Я хочу большего.

Краем глаза я замечаю парня примерно ее возраста, который идет в нашу сторону, и киваю в его направлении, смотря на нее.

— Он тот, для кого это шоу?

Моя маленькая Золушка снова наклоняется ко мне, ее мягкие волосы каскадом рассыпаются передо мной золотым занавесом.

— Бывший, который хотел большего, чем я, и не любит принимать отказы.

Я отказываюсь от борьбы и заправляю этот чертов локон волос ей за ухо, а затем провожу пальцами по нежной коже в том же месте и касаюсь шеи.

Мне чертовски не нравится этот ответ. «Нет» — это все, что должна сказать женщина, чтобы заставить мужчину отвалить. Даже если я не сомневаюсь, что от этой девушки мужчине трудно отказаться. Но этот чувак не похож на мужчину. Он выглядит, как трусливый студент колледжа, который, вероятно, не имеет ни малейшего представления о том, что такое клитор.

Такие тупые ублюдки, как он, думают только о себе. Они даже не представляют, как это возбудающе — заставить женщину распасться на части в твоих объятиях. Какие звуки она издает, пока ты вытягиваешь из нее еще одни. Или каким чертовски приятным может быть томительное ожидание.

И не задумываясь о причинах, я скольжу рукой по затылку Золушки и прижимаюсь к ее губам. Быстро и сильно — как мощный раскат грома, за которым следует оглушительный треск молнии, — чертова Земля сдвигается, и шум оживленного бара уходит на задний план. Я захватываю ее рот своим, скользя языком по ее губам, и она, блять, тает в моих объятиях. Мягкая и податливая. Совсем не то, чего я ожидал от этой маленькой дикой кошечки.

Сладкий вздох срывается с ее губ, когда ее руки скользят вверх по моей груди и вокруг шеи, пока длинные ногти не впиваются в кожу головы и не тянут меня за волосы.

Справа от нас кто-то прочищает горло, когда слева от меня на барную стойку опускается пакет с едой, и из моего горла врывается рык. Мне не нужна публика.

Когда я отстраняюсь, ее руки скользят к моим плечам, а темные зрачки расширяются от желания.

Ни один из нас не обращает внимания на придурка рядом с нами.

Очевидно, это глупо.

И, определенно, импульсивно.

Две вещи, которые я не делаю, но сейчас нет ни единого гребаного шанса, что я остановлюсь.

Я уже заплатил за еду, поэтому хватаюсь за ручки пакета и встаю, протягивая ей другую руку.

— Хочешь убраться отсюда?

Мой голос звучит хрипло от желания, и нет никакого представления о том, что я делаю…

Но когда она кладет свою нежную руку в мою и улыбается, я не имею ни малейшего понятия и мне без разницы, потому что все, что мне нужно — эта девушка.

ГЛАВА 2

Я следую за своим ворчливым антипринцем по тускло освещенному коридору, ведущему к задней двери «Уэст-Энда»… По крайней мере, следую, пока он не решает, что мы достаточно далеко от переполненного бара, и внезапно останавливается. Он роняет пакет с едой на пол и прижимает меня к шершавой стене рядом с дверью кабинета Мэддокса.

Мой рост — пять и пять[v], и этот мужчина достаточно возвышается надо мной. Его накаченная грудь и широкие плечи проверяют на прочность хлопок мягкой черной футболки, натянутой вокруг него и плохо скрывающей тело, к которому я хочу прикоснуться… Попробовать на вкус… Облизать, каждый дюйм этого тела.

Я совершаю ошибку, глядя в его темные глаза, пытаясь напомнить себе, что у меня детоксикация от мужчин. А этот парень… Держу пари, он точно настоящий мужчина.

Его рот нависает над моим, а большие руки прижимаются к стене по обе стороны от моего лица. Руки, которые хочу на своем теле.

— Скажи мне, что ты хочешь этого, Золушка.

Золушка?

Мне нравится.

Два незнакомца.

Только мы не танцуем на балу.

С самого детства моя мать-балерина говорила нам с сестрой-близняшкой, что у нас на плечах сидят по черному и белому лебедю. Словно маленькие балерины-ангелы и балерины-дьяволы, присматривающие за нами. Мама владеет танцевальной студией, в которой мы с Грейси выросли. Представить наших лебедей было нетрудно. И прямо сейчас мой белый лебедь расправляет свою безупречную пачку и поправляет идеально уложенный пучок, шепча: «Нет. Незнакомцы — это жесткое «нет».

