— Габриэль, стой!

— Иди нахуй. Возможно, это принесет тебе пользу, — он внезапно роняет меня, и я спотыкаюсь, втягивая воздух в легкие.

Я не позволю ему уйти отсюда, не поговорив со мной. Несмотря на пренебрежительные движения и выражение его лица, я встаю на его пути и протягиваю руку. Снова касаясь его потной груди.

Его глаза темнеют еще сильнее, и на секунду мне становится обидно и страшно. Затем я стискиваю зубы и бросаю ему в ответ его высокомерие.

— Нам нужно поговорить. Есть вещи, которые я должна знать.

— Убирайся, — хрюкает он.

— Нет, пока ты не ответишь мне на несколько вопросов, — мое сердце сильно колотится, пульс грохотает в ушах, и легкий озноб пробегает по спине.

— Какую часть траха ты не понимаешь? — он смотрит на меня устрашающе. — Или прошло так много времени, что ты уже не помнишь, каково это?

— Может, сейчас у меня и нет значка, но есть способы заставить тебя заговорить, и я уверена, что смогу доставить тебя в участок за секунду, — я щелкаю пальцами. — Итак, ты собираешься вести себя хорошо или нет?

Прежде чем я понимаю, что произошло, его рука снова оказывается у меня на горле, и он толкает меня во второй раз, мой затылок врезается в стену, пока эти черные точки не превращаются в кружащиеся звезды.

— Я сказал, — повторяет он. — Иди на хуй.

От выражения его лица мой желудок скатывается в пропасть. Я хотела драки. Выбор одного на данный момент является второй натурой, особенно если учесть, что он был полуфизическим еще до того, как мы дошли до самой сочной сути обращения. Оттолкнуть меня — самый быстрый способ меня разозлить.

— Кто ты на самом деле? — он так пристально смотрит на меня, что мне приходится сглатывать неуместный комок в горле. — Кто ты, черт возьми?

Красивый, хоть и высокомерный придурок. Все эти темные волосы и гигантские золотые точки в его глазах… его внешний вид обещает не только разбить сердца, но и сокрушить их без возможности выздоровления. Моя грудь болит, и это не имеет ничего общего с его руками на мне, напоминая мне, кто именно контролирует ситуацию.

Габриэль подходит ближе, и я медленно вдыхаю, принося с собой его запах. Конечно, есть секс, мускус его пота и дым клуба. Также есть намек на горькие специи.

Аромат окутывает меня внутри, прежде чем протянуть ищущие щупальца, чтобы найти пустые места и заполнить их. Внезапно я дрожу, и это не от страха.

Я сопротивляюсь ему, ненавидя то, как он доминирует надо мной. К сожалению, это приводит меня к более близкому контакту, и мое тело реагирует. Притяжение сверкает ослепляющим светом, плотским. Абсолютно жадный и охотничий.

Он тоже это знает.

Унижение окрашивает мое лицо в нежелательный цвет. Он хочет от меня реакции и даже не пытается ее спровоцировать. Черт возьми, я дам ему то, что он хочет. Он смотрит сквозь меня, и одна сторона его рта изогнулась от чистого удовольствия. Это хуже, чем ощущение, что над тобой откровенно смеются.

— Лейла, — говорю я испепеляюще. — Синклер.

— Лейла .

Он захватывает мое дыхание тем, как мое имя срывается с его языка. Глаза еще темнеют, и я не уверена, очень это хорошо или очень, очень плохо. Морщины его улыбки углубляются в твердость, которую я знаю лучше, чем сопротивляться. Даже несмотря на непрошеную похоть, охватившую мое тело.

Его член у меня на животе дергается и напоминает мне, что он все еще тверд под боксерами.

Габриэль ухмыляется, и выражение его лица исчезает, пока я не ощущаю это как физическое присутствие глубоко внутри. — В следующий раз, когда ты подумаешь о том, чтобы толкнуть меня, Лейла , ты вспомнишь, каково это — чувствовать мои руки на своем горле. И когда я тебя трахну, ты будешь выкрикивать мое имя, и тебе понравится, каково это — просить милостыню.

Будь он проклят . Мои глаза расширяются, а сердце бьется нерегулярно.

К какому бы эффекту он ни стремился… он добился.

