Пока нет.
Не сейчас.
— Да. Я справилась с этим. Я год разговаривала с психотерапевтом, Кросс. Я справилась с этим. Возможно, не так, как ты хочешь. Но я с этим справилась. И действительно не могу поверить, что мы спорим об этом, — я так зла, что могу закричать, заплакать или ударить что-нибудь.
Любой из этих вариантов сейчас подходит.
— Тогда почему он до сих пор разгуливает на свободе, детка? Почему ты не обратилась в полицию? Как ты могла не выдвинуть обвинения? — кричит он на меня.
Действительно кричит, и я на секунду зажмуриваюсь, прежде чем гнев расцветает, и я даю отпор.
— Нет. Ты не можешь решать, как мне с этим справляться. Тебя там не было, — огрызаюсь я, мой желудок бурлит и угрожает вызвать в памяти все, что сегодня съела. — Это случилось не с тобой. Это случилось со мной. Я не хочу, чтобы об этом узнал весь мир. Я не хочу рассказывать своей семье. Я не хочу, чтобы отец и братья смотрели на меня по-другому. Я не хочу, чтобы люди жалели меня. Или чтобы какой-нибудь тролль в социальных сетях задумался, не вру ли я и не пытаюсь ли привлечь к себе внимание. Я сама выбираю, что мне делать. И я справилась с этим так, как хотела.
Кросс перемещается в мое пространство и нежно берет мое лицо в свои руки.
— Детка… что бы ты сделала, если бы кто-то причинил Керриган такую же боль, как он причинил тебе? Разве ты не хотела бы, чтобы его арестовали? Обвинили? Осудили? Разве ты не хотела бы убедиться, что он больше никогда не сможет сделать то же самое с кем-то еще? Каждый день, когда этот ублюдок на свободе, это еще один день, когда он может причинить вред кому-то еще.
— Удар ниже пояса, Кросс. Да. Я бы хотела, чтобы любой, кто причинил ей боль, был наказан. Я бы хотела, чтобы его бросили в тюрьму, а ключ выбросили. Но я не твоя дочь, — кричу я в ответ.
Глаза Кросса вспыхивают, прежде чем он рычит на меня:
— Нет. Ты любовь всей моей жизни. И я не могу исправить это за тебя. Но позволь мне сделать это.
— Это не твоя работа — исправлять меня, Кросс— я хватаю сумочку и достаю ключи.
— Что ты делаешь? — Кросс обходит меня, загораживая дверь в спальню, и я делаю шаг в сторону мимо него. — Не делай этого, Эверли. Не убегай.
— Я не собираюсь стоять здесь и терпеть это. Я не позволю тебе кричать на меня из-за того, что я не могу контролировать.
— Ты все контролируешь, Эверли. Все. Ты можешь сделать так, чтобы он больше никогда так не поступал.
Я хватаюсь за ручку двери и жду, когда он сдвинется с места, но он не делает этого.
— Ты обещала мне двадцать четыре часа назад, что не будешь убегать. Больше никаких побегов… помнишь?
— Подвинься, Кросс, — предупреждаю я и дергаю дверь.
— Эверли… не делай этого, — его голос разрывает последние нити моей души.
— Я не могу этого сделать, Кросс, — я обхожу его, затем торопливо спускаюсь по ступенькам и прохожу через парадную дверь, захлопывая ее за собой. Я сбегаю с крыльца и на долю секунды замираю, соображая, что делаю, прежде чем небеса разверзаются и накрывают меня холодным ливнем.
Я смотрю в темное беззвездное небо, и в горле у меня поднимается крик. Он смешивается со всхлипом, и мои колени грозят подкоситься, а слезы смешиваются с дождем и льются по лицу. Блять.
Злиться гораздо проще.
Бежать проще.
Но я люблю его.
Кросс стоит того, чтобы быть сильнее.
Он стоит работы.
Он стоит борьбы.
Он стоит всего, а я просто снова сбежала.
Я стою, застыв на месте, и понимаю, что только что совершила самую большую ошибку в своей жизни.
Когда за ней захлопывается входная дверь, я понимаю, что должен остановить ее. Она ни за что не уйдет без боя. Я быстро спускаюсь по ступенькам и распахиваю дверь как раз вовремя, чтобы услышать гортанный, полный боли крик, вырвавшийся из ее горла.
