– Не знаю, – Виталя пожал плечами. – Правильные бабы любовников не заводят.

Перова ухмыльнулась, потеребила сумочку – видимо, лежащие там сигареты сильно беспокоили её, – и продолжила рассказ.

– У Адки стали появляться вещи, совершенно не вписывающиеся в её скромный быт. Когда родители умерли, они с Андреем переехали со съёмной квартиры в коттедж и жили, пользуясь обстановкой и вещами родительского дома. Сами они особо никогда не шиковали, одевались скромно, ездили на «восьмёрке». А тут вдруг ... Например то вечернее платье, в котором её нашли, стоит не меньше тысячи долларов. Это мужу она может вешать лапшу про распродажи, а я в тряпках понимаю. И потом... кулончик у неё появился. Очень интересный золотой кулончик с рубином. Сразу видно, не ширпотреб, а единичная, ручная работа очень хорошего мастера. Я в украшениях тоже хорошо разбираюсь. Я когда у Адки спросила, откуда он у неё, она улыбнулась, прижала палец к губам и сказала:

– Не выдавай меня. Я Андрею сказала, что это хорошего качества бижутерия. Тебе я потом расскажу, откуда он у меня.

В общем, совершенно точно Адка завела любовника. Окончательно я убедилось в этом, когда один раз неожиданно к ней приехала.

– Вы видели его?

– Нет! В том-то и дело, что нет. Я видела отъезжающую от наших ворот машину. «Порше»! Таких навороченных тачек в коттеджном посёлке, где живут профессора и их семьи, не наблюдается. И не потому, что денег у них не хватает, а потому, что имидж у тачки ... как бы это сказать, ну, в общем, это машина плейбоев, а не учёных. Дело было поздно вечером, я заехала без звонка, хотела порыться в семейных альбомах, отобрать себе фотографию отца, чтобы сделать портрет. Адка открыла мне дверь наспех одетая. Халатик поверх пеньюара. Но при этом при полном параде – макияж, причёска. Я спросила: «У тебя были гости?» Она: «С чего ты взяла?» Я говорю: «Клёвенькая машинка только что отъехала от ворот!» Адка сделала удивлённое лицо. Нет, говорит, у меня никаких гостей, я уже спать собралась. Спать! С накрашенными ресницами! Андрей у неё частенько приходит под утро. Его агентство два раза в месяц выпускает рекламный журнал, Андрей главный редактор, перед выпуском там запарки, ночная вёрстка. В общем...

– Ну вот, а говорили, что между вами не было тайн.

– Так именно про это она и хотела мне рассказать на следующий день после своего вечернего звонка, но... погибла. Я уверена, её убили. Наверное, к этому причастен её любовник!

– И это он каким-то образом пробирается в ваш дом и зачем-то пытается убить и вас? Так?!

– Это вы мне должны сказать так ли это.

– Ага, за миллион баксов, – кивнул Виталя и записал на рецепте крупными буквами: «Любовник». – И зачем ему убивать сначала вашу сестру, а потом вас?

– Это вы мне должны сказать зачем. За миллион баксов. Повторяю, не думайте, что для меня это ерундовая сумма. Муж убьёт меня, когда узнает, сколько денег я отвалила, чтобы докопаться до истины. Давайте договоримся, я даю вам сейчас десять тысяч долларов на текущие расходы. – Она раскрыла свою миниатюрную сумочку и как фокусник, который вытаскивает из спичечного коробка жирного кролика, выудила оттуда толстую пачку банкнот. – Остальное вы получите, когда назовёте мне имя убийцы и предоставите доказательства его вины. Вот здесь, – она протянула бумажку, – все необходимые вам телефоны и адреса. А это – фотография Ады. – Она протянула снимок почему-то тыльной стороной. – Со мной будете связываться вот по этому телефону, – она ткнула пальцем в бумажку. – Как позвонить вам?

– Мне?

– Да! Ваш мобильный?

У Гранкина отродясь не водилось мобильного.

– А-э-э... звоните вот по этому, – он постучал пальцем по аппарату, стоявшему на столе, назвал номер и очень кстати припомнил вдруг новое слово: – Переадресация! Звоните сюда и вы всегда на меня попадёте.

– Отлично. Ну, значит, по рукам? – Она протянула ему узкую руку, унизанную колечками.

Что он должен сделать с рукой? Пожать? Виталя снова почувствовал, что вспотел, а к щекам приливает краска.

