Из купе я предпочел не выходить. Оно весьма просторное и удобное, что не стало для меня неожиданностью: штабные броневагоны разрабатывались именно с учетом необходимости комфорта для работы командного состава. На столе дымился чай в стаканах с серебряными подстаканниками — хоть что-то в системе не изменилось за сотни лет. Правда, подстаканники не латунные, но всё-таки традиция. Открывается дверь купе, входит Сандро, он уже скинул верхнюю одежду и сейчас в морской форме с погонами капраза. Глаза его как-то подозрительно блестят. Я поднимаюсь и сразу оказываюсь в его крепких объятиях.

— Сашка, сволочь! Как ты мог так со мной поступить? — нервно шепчет Академик. — Нам же державу из помойной ямы вытаскивать, а ты меня чуть ли на произвол судьбы не бросил!

Говорить ему, что проспанный заговор, в принципе, прокол его безопасников я сейчас не буду. Михаил Николаевич сейчас на эмоциях, ничего, он таким бывает, а потом снова становится жестким и крутым, но пока что…

— Давай-ка, за встречу. — предлагаю я, тем более что в небольшом баре есть всё, что надо для такого случая — я имею в виду, выпить. Коньяк, виски, водка, вино, даже ликёр — на любой вкус. Ёмкости небольшие. Но он и не предназначен для попоек — это, скорее для того, чтобы немного расслабиться. Академик криво улыбается. Этот разговор необходим нам обоим.

^{(вот так оно выглядело в конце девятнадцатого века)}

Но сначала — всё-таки надо это дело обмыть, а то как-то не по-русски получится. Синхронно мы выбираем водку. Эту не называют «Менделеевкой», она покрепче будет, где-то на уровне первака, может, чуток не дотягивает, но очищена и пьется легко. «Казенное вино» — значится на этикетке. Крепость — сорок градусов? Не может быть, мне кажется, что больше. 1/100 ведра. Ексель-моксель! Приехали! Хренасе вводить единую систему мер и весов, если винокур Дягилев считает всё по-своему и ему государев указ не указ? Из закусок на столике кто-то заботливо поставил небольшие аккуратные бутербродики и две плошки с красной и черной икрой. Ага! Вот и заботливо поджаренный хлебушек, а тут и масленица расположилась, в которой жиром блестит кусочек вологодского масла. Выпили, закусили. Я — чёрной икрой, Сандро — красной. Не знаю почему, но Академик всегда предпочитал красную икру чёрной, правда, и то и другое в нашу бытность в ИНОМ времени слишком редко попадало на стол, но тут мы этими деликатесами тоже не объедаемся. Блюдем себя, так сказать. Скромность украшает государя, наверное…

— Саша, скажи, как себя чувствуешь? Какие у тебя планы на жизнь? — Ну вот, Академик и перешёл к главному вопросу, ради которого тут появился.

Я тяжело вздыхаю.

— Я устал… я очень устал, Михал Николаич (при интимных посиделках за чашкой русской водки я называл своего Учителя и Академика именно так). Я чертовски устал… если честно.

— Ага! Я устал, я ухожу! Так, Саша? — в ответ пожимаю плечами.

— Не прокатит, Ученичёк ты мой любезный! Тебе что, лавры старца Фёдора Кузьмича покоя не дают[40]?

— Михал Николаич, не передёргивай… понимаешь, я за время заключения столько передумал. Я историю государства Российского писать начал! Ты знаешь, какие документы я нарыл в архиве Романовых! Это же совершенно другой взгляд на историю, это снос всех мифов, это такой рывок в науке! А остатки библиотеки Ивана Грозного! Там же остались летописи до их коррекции! Понимаешь! Это полный разгром что норманистов, что антинорманистов! Я только сейчас понял, почему эту библиотеку Романовы объявили пропавшей! Там такие документы, что становится ясно, почему эта семейка пришла к власти. И выглядят они в свете этих документов… не очень, скажем так, весьма не очень…

— Саша, успокойся! Я тебя понимаю. Думаешь, имея доступ к архивам адмиралтейства у меня руки не чешутся опубликовать материалы по созданию русского флота? Там не на одну диссертацию материал. И всё это потеряно во время Гражданской и двух революций. Но, ты не забыл, что мы хотели тут сделать? Напомнить? Японская! Империалистическая! Гражданская! Великая Отечественная! Всё бросить и засесть за научные труды? У тебя есть шанс изменить историю! Резка ее изменить! И что? Дашь назад? Сдашься?

