Путь туда пролегал через трубы всех мысленных размеров и направлений, всевозможные клапаны, ребристые вентиляторы. Все это я прочувствовал своей головой, коленными чашечками и голенями. Казалось, что прокладываю себе путь через девственные джунгли. Металлические девственные джунгли. Но я упорно продвигался вперед без страха, потому что знал, что здесь нет ни люков, ни каких-то других отверстий, в которые я бы мог свалиться.
На корме тоже не нашлось ничего интересного. Большую часть палубы и надстройки занимали каюты. Один большой люк палубы был застеклен и имел пару открытых форточек. Я включил фонарик — машинное отделение, ловить там нечего. Все осмотр верхней палубы завершен.
В лодке терпеливо ждал Эндрю. Я скорее почувствовал, чем увидел, его вопрошающий взгляд и покачал головой. Впрочем мог и не качать, поскольку и так все было понятно, — я уже снимал пиджак с брюками и надевал акваланг. Эндрю помог мне подготовиться к погружению, это заняло довольно много времени — резиновую лодку раскачивало на волнах так сильно, что каждый из нас мог работать только одной рукой, а другой держался за борт лодки, чтобы не выпасть.
Осадка танкера составляла около пяти метров. На такой глубине влияние волн было почти незаметно, и мои поиски провода или чего-то, прикрепленного к проводу, оказались гораздо легче, чем я предполагал.
Эндрю все время вытравливал страховочный линь, то ослабляя, то натягивая его, приспосабливаясь к каждому моему движению. Создавалось впечатление, что он выполнял эту работу всю свою трудовую жизнь, а кстати, так и было на самом деле.
Я внимательно осмотрел подводную часть танкера от носа до кормы, освещая каждые полметра мощным фонарем, предназначенным для подводных работ, — сначала один борт, затем другой. Возвращаясь, увидел огромную мурену, которая выплыла из темноты, и ткнулась головой со злыми немигающими глазами и ядовитыми зубами прямо в стекло фонаря. Я пару раз мигнул фонарем, и она уплыла.
Когда я после безрезультатных поисков вновь очутился в надувной лодке бесконечно усталый и разочарованный, то успокаивал себя мыслью, что пятнадцать минут интенсивного плавания с аквалангом, вымотают любого. Вместе с тем я отлично знал, что если бы я нашел то, что искал, усталость прошла бы в момент. К тому же я совсем замерз, и мне очень хотелось курить. Представил себе потрескивающие поленья горящего камина, подумал о горячем кофе, от которого вверх поднимается пар, и долгом-долгом безмятежном сне. Снова подумал о Германе Яблонском, мирно спящем в доме генерала в удобной кровати из красного дерева.
Я стащил маску, сбросил кислородные баллоны. Потом снял с ног ласты, перебросил на палубу корабля брюки, пиджак, ботинки и шляпу, влез на палубу и онемевшими негнущимися пальцами облачился во все это. Через три минуты, я уже взбирался по трапу к платформе, находящейся в тридцати метрах выше.
Плывущие по небу серые тучи перекрыли свет звезд, но это мало мне помогало, поскольку еще оставался свет прожектора на самом верху трапа. И чем выше я поднимался, тем отчетливее меня могли бы разглядеть А что если там наверху охрана? Что я скажу, если меня задержат? Скажу, что я инженер с танкера и что меня мучает бессонница? Стоять и сочинять правдоподобный рассказ, в то время как из-под моих брюк, надетых прямо на гидрокостюм, будут стекать струйки воды, образуя под моими ногами лужу, а мой визави будет с интересом смотреть на блестящий край прорезиненной материи там, где у нормальных людей находится воротник рубашки? У меня не было пистолета, а я уже отлично усвоил, что любой человек, так или иначе связанный с генералом Рутвеном и Вилэндом, едва продрав глаза, наденет первым делом кобуру на ремне и только потом натянет носки: каждый, кого мне довелось встретить из этой компании, представлял собой ходячий арсенал! Что если кто-то из этих людей направит на меня пистолет? Бежать вниз по этим ступенькам, чтобы кто-то спокойненько снял меня выстрелом?
Я пришел к выводу, подумав обо всем этом, что если я более или менее разумный человек, то мне просто необходимо немедленно спускаться, не дожидаясь дальнейшего развития событий. — И стал подниматься вверх.