– По рукам, – пробормотал он, убирая деньги во внутренний карман. Узкая ладошка укоризненно висела в воздухе. Виталя поймал её потной рукой и быстренько, вскользь, приложился к ней губами.

– Говорила же я, что вы милый, – улыбнулась Эльза, сама справилась с замком и выскользнула за дверь, оставив за собой едва уловимый запах хороших духов.

Странно, пока она здесь сидела, Виталя не чувствовал никакого аромата. Как только она исчезла, запах появился, напоминая своей сложной, стройной, красивой гаммой о больших, нереальных деньгах.

Виталя вытащил пачку денег из внутреннего кармана, поднёс её к носу и понюхал отрывисто, как собака, которая ищет след. Запах исходил от денег – сложный, стройный, красивый, если можно так сказать о запахе.

Кажется, именно так пахло то письмецо, которое он сначала пожевал, а потом сжёг в своём подъезде под лестницей.

Кажется, именно так.

– донеслось из переплётного цеха чуть более весело, чем этого требовал текст.

Виталя сел за стол и пересчитал деньги. Десять тысяч долларов. Тютелька в тютельку. Как с куста, сказал бы Кирюха.

Это ж какие деньжища загребал тот тип, который сидел тут до него, если за одно только дело можно срубить миллион баксов?! Виталя вскочил и начал ходить по комнате, словно животное, которому необходимо подвигаться, но мешает ограниченное пространство.

С чего начать расследование? Он схватил бумажку с телефонами и адресами. Цифры, цифры, названия улиц, имена, фамилии тех, с кем можно поговорить. И пометки – подруга, муж, сосед, коллега...

С чего начать? Он будильник-то дома найти не может! Правда, никто за это не предлагал ему миллион долларов...

Виталя взял со стола фотографию и стал рассматривать. Дамочка, которая уставилась на него со снимка в упор, была рыжая, дерзкая, и совсем не похожа на ту, которая назвала себя Эльзой Львовной Перовой. Нет, черты лица, конечно, одни – высокий лоб, тонкий нос – не длиннее, не короче, чем надо, чтобы быть безусловной красавицей; подбородок – такой, который позволяет говорить об изяществе и породе; овал лица – Наталья Гончарова, не меньше; щеки, правда, чуть впалые, но это только придаёт лицу шарм и изысканность; глаза... Вот глаза были тем, что коренным образом делало Аду непохожей на сестру-близнеца. Глаза и причёска.

У Эльзы были весёлые, голубые глаза и копна белокурых кудрей. Ада смотрела на мир жёсткими тёмно-карими глазами и имела гладкую ярко-рыжую стрижку со странной, вызывающе ассиметричной чёлкой. Несколько прядей в этой чёлке были выкрашены в почти белый свет. Зачем городить на голове такой частокол из ассиметрии и цвета, Виталя не понимал. Вот Галка... Галка носила на затылке простой лаконичный хвостик, мыла волосы отваром крапивы и никогда их не красила...

Ада Львовна была не похожа на женщину, которая не имеет тайн. Она была похожа на женщину, которая не прочь бросить к своим ногам весь мир, и которая ради этого готова на всё. Ну, или почти на всё.

Гранкин вздохнул и отложил фотографию. Он, конечно, плохой физиономист, и психолог хреновый, но что-то ему говорит, что от таких дамочек, как эта Крылова, нужно держаться подальше.

С чего начать путь к миллиону?

Пожалуй, любое новое начинание нужно как-то обозвать для начала. Он теперь детектив и название «Тузик» на двери неуместно. Виталя встал и снял табличку с двери, благо, она просто болталась на верёвочке. Варианты названий зароились в голове как мухи, но все они никуда не годились Наконец, мелькнула какая-то ассоциация и Виталя вывел чёрным маркером с обратной стороны таблички – «Орхидея». Отлично! Оригинально, красиво, неглупо. Креативно, как теперь принято говорить. Конечно, он не повесит сразу табличку этой стороной, будет скрывать пока свои детективные делишки под «Ветеринарной клиникой „Тузик“. Но... может быть потом, если всё получится, он возьмёт лицензию, получит разрешение на ношение оружия... Виталя чуть пониже названия нарисовал на табличке орхидею так, как он её себе представлял – с изогнутыми, как ручки кувшина, лепестками и длинным стеблем.