Сногсшибательная бомба в маленьком белом сарафане, мешает крошечной соломинкой ломтики красного перца в своем напитке, смотрит на меня яркими бирюзовыми глазами, в которых красиво сочетаются зеленый и голубой оттенки. Она проводит зубами по пухлым розовым губам, а затем медленно качает головой. Блестящие длинные светлые волосы волнами спадают вокруг ее лица. Густые и сверкающие, они скользят по ее голым плечам. Она выглядит так, будто ей место в рекламе шампуня. Или на моей кровати с волосами, намотанными на кулак.
— Я уже говорила, что люблю шоколадный торт? — пробормотала она, и я рассмеялся. — Я просто знаю, что он вреден для меня, поэтому я пытаюсь… — она с минуту что-то обдумывает, а потом улыбается. — Воздерживаться от тортов. Вообще от всех десертов… По крайней мере, на лето.
— Звучит как зря потраченное лето, — говорю я, хотя флиртовать с этой женщиной — последнее, что я должен делать.
Она медленно кивает.
— Думаю, ты прав.
Бармен с твердыми дюймами и стояком на блондинку возвращается в нашу сторону и стучит костяшками пальцев по стойке.
— Еда скоро будет, чувак. Извини за ожидание.
— Без проблем.
Я наблюдаю, как парень уходит, а затем оглядываюсь на секс-бомбу рядом со мной.
— Он твой парень?
Она проводит пальцем по соленому ободку своего бокала, а затем всасывает его между губ.
Блять… Не может быть, чтобы она не знала, что делает.
— Нет, — медленно говорит она. — Просто друг. Скорее, надоедливый младший брат, с которым я не совсем в родстве.
Должно быть, я состроил гримасу, потому что она улыбается и добавляет:
— Скажем так, моя семья большая и назойливая. И Мэддокс прочно вошел в категорию «семья».
— Приятно слышать.
Я опускаю взгляд на свой телефон и вижу текстовое уведомление от моей собственной назойливой семьи. Мы с братом, Аресом, подбросили чертову монету, чтобы решить, кто сегодня будет забирать ужин. Я проиграл. Хотя сейчас мне кажется, что выиграл.
АРЕС:
Чувак. Я, блять, умираю с голоду. Где ужин?
БЕЛЛАМИ:
Почему ты так драматизируешь? В холодильнике есть остатки китайской еды, если ты так голоден. Или ты можешь попробовать съесть кусочек фрукта или, не дай бог, овоща.
АРЕС:
Послушай, сестренка. Если ты не хочешь, чтобы я позвонил маме и рассказал ей о новом парне, с которым ты встречаешься, я бы оставил свое мнение при себе.
БЕЛЛАМИ:
Это было одно свидание. Как я и сказала. ДРАМАТИЧНО! Я всегда могу рассказать маме о крашеной блондинке, с которой ты был в бассейне на прошлой неделе. Ее стоны были почти такими же фальшивыми, как ее сиськи, Арес.
АРЕС:
Эти стоны были настоящими. Возьми свои слова обратно.
БЕЛЛАМИ:
Хватит обманывать себя.
КРОСС:
Думаешь, так чувствовал себя отец, когда вы оба ссорились?
АРЕС:
Скорее всего.
БЕЛЛАМИ:
Абсолютно. Как ты думаешь, почему мы оба теперь живем с тобой, а не с ним?
КРОСС:
Все еще жду еду. Не знаю сколько времени это займет. Может, лучше съесть китайскую
БЕЛЛАМИ:
Не торопись. Дети спят. А Арес выживет. Может, если мы перестанем кормить его после захода солнца, он перестанет превращаться в задницу. Что-то вроде противоположности гремлина[ii].
АРЕС:
Отвали. Я голоден.
БЕЛЛАМИ:
Ты всегда голоден.
КРОСС:
Господи Иисусе. Напомните мне, почему вы оба живете со мной?
БЕЛЛАМИ:
Потому что ты любишь меня.
АРЕС:
Потому что ты любишь, как я защищаю твою задницу на льду.
Я качаю головой и засовываю телефон обратно в карман, улыбаюсь, а затем поднимаю глаза на женщину, с любопытством смотрящую на меня. Она повернулась на своем барном стуле. Ее голые ноги скрещены, а тонкое белое хлопковое платье обтягивает идеальные кремовые бедра.
