— Если ты, проклятый наркоман, еще раз вытворишь такое, дантисту придется потратить …

Он снова пребольно дважды сунул пистолет мне в ребра, но стоило мне повернуться, как он быстро отскочил, успев дулом своего пистолета ободрать мне щеку. Лэрри стоял в двух шагах, направив пистолет мне в живот. Его бегающие сумасшедшие глаза и наглая улыбка провоцировали меня наброситься на него. Я кое-как стер кровь с лица, повернулся и вышел из библиотеки. А там Валентино с пушкой в руке и тяжелых бутсах на ногах уже поджидал меня. И к тому времени, как Ройял ленивой походкой вышел следом, закрыл за собой дверь, и остановил Валентино одним-единственным словом, я уже не мог тронуться с места. У меня с ногами полный порядок, долгие годы они служили мне верой и правдой, но они сделаны не из дерева, к тому же на бутсах Валентино были железные подковы.

Да, эту ночь нельзя было назвать самой удачной в моей жизни.

Яблонски помог мне встать и усадил в кресло. Я посмотрел на усмехающегося Валентино, потом на Лэрри и занес их обоих в свой черный список.

Мы пробыли в этой комнате минут десять. Яблонский и я сидели, в то время как наркоман ходил взад и вперед по комнате, держа в руке пистолет и надеясь на то, что я дам повод себя пристрелить. Ройял стоял, небрежно наклонившись над столом. Никто не проронил ни слова.

Потом вошел дворецкий и объявил, что генерал ожидает нас. Когда мы возвращались в библиотеку, я не получил от Валентино ни одного пика. Возможно, он повредил палец на ноге, но я знал, что дело не в этом: Ройял сказал ему одно-единственное слово, чтобы он оставил меня в покое, но одного слова Ройяла было вполне достаточно любому человеку.

Пока мы отсутствовали, атмосфера в комнате заметно изменилась. Девушка все еще сидела, понуро наклонив голову, на стульчике у камина, и отблески пламени играли на ее косах. Но Вилэнд и генерал казались спокойными, довольными и уверенными в себе. Генерал даже улыбался.

Интересно, подумал я, имеет ли отношение к установившемуся между ними доверию, и внезапно потеплевшей обстановке, пара газет, лежащих на журнальном столике с напечатанным крупными черными буквами заголовками «Разыскиваемый полицией преступник убил полицейского и ранил шерифа», а также моей далеко не лестной фотографией?

И словно чтобы еще больше подчеркнуть перемену атмосферы, в комнату вошел лакей с подносом, на котором стояли стаканы, графин и сифон с содовой. Лакей был молод, но передвигался с трудом какой-то тяжелой, деревянной поступью. Он с видимым трудом поставил на стол графин и стаканы, и мне показалось, что я слышу, как скрипят его суставы, когда он сгибался и разгибался. Цвет лица тоже показался подозрительным. Я отвернулся, затем вновь глянул на него и снова с явным безразличием отвернулся, надеясь, что на на моем лице не отразилось что я понял, что случилось с этим человеком.

Они, наверное, прочли все самые лучшие книги об этикете: и лакей, и дворецкий отлично знали свои обязанности. Лакей принес напитки, а дворецкий стал обходить с напитками всех присутствующих. Он подал девушке бокал с хересом, а мужчинам — виски. Наркомана он намеренно пропустил. Потом дворецкий остановился передо мной. Я посмотрел на его волосатые руки и сломанный нос, затем глянул на генерала. Генерал кивнул, и тогда я снова посмотрел на серебряный поднос. Гордость говорила мне «нет», а великолепный аромат налитой в бокалы янтарной жидкости из трехгранного хрустального графина говорил «да». Но гордость моя подверглась в этот день тяжелым испытаниям голода, промокшей одежды и побоев, только что выпавших на мою долю. И аромат победил. Я поднял рюмку, поднес ее к глазам и через край рюмки посмотрел на генерала:

— Последний бокал приговоренного, не так ли, генерал?

— Вы еще не приговорены, — он поднял бокал. — За ваше здоровье, Тальбот.

— Весьма остроумно, — усмехнулся я. — Интересно, как поступают с такими, как я, в штате Флорида, генерал? Суют в рот цианид или поджаривают на электрическом стуле?

