«А теперь, ирод, жди, когда салон весь заполнится», – приказал вдруг злой голос Галки.

«Да, жду я, Гал, жду!» – стал по привычке оправдываться Виталя. Он дождался, когда вода взяла его в душный, холодный плен, и без проблем, рыбкой, вынырнул в открытое боковое окно.

Плавал он хорошо. Как рыба в воде плавал Виталя Гранкин. Особенно под водой. Грудь, правда, немного побаливала от удара о руль, но это было такой ерундой!

Ерундой было и то, что берег оказался далековато, а течение сильновато.

Зато вода была тёплая. Такой тёплой она бывает только в июле.

Течение отнесло его далеко, почти за город. Виталя выбрался на покатый берег, плюхнулся на песок, и долго лежал, хватая ртом воздух и пытаясь восстановить дыхание. Не то, чтобы у него не осталось сил, нет – если понадобилось бы, он проплыл ещё столько же, просто нужно было привыкнуть, что жизнь продолжается.

Полежав, он встал, вышел на дорогу, и поймал такси, пообещав доплатить таксисту, за испачканный мокрой одеждой салон.

Дома его встретил радостный лай. Виталя открыл ключом дверь и недоуменно уставился на чёрного лохматого пса. Пёс размахивал лохматым хвостом и всем своим видом показывал, что очень рад видеть Виталю.

– Слушай, я тут Джерри с собой прихватил. Ты не против? – Из кухни вышел профессор, вытирая вафельным полотенцем руки. – У-у-у-у! – осмотрел он Гранкина с головы до ног. – День, я вижу, прожит не зря. Как успехи, сыщик?

– Вань, я утопил Проходимца, – Виталя по стенке сполз вниз и уселся на пол. Джерри с удовольствием принялся лизать его мокрые джинсы.

– Да ну?! – удивился профессор. – И как тебе это удалось?

– С моста улетел в реку, – Виталя горестно обхватил руками лысую голову. – В меня стреляли, Вань! Здорово, что Проходимец оказался бронированным. Это меня спасло.

– Эх, жаль, не показал тебе там один рычажок! Если бы ты его дёрнул, то поплыл бы по речке, как на теплоходе. Ладно, не грусти, главное жив остался. Чёрт с ним, с Проходимцем! По большому счёту, это всего лишь груда железа. Скажи лучше, куда волосы дел?

– Сбрил, – Виталя поднялся и поплёлся на кухню. Иван Терентьевич с Джерри последовали за ним.

– И хорошо, что сбрил, и хорошо, что утопил, – бормотал профессор.

С палаткой в центре кухня казалась тесной, но очень уютной. Пахло жареным мясом, свежезаваренным чаем, и ещё чем-то, чем пахнет только в деревенских домах.

– А я на балконе мангальчик из кирпичей соорудил, и шашлыки пожарил, будешь? А ещё я самовар согрел, посуду помыл, и вино из одуванов в кастрюле бродить поставил. Вот только с лимонами тебя накололи, Вить. Ты где их брал, лимоны-то? В киоске у соседнего дома? Фальшивые оказались лимоны! Ну, я им дал, торгашам! Пошёл и пригрозил торгинспекцией. Они мне живо два фальшивых на килограмм настоящих бесплатно обменяли.

– Обменяли? – вяло удивился Виталя и присел на краешек табуретки.

– Да, а что? Зачем людей так дурить? Они думают, раз мужик один, без бабы продукты покупает, так он в них ни черта не соображает?! Ну, я им да-ал! А ещё к тебе тут парень заходил, Кирилл, звал на следующей неделе нас на рыбалку. Я сказал, что на следующей неделе я не могу, потому что в экспедицию уезжаю, а на этой – распожалуйста! Ты как? У тебя не появилось аллергии на воду? Ха-ха-ха! – рассмеялся своей шутке профессор.

– На этой неделе я не смогу, – промямлил Виталя.

– Я почему-то так и подумал. Кирилл всё хотел дочку твою посмотреть, а я сказал твоему другу, что твоё семейство в деревню укатило, воздухом подышать. Мы тут с ним чайку попили с вареньем, потом Сева к нам присоединился со своим Чарли.

– Какой ещё Сева? С каким ещё Чарли?

– Да сосед твой сверху со своею собакой.

– Барин?! Он пил здесь чай?!

– Почему барин? Нормальный мужик! У него какое-то мебельное производство своё. Представляешь, всё у него есть – деньги, квартира, загородный дом, жена-красавица, собака. А несчастный!

