— В чем дело? — холодно спросил он. Голос был ровным и спокойным. Как бы я хотел дожить до того дня, когда Ройяла схватят, и я увижу страх в его глазах. Страх за свою судьбу.
— В нем, — стиснув зубы, раздраженно проговорил я. — Держите свою дрессированную обезьяну подальше от меня, Ройял, или я разорву ее на куски независимо от того, будет он с пушкой или без нее.
— Оставь его, Грундер, — спокойно сказал Ройял.
— Послушайте, босс, да я почти не прикоснулся к нему. — Его лицо человекообразной обезьяны, обезображенное к тому же сломанным носом, следами от оспы и шрамов, мало было приспособлено для выражения эмоций, и все же Валентино пытался выразить удивление и острое чувство несправедливости. — Я просто немного толкнул его…
— Знаю, — Ройял уже двинулся дальше. — Сказано тебе, отстань.
Ройял первым подошел к лестничной площадке и спустился на несколько ступенек. Я, подходя к лестничной площадке, резко замедлил шаги, и снова Валентино налетел на меня. Развернувшись, я резко ударил его по руке и выбил пистолет, который упал на пол. Валентино наклонился, схватил пистолет левой здоровой рукой, и заорал от боли — каблук моей ноги с силой опустился ему на пальцы, расплющив их на металлическом полу. Я не слышал, как хрустнули кости, но скорее так оно и было, теперь обе руки Валентино вышли из строя. — Значит Мэри Рутвен требуется новый телохранитель.
Я не пытался нагнуться и поднять пистолет, не пытался сделать ни единого движения. — Ройял уже вернулся на площадку:
— Отойдите от пистолета. Оба отойдите.
Мы отошли. Ройял поднял пистолет, отступил в сторону и жестом показал, чтобы я спускался по лестнице впереди него. Я не знал, что у него в голове: выражение лица не выдавало его мыслей. Он не сказал больше ни слова, даже не удостоил взглядом окровавленную руку Валентино.
Генерал, Вилэнд и Лэрри-наркоман ждали нас в библиотеке. Выражение лица генерала рассмотреть было невозможно, так как его наполовину скрывали усы и борода, но глаза были красные, а кожа за те тридцать шесть часов, что я не видел его, приобрела какой-то мертвенно-серый оттенок. Впрочем, возможно, это была игра моего воображения. — Все в это утро виделось мне в мрачных тонах. Вилэнд был изысканным и элегантным, и хотя на его лице играла улыбка, она не обманула меня — он был жестким, как всегда. Чисто выбрит, глаза ясные, отлично скроенный темно-синий костюм сидел на нем безупречно. Костюм дополняла белая рубашка и красный галстук. Он был образцом денди. Что же касается Лэрри, то он ничем не отличался от того Лэрри, каким я привык его видеть: бледное лицо, бессмысленные глаза наркомана. Он ходил взад и вперед по комнате. Правда, сегодня дергался меньше, чем обычно, и даже улыбался. Я сделал вывод, что он хорошо позавтракал, и в основном героином.
— Доброе утро, Тальбот — сказал Вилэнд. Преступники экстра-класса в наши дни считают, что быть вежливыми так же необходимо, как кричать и бить по голове. Многие даже считают, что быть вежливыми целесообразнее, чем прибегать к побоям, так как это приносит лучшие результаты.
— В чем причина шума, Ройял? — осведомился Вилэнд.
— Это все Грундер, — Ройял безразлично кивнул в сторону Валентино, который только что вошел в комнату. Левой рукой поддерживая правую, он стонал от боли. — Грундер слишком сильно толкнул Тальбота, и тому не понравилось.
— Убирайся со своими стонами куда-нибудь подальше, — холодно сказал Вилэнд. Потом, внезапно превратившись в доброго самаритянина, он спросил:
— Наверное, вы мерзко себя чувствуете, Тальбот, и поэтому так раздражительны? — Теперь уже не предпринималось никаких попыток скрывать, что хозяином положения является Вилэнд, а не генерал. Генерал Рутвен молча стоял сзади Вилэнда безучастный и полный чувства собственного достоинства. Это в какой-то степени выглядело трагично. А возможно, мне это только казалось: я мог и ошибаться в генерале. Жестоко, фатально ошибаться.
— Где Яблонский? — поинтересовался я.
— Яблонский? — Вилэнд лениво приподнял бровь. Даже отличный актер Джордж Рафт не смог бы лучше выразить чувство удивления. — А собственно, кто такой для вас Яблонский, Тальбот?
— Мой тюремщик, — коротко ответил я. — Где он?
— Вы, кажется, очень хотите знать это, Тальбот? — он посмотрел на меня долгим изучающим взглядом, и мне это совсем не понравилось. — Я уже видел вас где-то раньше, Тальбот. Генерал тоже. Я очень бы хотел вспомнить, кого вы напоминаете мне.
