— Достаточно хорошо для меня, — Билл крутится на стуле. — Я проверю брандмауэры.

— Сколько времени это займет? — спрашивает Деван.

— Столько, сколько потребуется, — Билл выхватывает последний кусочек. Он в своей стихии. Они вдвоем сразу же погружаются в проверку того, что им нужно проверить.

Закончив с этой частью повестки дня, я обращаюсь к Девану. — Ну давай же. Я хочу немного покопаться при дневном свете.

У меня есть несколько причин вернуться в «Доки на Марки». Во-первых, потому что я смогу увидеть больше без каких-либо головорезов, выскакивающих из-за дерева и удивляющих меня. Эти существа ведут ночной образ жизни. И во-вторых, потому что возвращение к Девану поможет избавиться от некоторой части его остаточного разочарования по отношению ко мне.

Три? Свежий взгляд, не принадлежащий жнецу.

На этот раз я еду к пристани. В последнее время я слишком много времени провожу на пассажирском сиденье. Даже если это просто управление транспортным средством, необходимо вернуть немного контроля, если я собираюсь продолжать двигаться вперед.

— Не могу поверить, что ты пришла сюда одна, — бормотал Деван, когда мы приближались к заброшенным докам. — Это место — беспорядок.

— Это не хуже, чем все, что мы видели раньше, — отвечаю я, не сводя взгляда с выбоин на дороге впереди.

— Хорошо, что Кимми об этом не знает.

— Почему? — я посмеиваюсь. — Боишься, что твоя девушка не позволит тебе приехать сюда поиграть? Не те дети на детской площадке?

— Она будет волноваться напрасно, — тяжесть его тона подсказывает мне, что в последнее время он делал то же самое для меня.

— Я знаю, я знаю, — говорю я, не нуждаясь в подсказках. — Я плохой напарник и ужасная подруга.

Деван поднимает руку как щит. — Твои слова, а не мои.

Я останавливаюсь вокруг того же места, где вчера вечером припарковался Габриэль, но это место выглядит ничуть не лучше, учитывая слабый солнечный свет, пробивающийся сквозь тошнотворные, туманные облака над головой. Прежде чем отправиться к самому «Марки», мы осматриваем окрестности в поисках каких-либо подсказок. Учитывая количество людей, пришедших сюда вчера вечером, обязательно что-то будет.

— Итак, люди, которых я видела, вошли в здание с обеих сторон, но самая большая группа пришла оттуда, — мы осторожно пробираемся, чтобы проследить путь плохих парней. Ощущаются легкие следы, ведущие к следам шин.

— Люди здесь явно не заботятся о том, чтобы их заметили, — я приседаю, чтобы изучить след. — Они не делают ничего, чтобы замести следы.

— Мы проверим и противоположное направление, — Деван вынимает телефон и открывает камеру, делая фотографии следов. — Ты делаешь заметки.

Я киваю и лезу в карман куртки за блокнотом. Мой сотовый вибрирует, и взгляд на экран показывает имя Тейни. Пока игнорируя это, мы с Деваном начинаем приближаться к зданию, где состоялась сделка.

— Было несколько групп, но, кажется, главный был крупный лысый мужчина, — напоминаю я ему, пока мы идем.

— Ты никогда его раньше не видела?

Мой кишечник дает один сдвиг, а затем успокаивается. — У него одно из тех лиц, которые хочется забыть, но что-то в нем мне запомнилось. Как будто у меня в лапе заноза.

— Тогда не поэтому ты сегодня такая странная.

Я покосилась на него. — Я не вела себя странно, — я вела себя совершенно странно. Он прав.

— Ты извинилась и очень мила, — поправляет Деван. — Да. Ты ведешь себя странно. Мягче, чем обычно. Что-то растопило тебя, и я не говорю, что это плохо. Я просто хочу знать, что ты собираешься выполнять эту работу. Со мной.

Я хочу его поправить, но что-то мешает мне говорить. Он снова прав. Будь я проклята, если скажу ему причину, тем более, что причина заставляет меня сильно дрожать. Кожу на затылке покалывает тонкие волоски, стоящие по стойке смирно. Я делаю паузу, внимательно оглядываюсь вокруг и никого не вижу. Почему тогда мне кажется, что на меня смотрят?