— За ваше здоровье, Тальбот, — повторил генерал. — Вы пока не осуждены, и, вполне возможно, вас вообще не осудят. У меня есть для вас одно предложение.

Я осторожно опустился в кресло. Бутсы Валентимо, наверное, задели какой-то нерв в моей ноге, поскольку мускулы непроизвольно дрожали. Я махнул рукой в сторону лежащих на журнальном столике газет.

— Как я понимаю, вы уже прочли это. И, как я понимаю, вам известно, что произошло сегодня в зале суда, и известен отчет об этих событиях. Какое предложение может сделать такой человек, как вы, генерал, такому человеку, как я?

— Весьма заманчивое… — Я хочу, чтобы вы оказали мне одну маленькую услугу, в обмен за которую я предлагаю вам жизнь.

— Отличное предложение. И в чем же заключается эта маленькая услуга, генерал?

— В данную минуту я не могу сказать об этом. Только через тридцать шесть часов — ведь вы назвали такой срок, Вилэнд?

— Да. К этому времени мы уже получим сообщение, — согласился Вилэнд. Теперь, когда я внимательно рассмотрел его, он все меньше и меньше казался мне похожим на генерального директора.

Вилэнд затянулся своей «Короной» и посмотрел на меня:

— Итак, вы приняли предложение генерала?

— Не смешите меня. Что еще мне остается? Ну а после выполнения работы, какой бы она не была?

— Вас снабдят бумагами, паспортом и направят в одну южноамериканскую страну, в которой вам нечего будет бояться, — ответил генерал. — У меня есть связи.

«Черта с два мне дадут бумаги и направят путешествовать по Южной Америке, — подумал я. — Мне дадут пару железных носков и отправят прямиком на дно Мексиканского залива».

— А если не соглашусь, что тогда?

— Если не согласитесь, тогда восторжествует высокое чувство гражданского долга и вас передадут копам, — с язвительной улыбкой вмешался в разговор Яблонский. — А от этого дела воняет до небес, поверьте мне! Вы – и вдруг понадобились генералу! Ведь он практически может нанять любого человека в стране! Интересно, на кой черт вы понадобились генералу? Он может нанять практически любого человека в стране. Зачем ему потребовалось нанимать убийцу? Какую услугу вы можете оказать ему? Почему он готов помочь убийце, которого разыскивает полиция, избежать правосудия? — Яблонский задумчиво потягивал виски. — Генерал Блер Рутвен — моральный оплот Новой Англии, второй человек после Рокфеллеров, человек, известный своими высокими помыслами и добрыми деяниями… А от этого дела воняет. Вы ловите рыбку в мутной воде, генерал… В очень грязной и мутной воде. Вы можете увязнуть по самую шею, генерал. Одному Богу известно, какие ставки в этой игре. Только это, должны быть, фантастически высокие ставки, — он покачал головой. — Если бы кто-то сказал мне об этом, если бы я не слышал это сам, никогда бы не поверил.

— Ни в своих поступках, ни в мыслях я не был бесчестным никогда, — твердо заявил генерал.

— Черт знает что! — воскликнул Яблонский. Несколько минут он молчал и потом сказал: — Благодарю за отличное виски, генерал. Помните, если вы связались с дьяволом, пеняйте на себя. Сейчас я возьму свою панаму, чек, эту неплохую прибавку к пенсии, и отправлюсь своей дорогой.

Я не видел, кто подал сигнал. Возможно, Вилэнд. Я не видел, откуда в руке Ройяла появился пистолет. Это был крохотный, совершенно плоский пистолет с обрезанным стволом. Пистолет был еще меньше «Лилипута», который отобрал у меня шериф. Но у Ройяла был меткий глаз охотника за белками, и этого оружия ему было достаточно: крошечная дырочка  в сердце от пули из этого пистолета превращает в мертвеца с таким же успехом, как огромная дыра от выстрела из кольта .

Яблонский задумчиво посмотрел на пистолет:

— Значит, вы предпочитаете, чтобы я остался, генерал?

— Уберите этот проклятый пистолет, — взорвался Рутвен. — Яблонский в одном лагере с нами. По крайней мере, я надеюсь, что он перейдет в наш лагерь. Да, я предпочитаю, чтобы вы остались. Но я думаю, что вы сами этого захотите. И для этого угрожать оружием лишнее.