— Дональда Дака, — я чувствовал, что вступаю на опасную почву. — Так где Яблонский?
— Уехал. Исчез со своими семьюдесятью тысячами. — Вилэнд щелкнул пальцами. — Лэрри, телеграммы.
Лэрри, взяв со стола какие-то бумаги, передал их Вилэнду, по-волчьи оскалился, глядя мне в лицо, и возобновил свое хождение взад-вперед по комнате.
— Генерал и я — люди очень осторожные, Тальбот, — продолжал Вилэнд. — Некоторые назвали бы нас людьми, которые всех подозревают. Впрочем, осторожность и подозрительность — понятия очень близкие. Мы навели о вас справки. Запросили материалы из Англии, Голландии и Венесуэлы, — он помахал бумагами. — Ответы на запросы пришли сегодня утром. Нам сообщают, что вы тот, за кого себя выдаете, один из лучших в Европе экспертов по подводным работам. Поэтому теперь мы можем приступить к делу — вы можете приступить. Мы больше не нуждаемся в Яблонском и отпустили его сегодня утром. С чеком. Он сказал, что предполагает отправиться путешествовать по Европе.
Вилэнд был спокоен, убедителен и казался откровенным. Полностью откровенным. Он мог бы заставить даже самого Святого Петра поверить ему. Я старался слушать так, как в моем представлении слушал бы Святой Петр, когда его пытались убедить, но потом не сдержался и выдал такое… Святой Петр вряд ли смог бы произнести такую великолепную нецензурщину. Правда закончил почти мирно, злобно прорычав:
— Грязный лживый подонок!
— Это вы о Яблонском? — Вилэнд снова поднял бровь в стиле Джорджа Рафта.
— Да, о нем. Подумать только, я поверил этому обманщику! Ему удалось это за пять секунд. Он обещал мне…
— И что же он обещал? — тихо спросил Вилэнд.
— Хорошо, скажу. Теперь это уже никому не повредит, — проворчал я. — Он сказал, что меня ожидают здесь крупные неприятности, и обещал помочь мне их избежать, если я помогу ему, дав информацию о генерале Рутвене и о том деле, в котором я буду принимать участие. Он сказал, что те обвинения, из-за которых его уволили из Нью-Йоркской полиции, были сфабрикованы. Он думает, что сможет доказать это, если представится случай допросить некоторых полицейских и проверить кое-какие полицейские досье. — Я снова стал ругаться. — Подумать только, и я поверил ему…
— Вы отклоняетесь от темы, Тальбот, — резко прервал Вилэнд. Он смотрел на меня очень внимательно, словно изучая. — Ближе к делу.
— Целых два часа в нашей комнате он пытался вспомнить старый код Федерального бюро, а потом настрочил текст телеграммы с предложением представить весьма интересную информацию о генерале Рутвене и его сомнительных делишках, в обмен на возможность предоставить ему для изучения досье на некоторых людей. Каким же я был идиотом, решив, что он действительно намерен действовать подобным образом!
— А вы, случайно, не запомнили фамилию человека, которому была адресована телеграмма?
— Нет.
— Лучше вспомните ее, Тальбот. Тогда вам, возможно, удастся купить то, что очень дорого для вас, — жизнь.
Я бессмысленными глазами посмотрел на него и потом уставился в пол. В конце концов, не поднимая глаз, я сказал:
— Катин, Картин, Куртин… Да, именно так — Куртин Д. С.
— И все, что он предлагал, — это информация, если его условия будут соблюдены?
— Да, только информация.
— Знаете, Тальбот, только что вы купили себе жизнь.
Это уж точно, я купил себе жизнь. Я заметил, что Вилэнд не уточнил, на какой срок мне позволят сохранить ее. Может, всего на сутки. Все зависело от того, как пойдет работа. Но мне это было безразлично. То удовлетворение, которое я получил, раздавив руку Валентино, было ничто по сравнению с радостью, которую испытывал теперь: они клюнули на историю, рассказанную мной, заглотнули и крючок, и леску, и грузило. В сложившихся обстоятельствах, если карты разыграны точно, они неизбежно должны были попасться на крючок. Я разыграл свои карты абсолютно правильно. С точки зрения их представления обо мне я не мог придумать такую историю. Они не знали и не могли знать, что мне известно о смерти Яблонского, и о том, что вчера они выследили его и расшифровали адрес на телеграмме. Они не знали, что прошей ночью я был в огороде, что Мэри подслушала их разговор в библиотеке и что она приходила ко мне в комнату. Если бы они сочли меня во всем сообщником Яблонского, то застрелили бы меня, не мешкая. Сейчас у них нет намерения застрелить меня, но кто знает, сколь долго это может продлиться. Скорее всего, недолго, но, возможно, мне хватит этого.