На палубе, в том месте где я вылез не было ни души. Сзади — край платформы, огражденный фальшбортом, слева — стальная стена. Прямо, где-то в метрах десяти, — ярко освещенное пространство, шум работающих машин, голоса, там стоял кран, кипела работа. Мысль оказаться в гуще этой толпы пришлась мне не по вкусу, и я стал искать какой-нибудь другой путь. И тут же нашел его. — Скобы из стальные прутка приваренные к стене по всей ее десятиметровой высоте. Тесно прижимаясь к скобам, я поднялся наверх, прополз несколько метров и, очутившись под прикрытием одной из громадных колонн, поднялся на ноги.
Моим глазам открылась вся панорама объекта Х-13 .
У самого края платформы уходила в небо с приподнятого основания, собственно сама буровая вышка, кажущаяся еще более внушительной и массивной от снующих возле основания людей. Я предполагал, что в этом основании расположен генератор, вырабатывающий электроэнергию, механизмы и жилые помещения. Та часть платформы, где я стоял была почти пустой и представляла собой полукруглую площадку, которая, выходя за пределы платформы, нависала над поверхностью моря. Назначение этого большого, ничем не занятого пространства на какую-то минуту озадачило меня, но потом я вспомнил: Мэри Рутвен говорила, что генерал обычно летал с вышки на берег и с берега на вышку вертолетом. Вертолету требовалось место для посадки. Это место и являлось посадочной площадкой.
У основания буровой по всей ширине платформы тянулся целый ряд больших складов предназначенных, в основном, для хранения бочек. В этих бочках находилась химическая смесь баритов, добавляемая под давлением в цементный раствор для формирования наружных стенок скважины. Мужики, используя кран на гусеничном ходу, передвигали эти большие бочки. Именно там могло быть то, что мне нужно.
Я направился туда. Теперь от моей осторожности и бесшумного передвижения ничего не зависело. Наоборот, это могло показаться подозрительным.
Самым важным теперь был фактор времени: погода заметно ухудшилась, ветер стал вдвое сильнее, чем полчаса назад. Капитан Зеймис, наверно, уже лезет на мачту от нетерпения и от того, что он будет вынужден отплыть, не дождавшись меня. Но что толку об этом думать, и, выбросив эти мысли из головы, я направился к первому складу.
Дверь открывалась при помощи тяжелой стальной задвижки. Других замков не было. Я отодвинул щеколду, потянул дверь на себя и вошел внутрь в кромешную тьму. Включил фонарь, тут же нашел выключатель, включил свет и огляделся.
Длина хранилища — около тридцати метров. На почти пустых, расположенных с двух сторон стеллажах лежали трубы с резьбой на концах, чуть короче длины помещения. Почти на самом конце труб были глубокие вмятины — отметины чьих-то мощных металлических клыков. Ничего больше в этом помещении не было. Я выключил свет, вышел из хранилища, запер на задвижку дверь и почувствовал на своем плече чью-то тяжелую руку.
— Что это вы тут ищете, приятель? — голос был грубым, не терпящим шуток, и так же несомненно принадлежал ирландцу, как только что вылезший из земли росток трилистника принадлежит эмблеме Ирландии.
Я медленно, чтобы успеть обеими руками плотнее запахнуть у горла пиджак, словно защищая себя от ветра и холодного дождя, который начал барабанить по палубе, слабо поблескивающей под лучами верхних ламп, обернулся. Все в порядке, горловина моего гидрокостюма спрятана. Перед мной стоял коренастый невысокого роста человек средних лет с потрепанным лицом, выражение которого могло быть в зависимости от настроения то простодушным, то свирепым. В данную минуту выражение лица не сулило ничего хорошего, но не было и свирепым…
Приходилось рисковать:
— Я действительно ищу здесь кое-что, — я не только не пытался скрыть свой английский акцент, а, наоборот, старался преувеличить его. Заметный высококлассный английский акцент не вызывает в Штатах иного подозрения, кроме того, что его обладатель занимается благотворительностью; и такого человека всегда принимают за слегка тронутого. — Дело в том, что меня просили переговорить с мастером. Вы, случайно, не мастер?
