Когда я приехала, больница Святой Марии была переполнена, и мне пришлось добрых десять минут кружить по парковке, прежде чем я нашла свободное место. Заняв одно из них, я поспешила внутрь.

— Мама!

Лео вскочил, когда я вошла в детское отделение, и обхватил меня своими маленькими ручками, насколько они могли дотянуться, а это было не так уж много. Я прижалась лицом к его шелковистой макушке и вдохнула. Ох, вот и оно. Частичка хорошего.

— Как ты тут поживаешь?

— Хорошо! Вчера zio и zia принесли мне геймпад!

Мои глаза сузились при виде блестящей новой техники на кровати.

— Правда?

Лео с энтузиазмом кивнул.

— Можно мне оставить его?

Я пригладила его волосы.

— Конечно, можно, только не играй все время, ладно? Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, прекрасно. – Он забрался обратно в постель и посмотрел на пакет в моей руке. — Что ты принесла мне поесть?

— Спагетти с фрикадельками.

Он поднял кулак в воздух.

— Да! А можно мы поделимся с Чарли?

Лео мотнул головой в сторону маленького мальчика, лежащего на соседней кровати. У него была выбритая голова и тусклые глаза больного раком.

— Конечно, можем, если его медсестра разрешит и ему нравится.

— Ему понравится, ты же лучший повар в мире, – сказал Лео совершенно искренне.

Я устроилась на стуле рядом с ним, широко улыбаясь. Мне следовало бы больше беспокоиться о том, что Николай объявится здесь и узнает правду, но я просто не могла найти в себе сил. Возможно, это было выгорание от стресса. Я больше не была способна испытывать страх, как нормальные люди.

Или, может быть, несмотря ни на что, ты все еще доверяешь ему.

Если это было правдой, я не знала, что это говорило обо мне.

Я пробыла в больнице столько, сколько могла, и ушла только тогда, когда Лео уже был готов ко сну, а медсестры начали бросать на меня косые взгляды. Я отправилась домой, размышляя о доноре. Врач сообщила мне, что пока анализы выглядят хорошо, но самые важные результаты будут получены через несколько дней.

Я подъехала к своему дому и остановила машину. Уже стемнело, и, когда я открыла дверь, то услышала шум океана. Внутри я включила свет и избавилась от пальто и ботинок, после чего оставила сумочку на стойке и взяла телефон. Прежде чем подняться наверх, я проверила все замки. Задняя дверь заставила меня замереть ненадолго. Неужели прошло всего несколько дней с той ночи, когда я вбежала сюда, ожидая, что Николай набросится на меня, как кровожадный демон из Ада? Так и было. Слова Ренато подействовали на меня. Хотя он был прав. Я должна быть осторожна. Николай снова и снова говорил мне, что он не тот человек, которого я знала. Учитывая, насколько опасным был Николай из моих воспоминаний, это была отрезвляющая мысль.

Я направилась наверх. Пока шла по коридору, я слышала, как гуляла дверь в комнату Лео. Обычно я закрывала все двери в доме, так как малейший сквозняк заставлял их хлопать.

Я подошла, чтобы закрыть ее, и поняла, что внутри горит свет. Тогда я медленно толкнула дверь, и мое сердце едва не выпрыгнуло из груди.

Прикроватный светильник был включен и отбрасывал тени на стены.

Николай сидел в кресле-качалке рядом с кроватью, держа в руках одну из игрушек Лео. Это был волк.

Он пригвоздил меня к месту своими серебристыми глазами, когда я вошла в комнату.

— Хочешь что-то рассказать мне, королева бала?

Глава 20

София

Николай сидел совершенно неподвижно. Одна татуированная рука гладила игрушку по голове. Это было обманчиво успокаивающее движение. Я чувствовала его угрозу и настороженность с другого конца комнаты.

В то время как часть меня, та, что всю жизнь боялась отца, сжалась от страха, другая часть – та, которая влюбилась в этого ужасного, сложного мужчину, почувствовала облегчение. С ложью было покончено. Кости брошены и дальше будь что будет. Я больше не могла это контролировать.

