— Я нашел место, которое ты еще не вытерла. Позволь мне.

Я провел пальцами вверх и вниз по ее расщелине, мимо тугой попки и вниз к ее киске. Она была соблазнительно мокрой. Я обхватил её сзади за шею, и ее голова оказалась на сгибе моей руки. Я осторожно тянул ее до тех пор, пока она не откинулась на мою руку, выгнув спину.

София сглотнула, уткнувшись мне в предплечье.

— Почему ты здесь? На этот раз закопаешь меня без гроба?

— Не подкидывай мне идей. Я пришел, чтобы поужинать с тобой.

Она застыла. Я явно удивил ее.

— Поужинать?

— Не волнуйся, я принес еду с собой.

— Я уже поела, – огрызнулась она, и все ее тело содрогнулось, когда я ввел в нее кончик пальца.

Черт, она была такой же тугой, как всегда. Неужели она действительно никому не позволяла быть внутри себя, пока меня не было? Я не знал, как к этому относиться. Это заставляло меня чувствовать то, к чему я не был готов.

— Лгунья. Пойдем. Я голоден. – Я с усилием вытащил из нее пальцы и шлепнул ее по заднице, прежде чем оставить одеваться. — Не заморачивайся с трусиками, если не хочешь, чтобы они порвались.

На кухне я открыл коробки с едой и стал ждать Софию. Она осторожно спустилась вниз, готовая убежать в любую секунду. Я осмотрел ее одежду. Платье-свитер беспощадного черного цвета.

— Что за наряд? Собралась на похороны?

— Я в трауре по своей жизни, – пробормотала она и опустилась на стул рядом со мной.

— Ты действительно не собираешься есть?

Ее глаза с тоской уставились на пад-тай. Я пододвинул к ней коробку.

— Набирайся сил. Они тебе понадобятся.

Она нахмурилась, но потянулась за палочками. Некоторое время мы ели в тишине.

— В тюрьме людям многого не хватает. В моем случае, это была настоящая еда… и ты.

Она замерла, ее глаза метнулись к моим. Я продолжал спокойно есть. Было забавно шокировать ее воспоминаниями о том, кем я был раньше. Хотя это не было ложью. Все части меня, в которых оставалось хоть что-то человеческое, принадлежали ей.

— Какой была еда? – Ее голос был тихим.

— Ты даже представить себе не можешь. Такой пищей ты не стала бы кормить животных. Это все, чем заключенные являются на самом деле, – звери, запертые в маленьких клетках, царапающие и кусающие друг друга, ожидающие своего шанса освободиться, чтобы сжечь мир.

— А ты?

Я кивнул.

— Я тоже.

Она сглотнула, ее горло судорожно сжалось. Это было прекрасно.

Я отодвинул тарелку, как только доел. Вся трапеза заняла пять минут. Еще одно наследие тюрьмы. Затем постучал пальцами по столу перед собой.

— Садись. Я хочу свой десерт.

— Николай, – начала она, но осеклась, когда я коснулся ее губ.

— Скажи мне правду и заставь меня поверить в нее. Пощады не будет, пока ты этого не сделаешь. Сядь передо мной сейчас же, я хочу съесть твою лживую киску.

— Я говорила тебе прошлой ночью... – начала она и запнулась, когда я покачал головой.

— Я не хочу слышать, почему ты пыталась бросить меня. Я хочу услышать, почему ты верила в своего отца больше, чем в меня. – Она никогда не любила меня так, как я любил ее. Это была единственная правда, которую я мог принять, поскольку мое поврежденное, израненное сердце уже верило в это так твердо, что все остальное казалось ложью. Мне нужно было услышать мрачную и самую болезненную правду. Я хотел услышать, как она это скажет. — А теперь сядь.

Ее дыхание сбилось, она встала и грациозно села на стол. Однако колени остались сведенными.

— Не глупи, София.

Я широко раздвинул ее колени. На ней не было трусиков, как было сказано. Я испытал прилив удовлетворения, увидев, что она подчинилась мне, даже сопротивляясь на каждом шагу. Я мог бы спорить с ней до конца своих дней и никогда не заскучать.

— Держись за колени и не сдвигай ноги, или я свяжу тебя.

