Мы подходим к началу очереди и заказываем еду. Как только они передают нам тарелки, Кросс несет их к столам для пикника, установленными перед парком в центре города, а затем садится. Позднее сентябрьское солнце уже опускается за горизонт и заливает нас красивым сиянием. Сочная трава, которую косят в городе, все еще темно-зеленая, но листья на деревьях уже начали краснеть, предвещая очередную осень в Кройдон-Хиллз. Я люблю это время года.

— Расскажи мне о себе, Кросс. Вчера я поняла, что даже не знала, что ты отец, пока не увидела тебя в студии.

Мой маленький белый лебедь, который спокойно сидел у меня на плече, оживился и провел руками по своей накрахмаленной пачке: «Ты также не знала, что он профессиональный хоккеист».

— Рассказывать особо нечего. Вырос в штате Мэн, мои родители до сих пор там. Уехал, когда мне было восемнадцать. Несколько лет играл в юниорской команде. В «Революции» я уже восемь лет. Переехал в Кройдон-Хиллз после рождения Керриган, ей три года. Джексу около семи месяцев.

— А их мама?.. — я оставляю предложение в подвешенном состоянии, пока макаю жареные равиоли в знаменитый соус маринара Нонны и стону от чесночного удовольствия.

— Она ушла. Решила, что быть матерью — не для нее. Подписала отказ от прав и уехала из города. С тех пор не слышал от нее ни слова.

Он говорит это без эмоций, как будто отказ матери от своих детей — это ничего особенного.

— Вау. Это должно быть тяжело, особенно с твоим длинным сезоном. Один только график поездок должен быть отстойным. Когда мы были детьми, мне всегда казалось, что моего отца нет дома по полгода.

Лицо Кросса бледнеет, и я чувствую себя полной задницей.

— У нас отличная няня, и моя сестра Беллами живет с нами. Она учится на втором курсе в Кройдонском университете и помогает, когда не на занятиях. Мой брат, Арес, тоже живет с нами. Но он вместе со мной в команде, так что большую часть времени он не может помогать. Кроме того, в некоторые дни мне кажется, что у Джекса более развит эмоциональный интеллект, чем у Ареса.

— Бог Войны? — я отвожу голову в сторону и наблюдаю, как плечи Кросса сотрясаются от беззвучного смеха.

— Да. Ему подходит.

— Итак… — позволяю своим глазам просканировать этого мужчину и изо всех сил стараюсь игнорировать воспоминания о его руках на моем теле. — Твоя няня молодая и горячая?

Я макаю еще одну порцию равиоли, Кросс берет меня за запястье и наклоняется через стол, откусывает кусочек, его губы быстро обхватывают мои пальцы, отчего по коже пробегают ударные волны. Воспоминания о нашей первой ночи вместе обрушиваются на меня, разрушая всякую надежду на то, что я попытаюсь забыть об этом.

Как его тело прижималось ко мне.

Его губы. Его язык. Его прикосновения.

Да… Эта надежда сгорает в огне.

Мой черный лебедь исполняет жете[xi] в сторону белого лебедя: голова высоко поднята, крылья красиво раскинуты.

«Игра началась», — лебедь взволнованн новым событием.

Жаждущий большего. И, честно говоря, кто может его винить?

— Ну, ей шестьдесят семь, и она напоминает мне мою маму, — опять эта улыбка. — В о-о-общем, как-то так.

— Хороший ответ, Уайлдер, — шепчу я.

— Стараюсь, — Кросс ставит передо мной нетронутую тарелку с зепполе[xii], как только равиоли заканчиваются.

Он внимательно наблюдает, как я отрываю кусочек, а затем отправляю мягкую порцию блаженства в рот. Я стону, обхватив шарик жареного теста, обмакнутый в сахар.

— Ты должен попробовать один из них.

Я беру оставшуюся часть и протягиваю ему, на этот раз приготовившись к столкновению.

По крайней мере, мне так казалось.

Но быстро учусь: возможно, я никогда не буду действительно готова к Кроссу Уайлдеру.

Из глубины его горла раздается урчание.

— Это вкусно.

Я оглядываю его лицо и провожу большим пальцем по сахару в уголке губ, но у Кросса другие планы. Он наклоняется через стол и проводит рукой по моей шее за мгновение до того, как его губы касаются моих.

— Но так даже лучше.