Мне так хочется броситься к ней, но я жду.
Ей это необходимо.
Поэтому я двигаюсь медленно, а не спешу.
Мягко, вместо того чтобы давить.
В общем, противоположность тому, что я только что сделал.
Я шепчу ее имя:
— Эверли… детка.
Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, ее великолепные щеки красные и покрыты слезами, так как шторм обрушивается на нас обоих. Эверли прикусывает губу, и усталая, грустная улыбка украшает ее великолепное лицо.
— Ты погнался за мной… — плачет она.
— Я всегда буду гнаться за тобой, детка. Я всегда найду тебя. И я всегда приведу тебя домой. Ко мне и детям. Ты моя навсегда, Эверли Синклер.
— А ты — мой дом, Кросс Уайлдер, — она проводит руками по мокрым от дождя волосам и смеется. — У нас есть наша фишка с дождем, не так ли?
Я обнимаю ее и целую в макушку.
— Он смывает все, и мы можем начать все с чистого листа.
— Я не думаю, что смогу пойти в полицию, Кросс. Не хочу, чтобы все узнали, что со мной случилось, — икота вырывается из ее крошечного тела, а с губ срывается еще один всхлип.
Мое сердце сжимается при звуке того, как моя девочка ломается на моих глазах.
— Ты не должна делать ничего, чего не хочешь, Эверли. Никогда больше. Я обещаю что не буду давить.
Она вцепилась в меня, как в спасательный круг, удерживающий ее голову над водой. Как будто я единственное, что удерживает ее вместе, и клянусь, что бы там ни было в этой чертовой вселенной, которая позволила этому случиться с ней, я все исправлю.
Подхватываю ее на руки и несу в дом, затем провожаю наверх и включаю горячую воду в душе, после чего мы оба оказываемся внутри, полностью одетые.
— Кросс, — шипит она.
— Ты замерзла, детка. Позволь мне позаботиться о тебе. Пожалуйста…
Ее глаза смягчаются, и она молча кивает.
Я осторожно снимаю с нее одежду, затем делаю то же самое с собой.
В этом нет ничего сексуального. Это о про заботу о ней.
Эверли выполняет все действия, поднимает руки и поворачивается, чтобы я помыл ей волосы.
Она не говорит. Не плачет.
После этого заворачиваю ее в полотенце и укладываю в нашу кровать. Она сворачивается вокруг меня и мгновенно закрывает глаза. Моя великолепная девочка в безопасности, спит, укутанная в мои объятия, и я больше никогда не позволю ничему причинить ей боль. Даже мне.
В этот момент начинаю продумывать план.
И только когда слышу Ареса, спустя несколько часов, я привожу его в действие.
Секретные мысли Эверли
Никогда не говорите, что у вас что-то не получается. Скажите, что вы еще этого не сделали. Это важно.
ГЛАВА 22
Два дня спустя я встречаю Линди и риелтора перед старым белым двухэтажным магазином в викторианском стиле на углу Мэйн-стрит. Он находится в нескольких кварталах от «Le Désir» и в одном квартале от маминой студии. Я попросила Линди встретиться со мной здесь, потому что это здание принадлежит ее семье. Оно пустует уже несколько месяцев, и Линди уже упоминала, что по нему заключили контракт с одним высококлассным архитектором, но контракт сорвался.
Она пристегнула Гриффина к груди в какой-то безумной на вид штуке, и малыш пинает своими ножками, радуясь жизни. У меня сердце болит за Джексона, которого оставила с миссис Эшберн сегодня утром, пока Кросс на физиотерапии с Бринн. С головой у него вроде бы все в порядке. Но со зрением по-прежнему проблемы.
Как только риелтор открыл дверь, мы вошли внутрь, и меня сразу же поразило естественное освещение и красивые формы здания. Закругленная остроконечная башенка на торце здания — идеальное место для того, чтобы подчеркнуть любой дизайн, который захочу. Окна представляют собой огромные прямоугольники. А фасад здания просто потрясающий. Широкие деревянные полы и высокие потолки высотой в десять футов[xxix].
— Это один из немногих особняков, сохранившихся со времен основания Кройдон-Хиллз, почти сто пятьдесят лет назад, — говорит нам риелтор, и я переплетаю свои пальцы с пальцами Линди и тащу ее за собой.