Я не мог дождаться, когда снова почувствую ее вкус. После того, как я так долго был лишен ее, это было похоже на прорыв плотины. Пока я отрицал свои потребности, наказывал тело за неспособность защитить ее и чувствовал вину за то, что пятнаю ее память, дроча на сладкое совершенство в моем воображении, она была жива и здорова, и лгала мне. Вкус, который я чувствовал до этого, испарился слишком быстро. Мне нужны были недели, может быть, месяцы, чтобы вылизывать ее киску, погружаться в нее – чем бы она ни была занята в этот момент, – прежде чем острая потребность в ней исчезнет. А, возможно, она никогда не исчезнет. Время покажет.

Я наклонился и вдохнул, наполняя легкие ее сладким мускусным ароматом.

— Ты все еще влажная здесь. Тебе нужно научиться лучше вытираться после душа, – поддразнил я. — Мне научить тебя?

Она оперлась на локти, наклонив шею, чтобы наблюдать за тем, как я осыпаю ее бедра жесткими поцелуями и укусами, вызывая синяки. Я хотел, чтобы моя любовь оставила на ней след, как она оставила свой след на мне. Я лизнул длинную влажную полоску по её центру.

— Тебя нужно вытереть внутри и снаружи, – пробормотал я в ее кожу, прежде чем погрузить свой язык так глубоко, что мой нос дотронулся до ее клитора. Я трахал ее языком вот так, наслаждаясь вкусом ее полной капитуляции и желания. Она могла пытаться лгать мне, но я чувствовал ее возбуждение. София все еще хотела меня так же сильно, как я хотел ее. Может, она тоже была немного не в себе.

Я переместился ниже, протянув язык до ее попки.

— Не забудь и здесь вытереться. Все должно быть чистым и красивым.

Я прижался языком к узкой дырочке, и ее бедра оторвались от стола. Я положил руку ей на живот, чтобы удержать на месте, и продолжил свое исследование языком. Не было ни одной ее части, которой бы я не хотел владеть. Я хотел втереть свою сперму в каждую щель, вдавить отпечатки своих пальцев в каждый дюйм и сделать так, чтобы она никогда больше не забывала, кому принадлежит.

Точно так же, как мое тело никогда не могло забыть ее.

Я вернулся к ее клитору, как раз в тот момент, когда потянулся в сторону и взял один из причудливых ножей, которые принес с собой. Этот был запасным. Ее глаза расширились, когда она увидела его. Это был ее liccasapuni. Нож paranza corta с длинным тонким лезвием и широкой круглой рукояткой. Первое и единственное оружие, которым она когда-либо успешно ранила меня.

— Открой рот. – Мой голос был низким. Приказ не подлежал обсуждению.

Ее грудь поднималась и опускалась все быстрее и быстрее, но, несмотря на свой страх, а может, и благодаря ему, она подчинилась. Я провел лезвием вверх по ее телу, поворачивая его в руке так, чтобы держать острый конец, а затем поднес рукоятку к ее губам и ввел в рот.

Она заполнила его идеально.

— Намочи ее хорошенько для меня, королева бала. – Я трахал ее рот рукояткой несколько секунд, пока ее слюна не стала стекать по лезвию, а затем вытащил его.

Она с пристальным вниманием наблюдала, как я подношу нож к ее киске.

Рукоятка легко скользнула внутрь. Крепко сжав лезвие, я стал осторожно водить рукояткой внутри нее. Она была достаточно длинной, чтобы держать ее идеальную киску подальше от острых краев. Наклонившись, я обхватил губами клитор и стал ласкать его. Она вскрикнула, ее бедра ударились о мое лицо.

София быстро приблизилась к разрядке. Женщина на грани. Если она была честна со мной, то моя маленькая ласточка уже давно ни с кем не спала. Теперь же у нее никогда не будет шанса быть с кем-то другим, кроме меня.

Она взорвалась в моем рту потоком наслаждения. Ее соки были сладкими, как нектар. Я трахал ее рукояткой ножа все это время, пока она не выдохлась и не обмякла на столе.

Осторожно вытащив из нее нож, я сомкнул ее ноги и поднес рукоятку к её губам. Глаза Софии расширились, и на секунду я подумал, что она может отказаться. Затем она открыла рот, и я просунул рукоятку внутрь.

— Прибери за собой.