У меня на тарелке уже лежит кусок белой пиццы с жареным чесноком, когда позади меня заходит Грейс.

Она хватает бутылку с водой и забирается на стойку, становясь похожей на мое зеркальное отражение. В моей семье есть несколько двойняшек, но мы с Грейс — единственные однояйцевые близнецы. Мама всегда называла нас зеркальными близнецами, потому что у меня крошечная родинка на правой щеке, а у Грейс — на левой. Только так люди, которые нас не знают, могут легко нас отличить.

— Итак. Почему ты не рассказала мне о нем?

— Нечего рассказывать.

Я откусываю кусочек чесночной вкуснятины и смотрю, как она наблюдает за мной.

— Что?

В ее глазах появляется блеск, словно она открыла какой-то секрет.

— Он тебе нравится.

— Я видела его всего один раз… — протестую я.

— Ага. Обманывай себя, если хочешь, сестренка, но ты знаешь, что не можешь врать мне. Тебе нравится этот парень. Ты хочешь увидеть его снова.

Черт бы побрал ее за то, что она всегда такая наблюдательная.

Я осторожно пожимаю плечами.

— Может быть.

— Ты говорила с ним с тех пор? — она придвигается ко мне и откусывает кусочек пиццы. — Блин, я и забыла, насколько хороша пицца из «Милано».

Я передаю ей свою тарелку и беру еще одну.

— Хорошо, съешь еще, ты выглядишь так, будто похудела.

Она хмыкает, откусывая еще кусочек.

— Не меняй тему, Эви.

— Ладно. Я с ним не разговаривала, но мы переписываемся, — я ерзаю секунду, потом откусываю свою еду, выигрывая время. — У нас все как-то поверхностно.

— Что ты имеешь в виду?

Я вспоминаю те немногие разговоры, которые у нас были.

— Кросс умеет задавать вопросы. Я… Ну, я как бы оставила это на его усмотрение.

— Ты не спрашивала о нем самом? Почему?

Она наклоняет голову, затем ставит свою тарелку на стойку и соединяет свой мизинец с моим.

— Ты ведь знаешь, что не все парни собираются причинить тебе такую боль, как Кит, верно?

При упоминании моего бывшего я вздрагиваю. Большую часть из трех лет наших отношений мы то сходились, то расходились. Он был там в ту ночь, когда я встретила Кросса. Он был причиной моего очищения. А потом случился Кросс.

— Я знаю. И я думаю, что этот парень может быть другим…

— Но? — она надавливает еще сильнее.

— Но… я пока не уверена.

Грейс улыбается мне в ответ.

— Хорошо. Мы пока оставим эту тему. Итак… мне нужна услуга.

— Ты только что вернулась домой. Что тебе может понадобиться?

Она гримасничает.

— Слушай, мама спросила меня, не буду ли я вести субботний утренний класс для малышек-балерин, который начнется завтра.

— Хреново быть тобой.

Я смеюсь, пока не вижу ее лицо.

— Ох, да ладно.

Мы обе полжизни давали классы в маминой студии «Харт энд Соул». Но это не значит, что я хочу заниматься этим в двадцать три года.

— Эви… Мне нужно немного отдохнуть. Необходимый перерыв, прежде чем я снова надену пуанты, — умоляет она.

— Тебе не нужны пуанты чтобы тренировать детей, Грейс. Да ладно. Я танцую каждый вечер на тренировках.

Она дуется, и я тут же сдаюсь.

Ее надутые губы — это зло.

Она — белый лебедь.

Я — черный лебедь.

Так было всегда.

Я знала, что как только она спросит, я отвечу «да».

— Отлично. Во сколько я должна быть там?

Ее глаза загорелись.

— Занятия начинаются в девять.

Девять утра в субботу.

— Ты мой должник.

Она соединяет наши мизинцы.

— Что угодно.

Знаменитые последние слова.

* * *

— Что ты здесь делаешь, милая? — спрашивает мама со стойки регистрации, когда я вхожу в дверь «Харт энд Соул» на следующее утро. — Я думала, что этот класс ведет твоя сестра.