Я открываю глаза, и наши лица оказываются всего на волосок друг от друга.

Да. Да, это так.

Игрок или Игрок?

Есть ли у нас ИНФОРМАЦИЯ о НОВОЙ СЕМЕЙНОЙ ПАРЕ, Кройдон Хиллз?

Нашу любимую блондинистую красавицу видели прогуливающейся рука об руку с самым неуловимым игроком «Филадельфийской революции». Вопрос в том, игрок он или нет?

Только время и этот репортер расскажут.

#ХроникиКройдона

ГЛАВА 8

Позже вечером в дверь моей спальни постучали, и вошла Грейси. Даже с кое-как собранными на макушке волосами, в старой футболке и пижамных шортах бледно-розового цвета, моя сестра умудряется выглядеть превосходно, когда садится на кровать рядом со мной.

Я добавляю еще немного деталей к эскизу, над которым работаю, прежде чем показать его ей, и радуюсь, когда у Грейс вырывается мечтательный вздох.

— Я уже люблю его, Эви.

— Это потому, что он белый с пудровым. По сути, это половина твоего гардероба, только более шикарная.

— Ничего не могу поделать с тем, что мои фирменные цвета в нежно-розовых оттенках.

Я добавляю еще немного розового цвета на пояс платья.

— Ты всегда любила «Стальные магнолии»[xiii].

— Все еще люблю, — она перекладывает подушку на колени и проводит пальцами по розовой бахроме.

Ладно, может, не только ей нравится этот цвет.

— Ты ведь знаешь, что она умерла? — мы говорили об этом миллион раз на протяжении всей жизни.

— Не напоминай мне, — она прислонилась спиной к моему изголовью и снова вздохнула. — Ты собираешься однажды создать для меня дизайн моего свадебного платья, сестренка?

— Как будто я доверю это кому-то другому.

Я соединяю свой мизинец с ее мизинцем, а затем склоняю голову на ее плечо.

— Уже выбрала парня?

— Пока нет… Только платье. А ты?

— Вряд ли, — смеюсь я, стараясь казаться равнодушной.

— Итак… как прошло твое свидание?

Я закрываю глаза, и мою кожу начинает покалывать при воспоминании о губах Кросса на моих.

— Ужасно, — ворчу я. — В основном потому, что оно было идеальным.

— Тогда почему ты не выглядишь более счастливой? — Грейс отдергивает палец и тянет за мой.

— Потому что я не хотела, чтобы он был идеальным, Грейс. Он взял меня на Осенний фестиваль.

— Вот задница, — вздыхает она до смешного драматично. Но она моя версия «беги или умри» до самого конца.

— Ты не понимаешь… Он открывал для меня двери… и держал меня за руку, — я сажусь и бросаю свой этюдник на тумбочку, затем поворачиваюсь к ней и одеваю очки на голову. — Он даже шел со внешней стороны.

Глаза Грейс увеличиваются вдвое.

— Типа по краю тротуара? Как папа?

Я киваю.

— Да. У меня никогда не было парня, который бы так делал.

— Ага. У меня тоже, — соглашается она. — Крысиный ублюдок.

— Что ты делаешь? — я застонала, немного расстроенная тем, что она считает это забавным.

Грейс скрещивает лодыжки, на ее ногах пушистые носки — сегодня они белые с ярко-розовыми сердечками, которые как нельзя лучше характеризуют личность моей сестры.

— Я пытаюсь согласиться с тобой в том, почему твое свидание было ужасным. Я имею в виду, парень с манерами, держал тебя за руку, открывал двери и ставил тебя со внутренней стороны. Мама клянется, что так поступают только хорошие парни. Папа говорит, что тот, кто этого не делает… киска, а не мужчина, — произносит слово шепотом. Грейс ни была против ругательств и не была ханжой, но грубые слова все равно выводят ее из себя.

— Не смейся надо мной, — хмурюсь и понимаю, что выгляжу как плаксивая сучка, но я дуюсь по справедливым причинам. — Действительно не хочу ему нравиться, а он делает это очень трудным для меня. Он серьезный, парень для отношений, отец, и давай не будем забывать, что он профессиональный хоккеист.

Грейси аккуратно собирает цветные карандаши, разбросанные по моему одеялу, и кладет их на тумбочку со своей стороны кровати, затем подтягивает колени к груди и наклоняется ко мне.