Наступила пауза, я молчал, ибо сказать мне было нечего. Упреки Академика были справедливыми. Более чем. Но как же меня всё это достало! Волей случая я оказался в ЭТОМ времени и еще более именно фатум привёл меня на вершину власти. Но я не был к этому готов! Ни тогда, ни сейчас! Я терпеть не мог брать на себя ответственность, а тем более, перекладывать ее на плечи других. А именно перераспределение ответственности среди соратников — самая сложная работа руководителя любого уровня. Делаю еще одну попытку.

— Михал Николаич, моё возвращение — это же ворох проблем для государства. Это казус белли, тут надо с лимонниками войну начинать, а ты новый флот строить не начал, только в планах. Страна не готова к новым военным потрясениям! А еще…

— Стоп! Саша, послушай-ка меня! Ты нам нужен! Особенно сейчас! Мне нужна легитимная власть, иначе ничего не выйдет. Сейчас моя власть держится не авторитете помазанника Божьего, а на силе армейских штыков и флотских пушек. А мне для успеха проведения жизненно важных реформ необходимо, чтобы авторитет власти оказался непререкаем! И никаких вариантов, чтобы подвергнуть ее сомнению. И без тебя, твоей воли — это невозможно! Второе — это твой авторитет среди аристократии, с которой ты умеешь находить общий язык. Третье — нас тут только трое! Ты понимаешь, что разбрасываться таким ресурсом, как твои знания и возможности — просто глупо. Я понимаю, стресс, состояние здоровья. Это мой косяк, что упустили такой заговор. Но предательство пробралось даже в службу безопасности. Крыс мы вычислили и вычистили. Пойми! Я тебе должен, много должен! Но ты действительно должен вернуться.

Наливаю. Выпили. Молчу. Сандро продолжил:

— А с англичанами, уверен, что они будут открещиваться от всего — мол, частная инициатива неизвестных лиц и мы тут не при чём. Наёмники, которых могли набрать в любом порту по фунту стерлингов за пучок. Правда, в таком случае, мы будем судить твоих тюремщиков как пиратов и всех повесим — их уже доставили в Архангельск. Там военный суд с ними и разберется. Кстати, знаешь. что у нас в законах даже понятия «пиратство» нет? Есть разбой, вооруженное ограбление, а пиратство — такого нет.

— Михал Николаич к чему всё это?

— Извини, волнуюсь, заговариваюсь, нервничаю.

— Что? Не отцепишься от меня? Как клещ вцепился, как тогда, когда предложил мне писать работу под твоим руководством. Старый хрыч, хватку не потерял… Сандро кривовато улыбнулся.

— Ещё по одной?

Хорошо, что серебряные стаканчики, из которых мы водку трескали, небольшие, грамм на пятьдесят, не более. Но от такого предложения отказываться не стоит. Бутербродик с балыком проскочил за водкой на ура. Интересно, пью и не в одном глазу, не хмелею, не берёт сегодня благословенная! Мозги пока слишком заняты, не могу позволить себе расслабиться.

— И что ты предлагаешь?

Не могу сказать, что предложение Сандро мне понравилось, но согласиться пришлось. В мелочах я, конечно, посопротивлялся. Но Академик-то прав. Его власть должна не подвергаться сомнению. Ни у кого. Он ведь далеко не самый старший из «моих» сыновей. Вот только братья у него оказались не столь амбициозными, почти все. И ещё Ольга. Вот одна из главных проблем. Выдержит ли? Сердечко у неё слабое, я это помню. Поэтому она сейчас и пребывает на Кавказе, там и воздух, и воды, и вино, и питание, и очень гостеприимные люди, и лично преданные семье джигиты. Общество Ольге Фёдоровне там гарантировано, хотя, мне говорили, что супруга моего тела находится в состоянии меланхолии. Особенно после встречи с Николаем. Увы…

А потом я вынужден был напялить на себя мундир генерал-фельдмаршала со всеми наградами и регалиями, положенными императору.