Думать о подобном приеме было полной глупостью. Когда ждешь возвращения дочери с того света и вдруг раздается звонок входной двери, то уже не до виски. Человеку не до виски, если он не может найти себе места от тревоги.

Шофер уже предупредил всех: нас ждали. И дворецкий тоже был среди них. Он спустился по ступенькам, держа в руке огромный зонт. Зонт был таких же размеров, как зонт для гольфа. Дворецкий вышел прямо под дождь. Он не походил на обычного дворецкого. Ливрея была слишком мала и туго обтягивала мощные руки, плечи и грудь. Он скорее был похож на гангстера, чем на дворецкого. И его лицо никоим образом не рассеивало этого впечатления. Он мог бы вполне сойти за двоюродного брата Валентино, того обезьяноподобного парня в зале суда. Вполне возможно, что они еще более близкие родственники. У него даже точно такой же сломанный нос.

У генерала странный подход к выбору персонала — дворецкий и шофер, это же разные вселенные.

Тем не менее дворецкий казался достаточно вежливым. Во всяком случае, его учтивости хватило до того мгновения, когда он увидел, кто сидит  за рулем машины. Увидев меня, он сделал резкий поворот, обошел машину спереди и сопроводил Мэри Рутвен под отеческий кров. Она бросилась вперед и стала обнимать отца.

Яблонскому и мне пришлось идти под дождем. Мы вымокли, но никого это, похоже, не волновало. К этому времени девушка перестала обнимать отца. И я хорошо разглядел его. Это был очень высокий, худощавый, но не слишком худой мужчина в серебристо-белом хлопчатобумажном костюме. Цвет костюма абсолютно гармонировал с цветом волос. Длинное худощавое, словно изваянное из камня, лицо, похожее по типу на лицо Линкольна. Правда, почти вся нижняя половина его была скрыта роскошными седыми усами и бородой. Он не походил на крупного делового магната, если ориентироваться на тех, кого мне довелось встретить в жизни. Но так как он обладал громадными миллионами долларов, он мог позволить себе выглядеть так, как ему нравилось.

— Входите, джентльмены, — вежливо пригласил он. Я не был уверен, что это приглашение относится и  ко мне, но у меня и выбора то не было. — Яблонский подталкивал меня в спину своим маузером, а навстречу из полутьмы веранды вышел еще один человек с пистолетом в руке.

Мы промаршировали по цветным мозаичным плиткам огромного, широкого, освещенного канделябрами холла и спустились по широкой лестнице в большую комнату. Тут я действительно угадал. Это была библиотека, и в камине ярко пылали сосновые дрова. В воздухе витал едва уловимый маслянистый запах старинных кожаных переплетов, смешанный с ароматом дорогих сигар «Корона» и с ароматом первоклассного шотландского виски. И этот смешанный аромат был неповторимо приятным и изысканным.

Стены отделаны панелями из полированного вяза. Книжные полки. Кресла и кушетки обиты кожей цвета старого золота. Шторы на окнах из переливающегося золотистого шелка. На полу от стены до стены  ковер цвета бронзы, высокий ворс которого при сквозняке будет перекатываться волнами, как колышущееся под ветром поле созревшей ржи. Колесики кресел утоплены в ворсе так глубоко, что их почти не видно.

— Виски, мистер… э… э.. как вас? — спросил генерал Яблонского.

— Яблонский. Ничего не имею против, генерал. Выпью. Ведь все равно придется подождать.

— Подождать? А чего,  мистер Яблонский? — у генерала Рутвена был спокойный, приятного тембра голос, хотя он не утруждал себя тем, чтобы отчетливо произносить окончания слов. Но когда у тебя в кармане столько миллионов, то незачем напрягать голос, чтобы тебя услышали.

— А вы шутник, генерал! — Яблонский был так же спокоен, как и генерал. — Речь идет о маленьком клочке бумаги, генерал, с вашей подписью в самом низу. Бумажке на пятьдесят тысяч долларов.

— Ах, да, — генерал казался слегка удивленным тем, что Яблонский подумал, что ему, генералу нужно напоминать об их соглашении.

Он подошел к облицованному камнями камину и вытащил из-под пресс-папье на каминной полке желтый банковский бланк.