У меня не так много жестких «нет». Но он прав. Незнакомцы — это жесткое «нет» для меня.

Я сглатываю комок невообразимого желания, подкатывающий к горлу, и с моих губ тихо срываются напряженные слова:

— Я даже не знаю твоего имени.

Я с трудом узнаю свой собственный голос.

Он опускает одну мощную руку для того, чтобы обхватить ею лицо, и его мозолистый большой палец проводит по моей челюсти, пуская электрический разряд по коже. Мои соски твердеют и упираются в лиф платья, когда все мои синапсы вспыхивают мгновенно. Мое тело кричит: «Да, пожалуйста», а в голове происходит короткое замыкание, и все мысли о каком-либо детоксе вылетают в окно.

Мой маленький черный лебедь сбрасывает свои пуанты, напоминая мне: «Правила созданы для того, чтобы их нарушать».

Возможно, он прав.

Не могу представить, что именно об этом думала мама, когда говорила о лебедях.

— Кросс.

Голос моего сексуального незнакомца ласкает мою кожу, и я тупо смотрю на него, тело дрожит от предвкушения, не в силах понять, что он говорит.

— Мое имя… — кривая, греховно соблазнительная улыбка кривит его губы. — Кросс.

У меня перехватывает дыхание, а мое быстро бьющееся сердце пропускает удар.

— Кросс, — шепчу в ответ, наслаждаясь тем, как оно звучит на моих губах. Сексуальное имя для сексуального мужчины.

Я прислоняюсь к его большому телу и провожу пальцем по щетине на его челюсти.

— Эверли. Полагаю, мы больше не незнакомцы.

Его рот обрушивается на мой. Грубый, твердый и чертовски совершенный. Настойчивый. Как будто мысль о том, чтобы не поцеловать меня, мучительна. И я понимаю это, потому что не думаю, что когда-либо хотела кого-то или что-то так сильно, как хочу этого.

Потребность и желание переплетаются с осознанием.

Того, где мы находимся и кто может нас увидеть.

Но потребность и желание побеждают.

К черту осознание.

Кросс хватает мою задницу своими большими руками и поднимает меня. Мои ноги обхватывают его узкую талию, он устраивается между моими бедрами, и о боже. Кажется, что в этом мужчине все огромно. Под веками мерцают искры, а глубоко внутри меня нарастает восхитительная боль.

Я обхватываю его за шею, а другой рукой берусь за ручку двери рядом с нами и толкаю ее. Мэддокс, возможно, никогда не простит меня, но мне наплевать.

Криво улыбаясь и держа одну руку на моей заднице, Кросс отступает назад, берет пакет с едой и проводит нас через проем, прежде чем захлопнуть дверь.

— Я даже не буду спрашивать, откуда ты знаешь, что эта комната находится здесь.

— Хорошо.

Я протянулась через него и защелкнула дверь на замок.

— Потому что я не хочу разговаривать.

Мои слова выходят напряженными и хриплыми, прежде чем Кросс снова захватывает мой рот и прислоняет меня спиной к двери.

Одна ладонь скользит под мой белый хлопковый сарафан и грубые пальцы впиваются в плоть моей задницы.

Трясущимися руками я задираю его футболку вверх через голову, а затем бросаю на пол.

О. Мой. Бог.

Грудь этого мужчины выточена из стали.

Его мышцы пульсируют под моими пальцами, когда я провожу ими по его груди и до нелепости рельефному прессу.

— Нравится то, что видишь?

Я наклоняю голову в сторону и облизываю губы, пока его темные глаза пожирают меня.

— Я должна была догадаться, что ты окажешься самовлюбленным типом.

Я не говорю ему, как сильно мне это нравится.

Улыбка кривит его губы в то время, как палец скользит по шву моих кружевных стринг, играя в опасной близости от моего клитора.

— Самоуверенным, — поправляет он меня. — Не самовлюбленным.

— Что за…

Он просовывает палец под трусики и проталкивает его внутрь меня, прежде чем я успеваю спросить о разнице, и, о боже… Я откидываю голову назад и стону… громко, долго и из самой глубины моего горла.