Я закидываю на плечо свою сумку для танцев и двигаюсь через холл, который мы ласково окрестили «аквариумом», потому что родители могут сидеть и наблюдать за тем, как их дети танцуют в студии, через окно в комнате. Как только оказываюсь рядом с мамой, она целует меня в щеку и поправляет пучок. Протягиваю ей один из двух кофе, которые взяла в соседней пекарне мамы Мэддокса «Сладкие искушения».

— Благослови тебя Господь, — бормочет она, жадно хватая у меня свой любимый кофе и делая глоток. Аннабель Синклер — красивая женщина. Ей сорок с небольшим, но она не выглядит ни на один день старше тридцати и я часто благодарю Бога за ее хорошую генетику. Бывшая прима-балерина, вернувшаяся в город после смерти родителей, она стала законным опекуном моего дяди Томми и к счастью для моих братьев, Грейс и меня, она влюбилась в нашего отца, а еще она святая.

Со мной и Грейс никогда не было легко.

Ну… со мной не было. Грейс просто за компанию, из-за того, что она была близнецом. Но три моих младших брата заставляли нас выглядеть ангелами. Они просто ад на коньках, все трое. Все всегда шутили, что у мамы с папой будет своя футбольная команда. К большому разочарованию моего отца, все три парня играют в хоккей. Бедный папа.

Мама гладит меня по щеке.

— Иди переоденься, Эви. Скоро должны прийти девочки.

— Какая возрастная категория? — спрашиваю я, возвращаясь в ее кабинет.

— Три и четыре сегодня. Малышки, — слышу я в ответ, прежде чем закрыть дверь и снять угги и свитшот. Я надеваю черную юбку поверх балетных трико и поправляю розовый свитер. Нужно выглядеть соответствующе. Несколько шпилек, воткнутых в мой пучок, а точнее, в мой череп, — потому что, если не будет больно, этот паразит не останется на месте — и я готова к выходу. Настолько готова, насколько это возможно в субботу в такую рань.

Когда я открываю дверь кабинета и выхожу в коридор, меня встречает шум взволнованных маленьких девочек, я тянусь обратно в кабинет, чтобы взять свой кофе. День предстоит долгий.

Я захожу в первую студию, затем включаю мамин плейлист для малышек-балерин и немного разминаюсь. Не то чтобы я действительно собиралась танцевать, но мышечная память настаивает на этом. Я отпиваю последний глоток кофе и натягиваю на лицо улыбку, прежде чем отвести плечи назад и войти в аквариум, чтобы поприветствовать малышей.

Но когда там стоит высокий, смуглый и красивый мужчина, держащий за руку малышку-балерину, мои слова застревают в горле.

Этот великолепный мужчина под руку с маленькой девочкой в розовой пачке, которая выглядит ужасно нервной, не заметил меня, потому что он присел перед ней на корточки. Ее белокурые локоны уже выбились из пучка, и она прижимает к груди розового зайчика. Я стою, как зачарованная, наблюдая, как Кросс что-то шепчет девочке, а потом целует ее в лоб, когда она кивает в знак согласия.

Ее маленькие глазки переходят на меня, когда он встает и я улыбаюсь и сажусь на корточки так же, как он.

— Привет. Меня зовут мисс Эверли, а как зовут тебя?

Большие голубые глаза переводят взгляд с меня на отца, который смотрит на меня так, будто только что увидел привидение, прежде чем положить свою большую ладонь на ее маленькую спину.

— Давай, детка. Скажи свое имя.

О. Боже. Мой.

Могут ли яичники взорваться?

И если да, то какого хрена взорвались мои?

У меня никогда не было фетиша на папочек.

Маленькая девочка снова смотрит на него и он кивает, подсказывая ей.

— Керриган, — шепчет она и хватается за ногу Кросса.

Я протягиваю ей руку и она нерешительно берет ее.

— Ты готова повеселиться, Керриган?

Она кивает своей маленькой головой и ее пучок покачивается на месте, когда глаза Кросса наконец-то встречаются с моими.

— Вы можете присесть вон там и понаблюдать за уроком, мистер… — наверное, мне стоило спросить у Кросса его фамилию до сегодняшнего дня.

— Уайлдер, — говорит Кросс и я улыбаюсь.

— Увидимся после урока, мистер Уайлдер.

Керриган поворачивается и передает Кроссу розового кролика.

— Пока, папочка.

Думаю, это ответ на вопрос.

Мне действительно следовало задавать больше вопросов.

ГЛАВА 5