкий голос:
— Идите и поднимите пистолет, Тальбот. И обойму тоже. Вложите обойму в пистолет и отдайте его Лэрри.
Я медленно повернулся. В руке у Вилэнда был пистолет, костяшки его пальцев сжимавшие рукоятку, побелели. Но меня это взволновало не очень, скорее удивило. Вилэнд, элегантный и сдержанный, как всегда, но напряженность руки, в которой зажат пистолет, и едва заметное учащенное дыхание выдают волнение. Странно: такие люди, как Вилэнд, никогда не позволяют давать волю своим эмоциям и уж, конечно, не вступаются за таких ничтожеств, как Лэрри.
— У вас нет желания подняться на верхнюю палубу и охладить свой пыл, Вилэнд? — спросил я.
— Считаю до пяти.
— А что потом?
— Потом я выстрелю.
— Вы не осмелитесь, — презрительно парировал я. — Такие, как вы, на курок не нажимают, Вилэнд. Иначе зачем было нанимать своего головореза. И потом у меня есть один вопрос. Кто будет ремонтировать батискаф?
— Я начинаю считать, Тальбот. — Я решил, что он малость тронулся.
— Раз… два…
— О'кей, — перебил я его, — считайте хоть до ста. Ничего не могу сказать, считать вы мастак. Могу побиться об заклад, что все математические операции вы проделаете в лучшем виде, но даю голову на отсечение, что не сможете сосчитать все те миллионы, которые потеряете только потому, что у меня нет желания поднять пистолет.
— Я могу найти других людей для того, чтобы отремонтировать батискаф.
— Конечно, можете, но только не в Атлантике, где мы сейчас находимся. Здесь таких людей не найти. А у вас не так уж много времени, чтобы заниматься дурацкими играми и вставать в позу, Вилэнд. Держу пари, что самолет с людьми из Федерального бюро расследований в эту самую минуту летит в Саус-Венис, чтобы разобраться с той любопытной телеграммой, которую они получили от Яблонского. А может быть, они уже прилетели? Может быть, в эту самую минуту люди из ФБР стучат в дверь виллы генерала Рутвена и спрашивают: «Где генерал?», а дворецкий отвечает: «Извините, джентльмены, но генерал только что улетел на буровую вышку». На что люди из ФБР говорят: «Нам необходимо срочно увидеть генерала. Нам необходимо обсудить с ним важные вопросы». И они явятся сюда, Вилэнд, явятся, как только кончится ураган.
— Боюсь, что он прав, мистер Вилэнд. — Неожиданная помощь пришла от Ройяла. — Времени у нас и вправду не так уж много.
Вилэнд долго молчал. Потом опустил пистолет, повернулся и вышел из комнаты.
Ройял, как всегда, не проявлял никаких признаков волнения или напряжения. Он улыбнулся и сказал:
— Мистер Вилэнд пошел перекусить. Кстати, стол накрыт на всех. Прошу. — Ройял отступил в сторону, пропуская нас вперед.
Пока Лэрри поднимал с пола свой пистолет и обойму, я пытался найти хоть какое-то объяснение неожиданной и странной реакция Вилэнда на эпизод с Лэрри, но так и не нашел. Внезапно я почувствовал, что очень голоден. Посторонился, чтобы пропустить всех, кроме Ройяла. Я поступил так не из вежливости, а потому что боялся, как бы Лэрри не пустил мне пулю в спину, потом постепенно ускорил шаг, чтобы нагнать Мэри и Кеннеди.
Чтобы попасть в жилые помещения, необходимо было пересечь тридцать метров верхней палубы. Это были самые длинные, самые мокрые и самые ветреные тридцать метров, которые когда-либо встречались в моей жизни.
Поперек палубы были протянута пара штормовых лееров, но не мешало бы, всю палубу опутать ими, чтобы, не дай Бог, весь персонал не смыло в море.
Сила ветра была фантастической, казалось, что с тех пор, как мы прибыли на буровую вышку четыре часа тому назад, сила ветра возросла вдвое. Теперь я понял, что нечего ждать прибытия на вышку лодки или вертолета, пока не утихнет ураган. Мы были полностью отрезаны от внешнего мира.
Несмотря на дневное время было темно, словно наступили сумерки, из огромной черной гряды грозовых туч, скопившихся над нашими головами, несся ветер, который набрасывался на объект Х-13 с такой бешеной силой, словно хотел вырвать его с корнем вместе со всеми его тринадцатью опорами, опрокинуть и сбросить в морскую пучину. Ветер ревел и выл, носясь по буровой вышке с неукротимой яростью. Эта сатанинская музыка бешеного ветра даже заглушала глухой гром шторма. Ветер кричал, свистел и визжал фальцетом, прорываясь через сотни стальных балок, из которых была создана вся эта устремленная ввысь громада. Медленно продвигаясь вперед, мы сгибались почти вдвое, стараясь уменьшить давление встречного ветра, изо всех сил цепляясь за канат, панически боясь, что он выскользнет из рук. Если это случится, то ветер тут же собьет тебя с ног, и ты покатишься по палубе и будешь катиться до тех пор, пока ветер не швырнет тебя за борт: именно такой была сила ветра. Он мешал дышать.