— Вот эта бумага. Остается только вписать имя предъявителя чека. — Мне показалось, что губы генерала тронула слабая улыбка, но я не был уверен в этом из-за растительности на его лице. — И вам не следует тревожиться, что я позвоню в банк и дам инструкцию не оплачивать этот чек. Такими делами не занимаюсь.

— Я понимаю, генерал.

— Моя дочь стоит для меня неизмеримо больше, чем эта сумма. Я должен поблагодарить вас, сэр, за то, что вы привезли ее домой.

Яблонский взял чек и мельком просмотрел его, потом внезапно заблестевшими глазами посмотрел на генерала.

— Ваше перо сделало описку, генерал. Я просил пятьдесят тысяч, а здесь написано семьдесят тысяч.

— Именно так. — Рутвен наклонил голову и посмотрел на меня. — Я предложил десять тысяч долларов за информацию о человеке, находящемся в этой комнате. Кроме того я чувствую себя морально обязанным уплатить и те пять тысяч, которые были обещаны властями. Вы согласны, что на одного человека проще выписать один общий чек?

— Ну, а еще пять тысяч?

— Это за ваши хлопоты и за то удовольствие, которое я получу, когда лично передам этого человека властям. — И снова у меня появилось какое-то неуверенное ощущение, что генерал улыбается. — Могу же я позволить себе иногда маленький каприз.

— Что ж, рад доставить вам это удовольствие, генерал. А вы уверены, что сможете управиться с этим парнем? Это крепкий орешек, действует молниеносно и горазд на всякие трюки.

— У меня есть люди, которые смогут управиться с ним. — Было ясно, что генерал не имеет в виду дворецкого и еще одного из своих слуг в ливрее, стоящего сзади. Генерал нажал на кнопку, и в комнату вошел еще один человек в ливрее. — Флетчер, — обратился к нему генерал, — не будете ли вы так любезны попросить мистера Вилэнда и мистера Ройяла зайти ко мне.

— А почему вы сами не попросите их зайти, генерал? — Возмутительно, говорили обо мне, не обращая на меня никакого внимания, как будто я был пустым местом, поэтому я решил сам заявить о себе. Наклонившись над вазой с искусственными цветами, стоящей на столике у камина, я вытащил хорошо спрятанный микрофон. — В комнате установлена аппаратура для подслушивания. Ваши друзья слышали каждое слово, произнесенное здесь. Для миллионера и представителя высшего общества, Рутвен, у вас весьма странные наклонности, — заметил я и, глянув на трио, только что появившееся в комнате, добавил. — И еще более странные друзья.

Это было очень мягко сказано. Первый из вошедших в комнату людей чувствовал себя как дома в этой роскошной обстановке. Он был среднего роста, средней упитанности, в прекрасно скроенном смокинге. Во рту у него торчала длинная, как рука, сигара. Это ее аромат я почувствовал в воздухе, как только вошел в библиотеку. Ему было немного за пятьдесят, черные волосы, седые виски и черные, как смоль, аккуратно подстриженные усики. Лицо гладкое, темное от загара и без единой морщины. Это был бы идеальный для Голливуда актер на роль делового человека, деятельного, с отличными манерами, спокойного, вежливого и чертовски компетентного. Только когда он подошел ближе и я увидел его глаза и черты лица, я понял, что передо мной один из самых крепких и твердых людей из всех, кого я встречал: этот человек был крепким физически и обладал незаурядным умом. Такому человеку было не место среди актерской братии. С таким человеком надо быть постоянно настороже.

Характер второго человека определить было трудно. Еще труднее — четко обозначить черты его характера. На нем был мягкий фланелевый серый костюм, белая рубашка и галстук точно такого же оттенка, как и костюм. Немного ниже среднего роста, ширококостный, с бледным лицом и прямыми, гладко зачесанными волосами почти такого же цвета, как волосы Мэри Рутвен. И только если пристально вглядеться в лицо, становилось понятно, почему так трудно определить характер этого человека: его определяли не те черты, которые вы видели, а те, которые отсутствовали на его лице. Оно было совершенно невыразительным, глаза пустые. Таких пустых глаз я еще не видел никогда в жизни.