Вспомнив, кто я, я ударила ладонью по его запястью достаточно сильно и с достаточным давлением на его сустав, чтобы заставить его отпустить меня.

— Иди к черту.

Я не уверена, что смогу не отомстить и не подтолкнуть его еще немного дальше. Особенно, когда Габриэль наклоняет голову набок, изучая меня.

Я разворачиваюсь на пятках и выхожу из комнаты, спускаюсь по ступенькам и врезаюсь в другие тела на первом этаже клуба. Я подбегаю к бару и поднимаю три пальца. — Шоты, — требую я. — Самые сложные, которые у тебя есть.

Кожа на моей шее, где он беспомощно держал меня, возвращает ему мое сознание. Пятно почти горит.

Бармен, добрый мужчина с быстро залысинами, ставит передо мной три рюмки, полные желтоватой жидкости, и я осушаю первую. Потом второй, третий. Я бросаю пару двадцаток на стойку рядом с пустыми стаканами и выхожу из бара. Чтобы добраться до выхода, потребовалось слишком много времени, и когда я выхожу из дверей, я наконец могу дышать.

— Тяжелая ночь, да?

Саб держится в тени, его предпочтение видно по ошейнику на его горле. Не такой толстый, как тот, который носит Тейни, но достаточно, чтобы дать мне понять, где он находится и чего он ожидает от этой ночи. Он растирает окурок сигареты под ногами и смотрит на меня.

Я киваю ему пальцем. — Поиграй со мной, — это плохая идея, и, скорее всего, мне не следовало проходить мимо переулка со странной субмариной.

Требуется совсем немного усилий, чтобы поймать такси и попросить водителя отвезти нас ко мне домой. Саб смотрит на меня слишком яркими глазами, но кивает головой и соглашается. Это несправедливо для каждого из нас, но такова природа игры.

И сила глаз Габриэля Блэквелла не дает мне покоя до конца ночи.

Хуже всего то, что большая часть меня, та, которую я засунула глубоко, не хочет ничего, кроме как вернуться в клуб, встать перед ним на колени и доказать его правоту. Я не уверена, лучше это или хуже, чем принести саб обратно в свою квартиру и продолжать гоняться за кайфом, которого я, похоже, так и не нашла.

ПЯТЬ

Лейла

Ощущение мурашек охватывает мою кожу так, как я не чувствовала уже несколько месяцев, лет . Это своего рода зуд, который в первую очередь заставил меня осознать свои доминирующие тенденции. Зуд, который утихает только тогда, когда я закрываю дело, и даже тогда мне становится на полшага облегчение, прежде чем зуд возвращается.

Даже выход на сабвуфере лишь на мгновение облегчает это чувство, но никогда не излечивает его.

Со своего места, расположенного в тени через дорогу от «Бархатного подземелья», я устремляю взгляд на входные двери.

Безобидные клубные двери с потрепанными железными петлями и деревом, выкрашенным в матовый черный цвет, скрывают внутри мир греха. Четыре вышибалы выстраиваются вдоль главного коридора внутри и следят за тем, чтобы на этаж клуба добирались только нужные люди.

Я провела в одном и том же гнезде последние четыре ночи, наблюдая за клубом в свободное время. Деван находится всего в нескольких шагах быстрого набора на случай, если нам позвонят по какому-либо из наших активных дел, но я позволила Джерри забрать последние два, которые попали к нам.

Многие из них находятся в состоянии неопределенности, и на горизонте не видно никакого движения вперед.

И Джерри, будучи таким человеком, считает, что я отказываюсь от нового дела без боя, как знак того, что он победил.

Как будто он каким-то образом снова стал большой собакой в университетском городке и идет впереди остальной крысиной стаи. Король крыс. Должно быть, прекрасно жить на Острове Иллюзий. Для остальных из нас в реальном мире есть дела поважнее, чем потешить наше жалкое маленькое эго.

Это дает мне возможность выделить некоторое время, чтобы проследить за Габриэлем, увидеть, кто он и куда он идет, с кем он общается. Лучшее место для начала — это клуб.

Каждая часть меня находится в состоянии повышенной готовности, когда из парадных дверей выбегает парочка: он с поводком в руке, а она на конце. Быстрый стук ее каблуков производит слишком много шума на тротуаре, и мужчина хрипло смеется, обещая, что впереди еще больше веселья.