У Девана должно быть такое же ощущение, и краем глаза я наблюдаю, как он кладет руку на свой «глок» и жестом просит меня замолчать.

Мы уже подходим к входу в «Доки на Марки», когда оба замечаем брызги крови в грязи. И я чуть не выпрыгнула из кожи, когда мой телефон разразился еще одним веселым звонком, уведомляя о том, что у меня есть сообщение.

— К черту все это, — шиплю я.

Деван сосет губу и говорит: — Выключи эту чертову штуку, если не хочешь, чтобы нас убили, Л. Мы не знаем, кто еще может быть здесь.

Я хватаюсь за телефон. — Это Тейни, извини.

— Ну, скажи ей, что я поздоровался, но позже.

Это не похоже на Девана, когда он бледнеет, но он такой бескровный и с гусиным ртом, каким я его когда-либо видела, глядя на брызги крови.

Я собираюсь напечатать сообщение, сообщающее Тейни, что я чертовски занята, когда Деван хватает меня и толкает перед собой. Держит меня так, что мой взгляд падает на туфлю, лежащую в грязи. Но это не та обувь, которую он хочет мне показать.

Это тело, изрезанное и спрятанное в тени, его глаза все еще широко раскрыты от страха, а на ранах запеклась темная кровь.

ДЕВЯТНАДЦАТЬ

Габриэль

Антони смотрит на меня, его губы поджаты, как будто он сосал лимон, и ему это даже в какой-то степени понравилось. Думаю, это его нормальное выражение лица, подавляющее стон из-за того, что его включили в это собрание.

Он всего лишь ублюдок, и ему нравится быть таким, нравится знать, что никто его не выдержит. Ему доставляет болезненное удовольствие досадить людям, пока он в хороших отношениях с Бродериком.

Я не уверен, почему он должен быть здесь для этого, в офисе моего босса, но Антони всегда любит быть доступным.

Ненавидит, когда его оставляют в стороне.

Бродерик Стивенс говорит по громкой связи, заявляя, что в последнюю минуту произошла чрезвычайная ситуация, из-за которой он не смог присутствовать в офисе. Есть только я, Антони и пара головорезов, которых зовут Брюзер и Ховард.

Лично мне всегда больше всего нравился Говард.

Он мало говорит и всегда смотрит на Брюзера, который похож на одурманенного Боба Росса, с оттенком смешанного отвращения и тоски. Это восхитительно.

— Дай мне посмотреть, правильно ли я понимаю ситуацию, — напевает Бродерик. — Ты говоришь, что «Доки на Марки» снова работают, Габриэль?

Ухмылка Антони становится глубже, когда Бродерик произносит мое имя.

Я постукиваю ногой по плитке, чтобы Антони точно понял, что я чувствую по поводу его присутствия здесь. Он улыбается в ответ, хотя его губы все еще сморщены.

— Именно это я и говорю, — отвечаю я.

— Ты уверен, что это не ошибка? — спрашивает Антони.

Он на днях попросит нож между ребер. — Я не совершаю таких ошибок.

Золотой дневной свет просачивается сквозь закрытые жалюзи в офисе, и, судя по тишине на другом конце телефона, мой босс недоволен тем, что я нашел вчера вечером в «Доки на Марки».

Я не разговаривал с Лейлой с тех пор, как мы расстались вчера вечером, но мои мысли возвращаются к ней снова и снова.

Она сейчас на подобной встрече?

Она разговаривает со своим боссом о загадочном лысом мужчине?

Она держит в секрете наш секс на сцене?

С трудом сглатывая комок в горле, я сосредотачиваюсь на Антони, пока мы ждем ответа Бродерика.

Я слишком много раз думал о том, чтобы найти Лейлу и сообщить ей, куда именно я планировал пойти сегодня и кого мне нужно было предупредить о том, что мы нашли прошлой ночью. Как бы она ни злилась на меня, ей не понравится слушать, как я говорю о Бродерике или Синдикате.

Этот доверительный бизнес должен помочь нам получить ответы, и вместо того, чтобы мы оба говорили об одном и том же, я мог бы также поделиться. Я мог бы быть здесь более крупным человеком.

Не мой обычный стиль, но я попробовал.

Я отправил ей несколько коротких сообщений час назад, прежде чем выйти из квартиры.

— Все это не является хорошей новостью, — говорит Бродерик в конце концов. — Сколько их там было?