— Заходи, поговорим. – Его слова были тихой командой.

Когда я вошла в комнату, мне показалось, что я падаю с огромной высоты. Его глаза были прикованы к моим, и я не могла оторвать от них взгляда.

— Ну, рассказывай, – сказал он через мгновение, пока я тупо смотрела на него. — Это не ребенок Анджело и Кьяры в больнице, – сказал он. Его подсказка развязала мне язык.

— Нет, не их.

— А твой. Он твой. Ты не подумала упомянуть об этом?

— Когда? Когда ты затыкал мне рот, запирал в гробу, или охотился на меня в лесу?

От моего вызывающего тона одна бровь Николая насмешливо приподнялась.

— Полагаю, мне не следует придавать слишком большого значения твоим заверениям в честности. Продолжаешь лгать, lastochka? Какое разочарование.

От его мягкого цоканья языком я залилась краской.

— Я боялась своего отца.

Николай вздохнул.

— Что в этом нового?

Горький смех покинул меня.

— Не так. Я никогда не боялась Антонио так сильно.

Я повернулась и потянулась за фоторамкой на комоде. Их было немного. Оформление фотографий в рамки было еще одним из тех домашних дел, до которых у меня никогда не доходили руки.

Я крепко сжала фоторамку в руках и сократила расстояние между нами.

Николай откинул голову назад, чтобы держать меня в поле зрения, когда я нависла над ним, задевая ногами его колени.

Как и в прошлом, когда довериться этому непредсказуемому, опасному мужчине было все равно что прыгнуть с высокого утеса, без уверенности, что я доберусь до воды, я заколебалась на краю. Его серые глаза пристально смотрели в мои. Уверенные. Совсем как у его сына. В тот момент я приняла решение.

Мне надоело нести это бремя в одиночку.

С меня хватит.

Я протянула Николаю фотографию.

Он медленно переключил свое внимание на нее. Мое сердце колотилось так громко, что я почти ничего не слышала. Он наклонил голову, и его взгляд остановился на снимке.

На нем я держала Лео на коленях. Мы оба смеялись. Я смотрела на маленького мальчика, который изменил мою жизнь, а Лео смотрел в камеру. В свете того солнечного дня его глаза казались серебристыми.

Николай дернулся – непроизвольная реакция, подобная той, что бывает после внезапного удара. Он уставился на фотографию, а я – на него. Длинная, покрытая татуировками рука опустилась на стекло, и он провел длинным пальцем по изображению Лео.

Стоять над ним казалось неправильным. Мне нужно было быть ближе. Я опустилась перед ним на колени, чтобы иметь возможность заглянуть ему в лицо.

Его выражение было нечитаемым. Лишь подергивающийся мускул на челюсти выдавал, что он вообще жив.

— Если бы Антонио угрожал только тебе, я бы послала его к черту. Кому под силу уничтожить самого дьявола? Я бы написала тебе, навестила бы тебя. Никто не смог бы меня остановить.

Я глубоко вздохнула и потрясенно осознала, что плачу. Слезы свободно текли по моим щекам. Мой самый большой грех и самое ужасное сожаление вытащили на свет, и я не могла контролировать свои накопившиеся эмоции.

— Но Антонио угрожал не только тебе. Он угрожал ему, и я не могла рисковать… – я сделала еще один глубокий вдох, впервые произнося эти слова, — …нашим сыном.

Николай снова вздрогнул. Его глаза по-прежнему не отрывались от фотографии. Он медленно поднес руку к своему лицу и целенаправленно вытер под одним глазом. На стекло фоторамки упала слеза. Она была не моя, но от ее вида по моим щекам хлынул новый поток.

Я была так одинока. Ужасно одинока и боялась так долго. Из моей груди вырвался всхлип, прозвучавший в тишине между нами жалко и уродливо.

Рука Николая мягко коснулась моей щеки. Его палец вытер капающие слезы, но их стало только больше. Теперь я по-настоящему рыдала.

— Не плачь, София. Слезы не могут изменить прошлого. – Его голос был грубым. — Ничто не может.