Ебаный ад.
— Сколько тебе лет? — спрашиваю я, потому что чертовски уверен, что эта девушка молода. Не то чтобы у меня какой-то фетиш на молоденьких. Но я определенно взрослее ее на несколько лет.
Длинные черные ресницы целуют ее щеки, когда она делает еще один глоток, прежде чем поднять глаза на меня.
— Достаточно взрослая, чтобы мое удостоверение не было поддельным.
Блять… Мне нравится ее отношение. Уверенность в себе — это чертовски сексуально.
А уверенность в себе у этой женщины явно на высоте.
— Что именно написано в твоем удостоверении? — спрашиваю я в ответ.
Она вынимает соломинку из своего стакана и направляет ее на меня, как будто у нее в руках оружие.
— Ты говоришь, что твоя мама научила тебя хорошим манерам, но все равно спрашиваешь у леди, сколько ей лет.
Она цокнула.
— Стыдно. Держу пари, она бы на тебя за это накричала.
Соломинка возвращается в стакан, прежде чем она окидывает меня своим взглядом, обхватывает ее губами и сосет. Мой член оживает так, как не оживал уже несколько долбаных месяцев. В реальности, наверное, цифра ближе к нескольким годам. Такого не должно быть с этой девушкой.
— На этом удостоверении есть имя или я должен всю ночь называть тебя Золушкой? Ты оставишь мне свою туфельку, прежде чем запрыгнуть в свою тыкву?
Медленная, красивая улыбка расплывается по ее лицу.
— Я больше фанат Рапунцель. Но, думаю, и так сойдет. Хотя у Рапунцель был самый горячий принц.
Она внимательно оглядывает меня с ног до головы, и, если это возможно, ее улыбка становится еще более ослепительной.
— Кто-нибудь говорил тебе, что из тебя получился бы неплохой Флинн Райдер[iii]? — она наклоняет голову набок, оценивая. — Возможно, больше размером с Кристоффа[iv], хотя… Не то чтобы ты знал, кто они такие, я уверена.
Я не потрудился сказать ей, что знаю всех диснеевских принцев и принцесс благодаря моей дочери Керриган.
Кто знал, что у трехлетнего ребенка и взрослой женщины будут одинаковые вкусы в кино?
— Черт, — бормочет она, выводя меня из задумчивости, и пригибает голову.
Я оглядываюсь по сторонам, но ничего не выглядит странным.
— Что случилось?
— Нет… Нет. Нет, — тихо повторяет она, а затем наклоняется ближе ко мне. Ее загорелая кожа почти светится в тусклом освещении, а исходящее от нее тепло притягивает меня к себе, когда ее рука сжимает переднюю часть моей футболки.
— Послушай, я знаю, что ты меня не знаешь, но клянусь, я не сумасшедшая, — быстро шепчет она.
— Не уверен, что я на это куплюсь, но ладно. Ты не сумасшедшая.
Но она точно сводит меня с ума.
Ее восхитительный аромат обволакивает меня, и у меня начинают течь слюнки.
Вишня, обмакнутая в ваниль, смешанная с искушением.
Сплошным искушением.
И мне приходится бороться с непреодолимым желанием прикоснуться к ней, когда прядь ее мягких волос скользит вперед и щекочет мое лицо.
Черт, что такого в этой девчонке?
— Мне нужно, чтобы ты стал моим парнем на пять минут.
— Что…
Она притягивает меня ближе, прерывая на полуслове.
— Мне очень жаль. Но я собираюсь поцеловать тебя сейчас.
Предложение звучит как одно длинное слово, а дикие глаза умоляют меня пойти на это.
Что за…
Она прижимается своими губами к моим. Шелковисто-гладкие и мягкие. Они задерживаются на моих достаточно долго, чтобы я почувствовал намек на вкус. Крошечное дразнящее прикосновение, которое ничего не дает. И так же быстро они исчезают.
Закончив, так толком и не начав, эта безумно красивая блондинка отступает назад, хихикая. Ее рука все еще сжимает переднюю часть моей футболки.
Со стороны это выглядит так, будто мы поделились «нашей» шуткой.
В нашем собственном мире.
Интимном.
И, да… Я хочу участвовать в этой гребаной шутке и в этом гребаном мире.