– Это ещё почему? – Витале было холодно в мокрой одежде, его заколотил мелкий озноб, но ответ на вопрос, отчего так несчастен «барин», был искренне ему интересен.

– Так сам подумай! Конкуренты его ненавидят, пакости строят. Жена неожиданно от него ушла. Свалила одним прекрасным утром в неизвестном направлении, не оставив даже записки. А собака у него всё время чешется! Он блох ей с утра до вечера травит, а она всё равно чешется!

– У неё аллергический дерматит.

– У кого? У жены?

– У собаки! – Виталя встал и, постукивая зубами, пошёл в ванную греться и переодеваться.

– А откуда ты знаешь, Вить? – удивился Иван Терентьевич.

– Знаю! В душе я, Вань, ветеринар, поэтому знаю.

– Мойся, грейся, переодевайся и за стол! – крикнул профессор. – Будешь мне всё рассказывать, а я буду тебя лечить!

Из ванны Виталя вышел, закутавшись в длинный махровый халат. Когда-то, в начале семейной жизни, Галка купила ему этот халат, но Виталя так ни разу его и не одел – что ж это за мужик в халате? Теперь халат показался ему символом уюта и счастливого домашнего бытия, как и самовар, только вместо Галки за столом сидел лысый профессор, у ног которого крутилась собака в надежде получить кусок шашлыка.

Иван Терентьевич не преувеличил, он действительно сложил на балконе из кирпичей мангал и пожарил самые настоящие шашлыки.

– Садись, ешь, пей и рассказывай. Особенно пей, – он придвинул Витале рюмку с водкой, – и непременно рассказывай. У тебя вид человека, которому необходимо поделиться своими проблемами.

– Да?! – Виталя влил в себя водку. Стало теплее, стало лучше, и знакомый комок подступил к горлу.

– Точно тебе говорю. Две лысых башки, одна из которых – профессорская, могут что-нибудь да придумать! – Иван Терентьевич тоже опрокинул рюмочку и впился зубами в дымящееся мясо.

– Вань, я нарыл что-то такое, за что меня захотели убить.

– Это я понял, сыщик. Ешь шашлык, ешь, без мяса мозг не работает, это я тебе как лауреат говорю.

– Мне Крылов встречу в гостинице назначил. Я приехал, а в меня прямо на стоянке стали стрелять. Хорошо, что я не успел выйти из Проходимца.

– Ха! Представляю, как кто-то расстроился! Палить из пистолета по Проходимцу – гнилое дело!

– В общем, я стал уходить, но мне сели на хвост. На Горбатом мосту какой-то микроавтобус попытался прижать меня к ограждению. Я хотел ударить его бортом, но манёвр не удался, он ушёл от удара и сам поддал мне под зад. Наверное, Вань, я хреновый водитель. Я пролетел через встречную, пробил ограждение и... улетел в воду. Всё. Проходимца больше нет.

– Да фиг с ним, – отмахнулся Иван Терентьевич, – у него всё равно в системе зажигания косяк был. У тебя есть мысли, кто тебя так прессует?

– Пока нет. Пока нет. Но я хожу где-то рядом. Раз меня хотят грохнуть, значит, я в шаге от разгадки, понимаешь?! Крылов чего-то очень боится. Он собирался рассказать мне что-то очень важное, но ... не успел. Я думаю, его уже нет в живых.

Профессор громко присвистнул.

– Я даже в этом уверен, Вань. Я звоню ему ежесекундно, но он не берёт трубку. А ещё...

– Ну?! – Иван Терентьевич встал и, прихрамывая, заходил по кухне вокруг палатки.

– У Крылова была любовница. Хозяйка небольшой парикмахерской. Её убили сегодня днём, практически на моих глазах. Застрелили через открытое окно из пистолета с глушителем. Перед этим у неё был какой-то серьёзный, почти скандальный разговор с Крыловым. Я хотел расспросить её, она что-то знала, но не успел! Кто-то как будто специально не допустил моего разговора с ней! Вот, Вань, смотри, мой мобильник вроде бы с водозащитой, я сделал снимки. – Виталя достал телефон, пощёлкал нужными кнопками, и на экранчике возникла жуткая картинка со скрюченной на полу Яной Геннадьевной.

Профессор навис над телефоном, как внимательный коршун.

Крупный план, дальний, лужа крови, открытое окно, опять крупный план, самый крупный – только лицо и шея.